Владислав Ходасевич - Стихотворения
Из дневника
Должно быть, жизнь и хороша,Да что поймешь ты в ней, спешаМежду купелию и моргом,Когда мытарится душаТо отвращеньем, то восторгом?
Непостижимостей свинецВсё толще над мечтой понурой, —Вот и дуреешь наконец,Как любознательный кузнецНад просветительной брошюрой.
Пора не быть, а пребывать,Пора не бодрствовать, а спать,Как спит зародыш крутолобый,И мягкой вечностью опятьОбволокнуться, как утробой.
1–2 сентября 1925 MeudonПеред зеркалом
Nel mezzo del cammin di nostra vita.[3]
Я, я, я. Что за дикое слово!Неужели вон тот — это я?Разве мама любила такого,Желто-серого, полуседогоИ всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летомТанцевавший на дачных балах,—Это я, тот, кто каждым ответомЖелторотым внушает поэтамОтвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные спорыВсю мальчишечью вкладывал прыть,—Это я, тот же самый, которыйНа трагические разговорыНаучился молчать и шутить?
Впрочем, так и всегда на срединеРокового земного пути:От ничтожной причины — к причине,А глядишь — заплутался в пустыне,И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжкамиНа парижский чердак загнала.И Виргилия нет за плечами,—Только есть одиночество — в рамеГоворящего правду стекла.
18–23 июля 1924 ПарижОкна во двор
Несчастный дурак в колодце двораПричитает сегодня с утра,И лишнего нет у меня башмака,Чтобы бросить его в дурака.……………………………………Кастрюли, тарелки, пьянино гремят,Баюкают няньки крикливых ребят.С улыбкой сидит у окошка глухой,Зачарован своей тишиной.………………………………………Курносый актер перед пыльным трюмоЦелует портреты и пишет письмо,—И, честно гонясь за правдивой игрой,В шестнадцатый раз умирает герой.………………………………………Отец уж надел котелок и пальто,Но вернулся, бледный как труп:«Сейчас же отшлепать мальчишку за то,Что не любит луковый суп!»………………………………………Небритый старик, отодвинув кровать,Забивает старательно гвоздь,Но сегодня успеет ему помешатьИдущий по лестнице гость.………………………………………Рабочий лежит на постели в цветах.Очки на столе, медяки на глазах.Подвязана челюсть, к ладони ладонь.Сегодня в лед, а завтра в огонь.………………………………………Что верно, то верно! Нельзя же силкомДевчонку тащить на кровать!Ей нужно сначала стихи почитать,Потом угостить вином…………………………………………Вода запищала в стене глубоко:Должно быть, по трубам бежать нелегко,Всегда в тесноте и всегда в темноте,В такой темноте и в такой тесноте!
16–21 мая 1924 ПарижБедные рифмы
Всю неделю над мелкой поживойЗадыхаться, тощать и дрожать,По субботам с женой некрасивойНад бокалом, обнявшись, дремать,
В воскресенье на чахлую травуЕхать в поезде, плед разложить,И опять задремать, и забавуКаждый раз в этом всем находить,
И обратно тащить на квартируЭтот плед, и жену, и пиджак,И ни разу по пледу и мируКулаком не ударить вот так,—
О, в таком непреложном законе,В заповедном смиренье такомПузырьки только могут в сифоне —Вверх и вверх, пузырек с пузырьком.
2 октября 1926 Париж * * *Сквозь ненастный зимний денек —У него сундук, у нее мешок —
По паркету парижских лужКовыляют жена и муж.
Я за ними долго шагал,И пришли они на вокзал.Жена молчала, и муж молчал.
И о чем говорить, мой друг?У нее мешок, у него сундук…С каблуком топотал каблук.
Январь 1927 ПарижБаллада
Мне невозможно быть собой,Мне хочется сойти с ума,Когда с беременной женойИдет безрукий в синема.
Мне лиру ангел подает,Мне мир прозрачен, как стекло, —А он сейчас разинет ротПред идиотствами Шарло.
За что свой незаметный векВлачит в неравенстве такомБеззлобный, смирный человекС опустошенным рукавом?
Мне хочется сойти с ума,Когда с беременной женойБезрукий прочь из синемаИдет по улице домой.
Ремянный бич я достаюС протяжным окриком тогдаИ ангелов наотмашь бью,И ангелы сквозь провода
Взлетают в городскую высь.Так с венетийских площадейПугливо голуби неслисьОт ног возлюбленной моей.
Тогда, прилично шляпу сняв,К безрукому я подхожу,Тихонько трогаю рукавИ речь такую завожу:
«Pardon, monsier,[4] когда в адуЗа жизнь надменную моюЯ казнь достойную найду,А вы с супругою в раю
Спокойно будете витать,Юдоль земную созерцать,Напевы дивные внимать,Крылами белыми сиять, —
Тогда с прохладнейших высотМне сбросьте перышко одно:Пускай снежинкой упадетНа грудь спаленную оно».
Стоит безрукий предо мнойИ улыбается слегка,И удаляется с женой,Не приподнявши котелка.
Июнь — 17 августа 1925 MeudonДжон Боттом
1 Джон Боттом славный был портной, Его весь Рэстон знал.Кроил он складно, прочно шил И дорого не брал.
2 В опрятном домике он жил С любимою женойИ то иглой, то утюгом Работал день деньской.
3 Заказы Боттому несли Порой издалека.Была привинчена к дверям Чугунная рука.
4 Тук-тук — заказчик постучит, Откроет Мэри дверь, —Бери-ка, Боттом, карандаш, Записывай да мерь.
5 Но раз… Иль это только так Почудилось слегка? —Как будто стукнула сильней Чугунная рука.
6 Проклятье вечное тебе, Четырнадцатый год!..Потом и Боттому пришел, Как всем другим, черед.
7 И с верной Мэри целый день Прощался верный ДжонИ целый день на домик свой Глядел со всех сторон.
8 И Мэри так ему мила, И домик так хорош,Да что тут делать? Все равно: С собой не заберешь.
9 Взял Боттом карточку жены Да прядь ее волос,И через день на континент Его корабль увез.
10 Сражался храбро Джон, как все, Как долг и честь велят,А в ночь на третье февраля Попал в него снаряд.
11 Осколок грудь ему пробил, Он умер в ту же ночь,И руку правую его Снесло снарядом прочь.
12 Германцы, выбив наших вон, Нахлынули в окоп,И Джона утром унесли И положили в гроб.
13 И руку мертвую нашли Оттуда за верстуИ положили на груди… Одна беда — не ту.
14 Рука-то плотничья была, В мозолях. Бедный Джон!В такой руке держать иглу Никак не смог бы он.
15 И возмутилася тогда Его душа в раю:«К чему мне плотничья рука? Отдайте мне мою!
16 Я ею двадцать лет кроил И на любой фасон!На ней колечко с бирюзой, Я без нее не Джон!
17 Пускай я грешник и злодей, А плотник был святой, —Но невозможно мне никак Лежать с его рукой!»
18 Так на блаженных высотах Все сокрушался Джон,Но хором ангельской хвалы Был голос заглушен.
19 А между тем его жене Полковник написал,Что Джон сражался как герой И без вести пропал.
20 Два года плакала вдова: «О Джон, мой милый Джон!Мне и могилы не найти, Где прах твой погребен!..»
21 Ослабли немцы наконец. Их били мы, как моль.И вот — Версальский, строгий мир Им прописал король.
22 А к той могиле, где лежал Неведомый герой,Однажды маршалы пришли Нарядною толпой.
23 И вырыт был достойный Джон, И в Лондон отвезен,И под салют, под шум знамен В аббатстве погребен.
24 И сам король за гробом шел, И плакал весь народ.И подивился Джон с небес На весь такой почет.
25 И даже участью своей Гордиться стал слегка.Одно печалило его, Одна беда — рука!
26 Рука-то плотничья была, В мозолях… Бедный Джон!В такой руке держать иглу Никак не смог бы он.
27 И много скорбных матерей, И много верных женК его могиле каждый день Ходили на поклон.
28 И только Мэри нет как нет. Проходит круглый год —В далеком Рэстоне она Все так же слезы льет:
29 «Покинул Мэри ты свою, О Джон, жестокий Джон!Ах, и могилы не найти, Где прах твой погребен!»
30 Ее соседи в Лондон шлют, В аббатство, где одинЛежит безвестный, общий всем Отец, и муж, и сын.
31 Но плачет Мэри: «Не хочу! Я Джону лишь верна!К чему мне общий и ничей? Я Джонова жена!»
32 Все это видел Джон с небес И возроптал опять.И пред апостолом Петром Решился он предстать.
33 И так сказал: «Апостол Петр, Слыхал я стороной,Что сходят мертвые к живым Полночною порой.
34 Так приоткрой свои врата, Дай мне хоть как-нибудьЯвиться призраком жене И только ей шепнуть,
35 Что это я, что это я, Не кто-нибудь, а ДжонПод безымянною плитой В аббатстве погребен.
36 Что это я, что это я Лежу в гробу глухом —Со мной постылая рука, Земля во рту моем».
37 Ключи встряхнул апостол Петр И строго молвил так:«То — души грешные. Тебе ж — Никак нельзя, никак».
38 И молча, с дикою тоской Пошел Джон Боттом прочь,И все томится он с тех пор, И рай ему не в мочь.
39 В селеньи света дух его Суров и омрачен,И на торжественный свой гроб Смотреть не хочет он.
1926Звезды
