Ингеборг Бахман - Воистину
Этим медитативно-философским стихотворением продолжается насыщенный поэтический диалог Ингеборг Бахман с немецким поэтом Готфридом Бенном (1886–1956). По-немецки оно называется «Die blaue Stunde» и представляет собой отклик на почти одноименное стихотворение Бенна: «Синий час» («Blaue Stunde», 1950). В его поэтике «синий час» — глубокий и чрезвычайно важный символ. Так обозначает поэт время одиноких размышлений, общения с Богом, время творчества. По ощущению Бахманн, ее стихотворение представляет собой результат как раз такого «бенновского синего часа» — об этом свидетельствует наличие определенного артикля «die» в названии ее стихотворения.
И это стихотворение Бахман иллюстрирует организующую роль принципа контрастности в ее лирике. Интересно оно и множеством ассоциаций с «исходным» стихотворением Бенна, которыми отчасти объясняются не вполне типичные для ее поэтики взаимосвязи противопоставляемых образов.
Первая и вторая строфы стихотворения позволяют говорить о тождественности в его художественном пространстве слова и любви (одновременно сохраняется важнейшее для Бахман тождество слово=жизнь и традиционное для поэзии сопоставление любовь=жизнь). Просматривается, хоть и менее явно, соотношение слово=свет, раскрытое через «любовь»:
В толчее фонарей этот синий свет,пока смутный час не сломал хребетпространству, губы твои — в моих,укусами боль обучает их:живо то слово, что завоюет вновьмир, проиграет его и породит любовь.
Однако третья, последняя строфа, оставаясь в рамках того же художественного пространства, целиком построена на противоположных, казалось бы, образах: молчание, огонь, беда и самоубийство, каковым является прыжок вниз из-под купола цирка («через горящий обруч») — то есть смерть. Каждое из трех названных выше понятий (слово, любовь, свет) выражает, таким образом, в этом стихотворении одну из сторон смерти. В частности, слово выступает как контекстуальный синоним смерти, то есть оно почти сливается с абсолютным молчанием. Разумеется, это отчасти объясняется тем, что и в «исходном» стихотворении, обращенном к умершей возлюбленной, Готфрид Бенн отождествляет смерть с особым языком, основанным на молчании:
.. Мы оба знаем, слов не нужно,словами так друг другу лгать легко,а здесь их нет, они пространству чужды,последний поезд следует в депо.
Заполнит мир великое молчанье,в его часах — погибель пустоты,здесь недоступны счастье и отчаянье, —лишь в вазе поздних роз букетом — ты.
В бенновском тексте антагонизма между молчанием и словом нет, они выступают как синонимы, с той лишь разницей, что возможности слова по отношению к возможностям молчания ограничены. Вот как заканчивает Бенн свое стихотворение:
Начало всякое стремится к окончанью,жизнь всякая — не нам искать слова,замкнулась цепь, здесь вотчина молчанья,а где-то — воля, высь и синева.
Нет ничего удивительного, что в стихотворении, несомненно, навеянном бенновским текстом, связь между молчанием и словом у Бахман меняется, повторяя, однако, «логику» старшего современника. Бесспорно, Бенн вызывает у нее восхищение. Хотя и слегка критикуется: не о его ли поэзии эта фраза, «Время роз на исходе», в последней строфе?
Девушка молча крутит веретено.Время роз на исходе. Звезды звенят о дно.Эй, господа, дайте мне в руки меч,Жанна д'Арк сумеет родину уберечь.Стойте, корабль нам через льды вести,кроме меня, никто не знает пути.Анемоны[51] купите! Три желанья — букет,и надежней от страсти защиты нет.Под высоким куполом цирка — карниз:через горящий обруч прыгаю вниз,Господу моему вверяю свою беду,и он шлет мне с любовью утреннюю звезду.
13
СКАЖИ, ЛЮБОВЬ
Впервые было опубликовано в газете «Ди Цайт» («Die Zeit»), Гамбург, 19 июля 1956 года. Входит в состав второй книги стихов «Призыв к Большой Медведице».
На русском языке это стихотворение существует в двух прекрасных переводах. Приведенный в настоящей книге перевод А. Карельского был лишь недавно опубликован впервые[52]. Перевод А.Голембы под названием «Подскажи мне, любовь» печатался в журнале «Иностранная литература» (1974, № 3).
Уже самые первые строки этого стихотворения дают понять, что любовь для автора — своего рода укрытие от реальности, подразумевающее смену языка:
Приподнимаешь шляпу в знак приветаи, головою облаков касаясь,душой блуждаешь ты в иных краях —уста твои вживаются в иныенаречья…[53]
Вторая строфа целиком посвящена описанию языка любви. Оказывается, вся природа свободно на нем изъясняется: павлин, голубь, селезень, рыба, жук, скорпион, даже вода и виноград. И камень. Только автор постичь эту простую речь оказывается не в состоянии.
Ах, подскажи, любовь, что делать мне!Умеют воды говорить друг с другом,и волны тихо водят хороводыв переплетеньях белопенных рук.Вот в винограднике набухла гроздь,и лопнула и повалилась наземь —и вылезает из хатенки хрупкойулитка безобидная.И каменьотлично знает, чем смягчитьдругой такой же камень.
Только человеку этот естественный язык недоступен. И автор страдает от собственной «человеческой» безъязыкости. Способность мыслить рационально воспринимается как тяжкий приговор, влекущий за собой неспособность любить. Язык мысли и язык любви противопоставляются друг другу, выражая глобальный антагонизм рационального и чувственного. Это особенно интересно, учитывая мощнейший интеллектуализм поэтики Бахман. Постигнутое разумом выражается ею в слове и выносит обвинительный приговор этому самому разуму (следующая строфа), одновременно воспевая язык иной, с совершенно другими основами:
Объясни, любовь,то, что сама я объяснить не в силах, —должна ли я весь свой недолгий век,свой скорбный век жить только мыслью, мыслью,не ведая того, что сердцу мило?И только ль мыслить должен человек?Ужель никто нигде его не ждети не тоскует по нему?
То, что в мире существует любовь, позволяет верить в иное предназначение человека, которое не определяется существующей реальностью. А язык ее указывает путь к совершенствованию мира:
Ты говоришь мне, что совсем не в томего предназначенье? Помолчии ничего не объясняй, не надо.
Любовь для Ингеборг Бахман — прежде всего особый язык, который в корне отличается от реального (языка мысли, разума). Это язык чувственный и потому способный изменить мир, постепенно вытеснить из него насилие. Только вот для человека этот язык пока едва ли доступен.
14
ГАРЛЕМ
Впервые было опубликовано в журнале современной немецкой литературы и искусства «Яресринг 56/57» («Jahresring 56/57»), Штутгарт, в 1956 году. Входит в состав второй книги стихов «Призыв к Большой Медведице».
На русский язык переведено впервые.
15
СЛОВА И СЛУХИ
Впервые опубликовано в журнале современной немецкой литературы и искусства «Яресринг 56/57» («Jahresring 56/57»), Штутгарт, в 1956 году. Входит в состав второй книги стихов. На русский язык переведено впервые.
16
ИСТИНА
Впервые было опубликовано в журнале современной немецкой литературы и искусства «Яресринг 55/56» («Jahresring 55/56»), Штутгарт, в 1955 году. Входит в состав второй книги стихов. На русском языке существует в единственном переводе И.Грицковой, ранее публиковавшемся в книгах «Из современной австрийской поэзии», «Западноевропейская поэзия XX века», И.Бахман «Избранное».
Стихотворение дает ясное представление о том, что же такое истина для Ингеборг Бахман: цель духовных устремлений человека, божественный свет посреди порожденных человеком мрака и рабства, среди насилия, которому и призвана она противостоять — ибо только истина способна указать неизвестный доселе выход:
