Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы
19 июля 1923
На соленом жаргоне
Эй, худые, иссохшие скалы,И прибой, что упрям и жесток!В ночь — в оврагах, как дети, шакалы!Днем — медузы, из студня цветок!
Там в зените застывшая птица,Выше воздуха, выше, чем взор!О Сухум, о Кавказская Ницца,Прямо в море скатившийся с гор.
Ослепленно белеет по склонамЧерез зной снеговая ступень.Море шепчет соленым жаргономПро прибрежную, южную лень.
Словно медленный буйвол по небуСолнце едет, скрипя, на закат.О, Абхазия горная, требуйВ свою честь у поэтов баллад.
Руки солнца ожогами снимутПо лохмотьям всю кожу с меня.Опалительный, ласковый климат!Долго будешь ты сниться, маня.
Возле пены лежать без раздумий,Солнце прямо в охапку ловить…Как прекрасно в палящем Сухуме,Здоровея и крепня, любить!
15 октября 1925
Белый от луны, вероятно
Жизнь мою я сживаю со света,Чтоб, как пса, мою скуку прогнать.Надоело быть только поэтом,Я хочу и бездельником стать.
Видно, мало трепал по задворкам,Как шарманку, стиховники мук.Научился я слишком быть зорким,А хочу, чтоб я был близорук.
Нынче стал я, как будто из гипса,Так спокоен и так одинок.Кто о счастье хоть раз да ушибся,Не забудет тот кровоподтек.
Да, свинчу я железом суставы,Стану крепок, отчаян, здоров,Чтобы вырваться мог за заставуМной самим же построенных слов!
Пусть в ушах натирают мозолиПесни звонких безвестных пичуг.Если встречу проезжего в поле,Пусть в глазах отразится испуг.
Буду сам петь про радостный жребийВ унисон с моим эхом от гор,Пусть и солнце привстанет на небе,Чтоб с восторгом послушать мой ор.
Набекрень с глупым сердцем, при этомС револьвером, приросшим к руке,Я мой перстень с твоим портретомЗа бутылку продам в кабаке.
И, в стакан свой уткнувши морду, —От луны, вероятно, бел!Закричу оглушительно гордо,Что любил я сильней, чем умел.
15 октября 1925
Живущих без оглядки
Одни волнуются и празднуют победуИ совершают праздник дележа;Другие, страхом оплативши беды,Газеты скалят из-за рубежа.
Мне жаль и тех, кто после долгой жаждыПьет залпом всё величие страны.Настанет день, и победитель каждыйВ стремнину рухнется со страшной крутизны.
Мне жаль и тех, кто в злобном отдаленье,Пропитанные жёлчью долгих лет,Мечтают жалкие отрепья пораженьяСменить на ризы пышные побед.
Видали ль вы, как путник, пылью серый,Бредя ущельем, узрит с двух сторонЗрачок предчувствующей кровь пантерыИ мертвечиной пахнущий гиены стон.
Они рычат и прыгают по скалам,Хотят друг друга от ущелья отогнать,Чтоб в одиночестве белеющим оскаломСвою добычу в клочья истерзать.
И путешественник, в спасение не веря,Внимает с ужасом и жмется под гранит,Он знает, для чего грызутся звери,И всё равно ему, который победит.
Мне жальче путников, живущих без оглядки.Не победителей, не изгнанных из стран:Они не выпили и мед победы сладкий,И горький уксус не целил им ран.
18 октября 1925
Украина
Уже рубцуются обидыПод торопливый лёт минут,Былым боям лишь инвалидыЧесть небылицей воздают.
Уже не помнят иноземцыТех дней, когда под залп и стонРубились за вагоны немцыИ офицеры за погон.
И белый ряд своих мазанокСтрана казала, как оскал,И диким выкриком берданокМахно законы диктовал.
Войны кровавая походка!Твой след — могилы у реки!Да лишь деникинскою плеткойСкотину гонят мужики.
Да, было время! Как в молитве,В дыму чадил разбитый мир,О, украинцы! Не забыть вамЭйгорновский короткий пир!
Когда порой в селеньи целомИзбы без мертвых не сыскать,Когда держали под прицеломУста, могущие сказать,
Когда под вопль в канаве дикойПозор девичий не целел,Когда петух рассветным крикомВстречал не солнце, а расстрел!
Тогда от северных селенийВесть шепотом передалась,Как выступал бессонный ЛенинВ кольце из заблестевших глаз.
А здесь опять ложились селаВ огонь, в могилу и под плеть,Чтоб мог поэт какой веселыйИх только песнями воспеть!
Ребята радостно свистели,К окну прижавшись, как под гамПоручик щупал на постелиПриятно взвизгивавших дам.
Уж не насупиться нескладноНад баррикадой воле масс…Уж выклеван вороной жаднойВисящего Донского глаз.
Как снег, от изморози талый,Перинный пух летел и гнил.О, дождь еврейского кварталаПод подвиг спившихся громил.
И воздух, от иконы пьяный,Кровавой желчью моросил,Уже немецкого уланаСменяет польский кирасир.
Как ночь ни будет черноброва,Но красным встать рассвет готов.Как йод целительно багровый —Шаг сухопутных моряков.
Кавалерийским красным дымомЗапахло с севера, и пусть!Буденный было псевдонимом,А имя подлинное Русь!
Быть может, до сих пор дрались быДве груди крепкие полков,Когда б не выкинули избыНа помощь красных мужиков.
Был спор окончен слишком скоро!Не успевал и телеграфК нам доносить обрывки спораИ слишком разъяренный нрав.
Как тяжело душой упрямойНам вылечить и до концаУтрату дочери и мамыИль смерть нежданную отца,
Как трудно пережить сомненья,Как странно позабыть про сны! —Но как легко восстановленьеВконец замученной страны!
И ныне только инвалидыВ кругу скучающих ребятО вытерпленных всех обидах,Немного хвастаясь, скорбят!
5 декабря 1925
При каждой обиде
Я не так уж молод, чтоб не видеть,Как подглядывает смерть через плечо,И при каждой новой я обидеДумаю, что мало будет их еще!
Вытирает старость, как резинкой,Волосы на всеползущем кверху лбе.И теперь уж слушать не в новинку,Как поет мне ветер ночной в трубе.
Жизнь, мой самый лучший друг, с тобоюОчень скучно коротали мы денек.Может быть, я сам не много стоил,А быть может, жизнь, ты — тоже пустячок.
Так! Но я печалиться не стану,Жизнь проста, а смерть еще куда простей.В сутки мир свою залечит рану,Нанесенную кончиною моей.
Оттого живу не помышляя,А жую и жаркий воздух и мороз,Что была легка тропа земнаяИ тайком ничто из мира не унес.
Жил я просто; чем другие, проще,Хоть была так черноземна голова.Так я рос, как в каждой нашей рощеСхоже с другом вырастают дерева.
Лишь тянулся я до звезд хваленых.Лишь глазам своим велел весной цвестиДа в ветвях моих стихов зеленыхПозволял пичугам малым дух перевести.
Оттого при каждой я обидеОгорчаюсь влоть до брани кабака,Что не так уж молод, чтоб не видеть,Как подходит смерть ко мне исподтишка.
1 января 1926
