Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

Имя-знаменье

Ты, Солнце, мой отец, Светильник Неба,Луна – моя серебряная мать.Вы оба возбранили сердцу лгать,Храня мой дух от черных чар Эреба.

Лоза и колос, знак вина и хлеба,Мой герб. Мой пращур – пахарь. Нет, не тать,Он – виноградарь. Он любил мечтать.Любовь – души единая потреба.

Любовь и воля. Дух и плоть одно.Звени, напев, через поля и долы.В горах, в степи. В лесу, где даем темно,

Укрой листвою ствол, от стужи голый.Спаяй приметы в звонкое звено.Испивши Солнца, будь – пребудь – веселый.

Кто предки? Скифы, Чудь, Литва, Монголы.Древляне. Светлоокий Славянин.Шотландия. Гора и глубь долин.С цветов свой мед везде сбирают пчелы.

Цветок душист. Но это труд тяжелыйСоставить улей, выбрать ствол один,Разведав свойства многих древесин.И капля меда – мудрость древней школы.

Кто предки? Вопрошаю снова я.Бреду в степи и вижу снова: Скифы.Там дальше? Озирис. Гиероглифы.

Праматерь-Дева: Индия моя.Багдад, где спят свершители-калифы.Пред строгим Парсом – пламеней струя.

Вести ли нить к истокам бытие?Чуть что найдешь, уж новое искомо.Что люди мне! Среди зверей я дома.Сестра мне – птица, и сестра – змея.

Меня учил паук игре тканья.Кувшинки, цвет лесного водоема,И брызги молний с долгим гулом грома,И снег, и свист ветров – одна семья.

Люблю не человеческое знанье,А смысл неукоснительных наук,Что точно знают бабочка и жук.

В одной – моей душе обетованье,В другом – приказ пропеть упругий звук.В моем гербе – лоза, и в ней – вещанье.

Она безгласно вынесла топтанье,Проворных в пляске, напряженных ног,И брызнул красный, лился белый сок.Она пережила пересозданье.

В безлюдное потом замкнута зданье,Она ждала, хмелея, должный срок.И влит в хрусталь играющий поток,Безумя ум, вливая в смех рыданье.

По городам, через нее, гроза.И пляшут, восприняв ее, деревни.В ней крепкий дух.В ней смысл исконно-древний.

В ней острый нож. В ней нежные глаза.И стих поет, все явственней, напевней,Что хороша – среди песков – лоза.

Когда звенит протяжно стрекоза,Июль горит, свой лик воспламеняя.Повсюду в мире мудрость есть живая,И радугу хранит в себе слеза.

Глянь, васильки. От Бога – бирюза.Лазурь средь нивы – сказка полевая.Крепчает колос, зерна наливая.Скрипят снопов тяжелые воза.

Серпы сверкали силой ятагана,Но в правой битве с твердостью стеблей.Снопы – как алтари среди полей.

Мой пращур, ты проснулся утром рано,И колос, полный власти талисмана,В мой герб вковал на всю безбрежность дней.

Но ведал ты и меч. Среди зыбейВерховных туч, где древле, в бездне синей,Гремел Перун, грохочет Индра ныне.Учился ты свергать ярмо цепей.

Прекрасна тишь. И мирный мед испей.Но, если ворог – волк твоей святыне,Пусть брага боя, вместо благостыни,Кипит, пьяня. Оплот врага разбей.

Лишь вольный мир – подножие амвона,Достойнаго принять завет луча.О, пращуры сохи и с ней меча!

Мой храм – Земля, но с кровлей Небосклона.Издревле кровь смела и горяча.Сильнее – дух. От духа – оборона.

Баал и Бэл был пламень Вавилона,Над вышней башней – Солнца красный шар.А Монту – бог Луны, бог нежных чар,В стране, где Нил свое качает лоно.

Бальмонт – певец всемирнаго закона,Он должен славить солнечный пожар.Лелеять в звуках вкрадчивый угарТоржеств весны и праздничнаго звона.

Увидев счастье, говорю: «Мое!»Моя в закатном небе пирамида.Моя Земля. Люблю как Мать ее.

И помню, все измерив бытие: –Бальмунгом звался светлый меч Зигфрида.Из мрака к свету царствие мое.

В звездной сказке

Я видел ибиса в моем прозреньи Нила,Фламинго розовых, и сокола, что вьетДиск Солнца крыльями, остановив полет,Являясь в реяньи как солнечная сила.

Тропическая ночь цикадами гласила,Что в древней Мексике сама земля поет.Пчела Индийская мне собирала мед,И были мне цветы как пышныя кадила.

В Океании, в ночь, взносился Южный Крест.И птица-флейта мне напела в сердце ласку.Я видел много стран. Я знаю много мест.

Но пусть пленителен богатый мир окрест.Люблю я звездную России снежной сказку,И лес, где лик берез – венчальный лик невест.

Лестница сна

Сначала раскрылось окно,И снова закрылось оно,А дух опустился на дно.  И сделалась вдруг тишинаТакою, как ей суждено  Бывать, если встала Луна,  Молчать, ибо светит – она.Сначала, в сомкнутости глаз,В тот тихий тринадцатый час,Возник от Луны пересказ,  Приникших до чувства, лучей.И где-то светильник угас,  И где-то блеснул горячей.  Был дух равномерно ничей.Потом распустился цветок,И он превратился в поток,Беззвучно-текуч и глубок,  Из красок, менявших свой цвет.И дух он тихонько увлек  В качавший все тайны расцвет,  Где путь задвигает свой след.Тогда зачарованный слух,Тогда обезумленный духЗажегся, и снова потух,  В себя запредельности взяв.Но тут звонкогласый петух  Пропел для рассветных забав.  И росы блеснули меж трав.

Тайное веденье

Свет привиденный на сонных ракитахБережно Месяц ущербный кладет.Тайное веденье в веках закрытыхГлубже, чем ведает солнечный счет.

Стрелки часов от зари до заката,Время считая, до тайн не ведут.Чаша цветка перед вечером сжата,Весь аромат ея замкнут, но тут.

Сосредоточившись в сумрачном быте,Копит он силу в ночном бытии.Сказка ущерба скользит по раките,Черпают веденье веки мои.

Сфинксы

Мы мелькаем – мы сфинксы – мы бабочки ночи.Мы проходим и реем, как шорох вершин,В нас зеницы из тех же немых средоточий,Где высокое Солнце – всегда властелин.По расплавленным зорям, в волнах аромата,Мы в мгновенье роняем цветное Когда-то.

Кругоем

Вырвалась из творческаго лона,Искра из горящаго костра;Полная лелеемаго звона,Вот она, воздушная сестра.

Вырвалась душа для начинаний,Бросила незыблемый оплот.В полночи и в огненном туманеБыстрый устремляется полет!

К самому далекому пределуПервое движение крыла.К лунному белеющему телу.Огненная в лунное вошла.

Солнечная сделалась полночной,Звездною обрызгалась росой.Реет ли она в ночи бессрочной?Вниз ли устремляется с грозой?

Чувствуя растущую истому,Делает несчетные круги.Белая скользит по кругоему.Зоркую минуту стереги!

Быстро сокращается вращенье.Больше захвати голубизны.Точка. Завершение. Рожденье.Знай полет примет, и веруй в сны!

Первая любовь

И вновь, как в первый раз, веснаПервоначальна и нежна.И ткется в памяти рассказ,Как полюбил я в первый раз.

Я был, но не был я поэт,Мне было слишком мало лет.Для слов еще не прибыл срок.Но всюду чуял я намек.

И был и не был я поэт,Но ясно видел ткань примет.И разумел я птичий крик,И знал, о чем поет родник.

Я знал, в чем смысл и в чем тут счет,Коль кошка мягко спину гнет,И свой извивный хвост змеит,А взор горит, как малахит.

По ржанью лошади следилТеченье злых и добрых сил.Смотря, как ухом конь прядет,Читал я нечет или чет.

По флейте иволги, я ждал,Чтоб вешний гром загрохотал.И слышал в звуке я другом,Что напилась она дождем.

Призыв малиновки в кустах,«Зии», прерывный, взрывный страх,Я знал, остерегал подруг,Что ястреб близко чертит круг.

Ворчанье сэтера во сне,В час зноя, говорило мне,Что и в дремоте шлет он кличИ стойкой указует дичь.

Раскатный голос петуха,Как возглас вещаго стиха,И луч, лежащий на полу,Вечернюю вещали мглу.

Мычанье медленных коровМне было вязью кротких слов,Что добрый им уют в хлеву,И что в довольстве я живу,

Смеясь, играл бичом пастух,Он хлопал им и тешил слух.И топот вспугнутых овецГласил, что дню пришел конец.

Мне было внятно, почемуПриходит ночь и стелет тьму.Мне снились лестницы в ночи,Перила – звонкие лучи.

И я всходил, и я сходил,Был звон кадил, и сшибки сил.Во сне и снах – как в бездне мы,Но всходит Солнце нам из тьмы.

Весна. Наш деревенский край –Держава в светлый месяц май.Как скипетр царский – каждый сук,Где шелест, лист и певчий звук.

Сережки ветер для березИз кладовых зимы принес.Запястья всюду разбросал.Бери, кто стар. Бери, кто мал.

Отвеян утренний туман,Весь луг наш – синий сарафан.А там, и там, и там – лужки,Как красно-желтые платки.

На ивах сколько желтых бус!Межа – ширинка и убрус.Была от Солнца здесь игла,И все пруды как зеркала.

Увит кустами наш балкон,В сирени стон, жужжащий звон.В ней пчелы, осы и шмели,Средь слуг созвучий – короли.

Та бабочка, что так бела,Ее снежинка родила.А махаон – игра желта,Он из осенняго листа.

Там возле лужиц путевыхКак много малых, голубых!Их колокольчик голубойЛукаво вытряхнул гурьбой.

А сам с невиннейшим лицомКачает синим бубенцом.И чу, заводит: «Динь-динь-динь!Я цветом синь! Печаль закинь!»

И трясогузка, – бег красив, –Свой меткий клювик устремив,Танцует в беге, слыша звон,И хвостик гордо вознесен.

А ласточка там далекоМне кажет белое брюшко.Сама черна и черен глаз.Ея вы знаете ли сказ?

Весь круглый год была онаВ белейший снег облечена.Да захотелось за моря,Взглянуть, как топится заря.

Летит и к Морю держит речь,И угодила прямо в печь.Вся в саже, вырвалась едва,Но уцелела голова.

И к нам. «Везде я путь свой длю.Но вас – я вас – я вас люблю!»Поет, не ведая о чем,И с первым к нам летит лучом.

Летит – прядет, сидит – поет,И от нея к нам в сердце мед.И снова в Африку лететь,Смотреть, как там готовят медь.

У Фараона глянет в счет,Лукавым хвостиком вильнет.И к нам. Догнать ли кораблю?«Я вас – я только вас люблю!»

И я люблю тебя, с тех пор,Как существует уговорО, вестовщица, меж тобойИ каждой Русскою избой.

Люблю цветы, зверей и птиц,И пряжу вещую зарниц,Во ржи цветок лазурных грез,И вызревающий овес.

Люба мне, мудрости пример,И гусеница землемер: –Свой мерит лист, а сорвалась,Есть шелковинка в тот же час.

Тончайший шелковый канат,В родную зелень – путь назад,И там совьет себе кокон,И цветокрылья ткет сквозь сон.

Люблю и майскаго жука,И трепет грустнаго смычка,Вечеровой напев стрекозО том, что лето пронеслось.

Я с каждым годом все светлейЛюблю летящих журавлей.И я – случится – улечуК недосяжимому лучу.

И это все, о, дальний мой!Ты чаял повести иной?Ты думал – дам тебе припастьК вину, чье имя в мире страсть?

Но как же быть мне, сам реши.Я вырос в ласковой тиши,И первая моя любовьМне приказала: «Славословь!»

И славлю, славлю я с тех пор.Из славы миру тку убор.Я птичка-славка. Ты не знал?Мой дух велик, хоть путь мой мал.

Я славлю мудраго Отца,И тайный, добрый свет лица.И ныне снова возвестилРасцвет всех душ и свет всех сил.

Основа