Людмила Зыкина - Песня
И еще десятки, сотни судеб. В общем-то разных, но схожих в одном — в неизбывной, разъедающей сердце тоске по Родине, по ее песням.
Как-то в Париже на один из моих концертов пришло много эмигрантов. Мне пришлось петь больше, чем обычно: хотелось в песне рассказать о России, пробудить в этих людях самые сокровенные чувства. После первого отделения на сцену поднялся седой как лунь старик и опустился передо мной на колени. Сколько я ни уговаривала, не вставал и всё повторял:
— Если б мог, все бы отдал только за то, чтобы умереть на родине…
А потом, не стыдясь слез, сказал: «Родимая, если доведется встретиться, привези горсть русской земли!»
В США на концерты академического Русского оркестра имени Осипова (американцы называли его «Оркестр «Балалайка») приезжали русские, украинцы со всех уголков Соединенных Штатов и даже из Латинской Америки. Они наперебой зазывали нас в гости, вручали визитные карточки, обижались, когда приходилось отказывать.
Однажды в Сан-Франциско после концерта мне передали маленький сверток. Я развернула и увидела несколько перевязанных ниткой цветов. Не дожидаясь вопроса «от кого?», служитель гостиницы протянул мне записку, которую я бережно храню. Вот она: «Людмиле Зыкиной! Спасибо Вам от всего сердца за незабываемую радость, которую Вы доставили своим выступлением. Примите этот скромный букетик цветов (большего позволить себе не могу, ибо уже полтора года безработный) как высший знак восхищения. Слава Родине, воспитавшей Вас!
Александр Савинко
Сан-Франциско, Калифорния».
В 1972 году мы начинали свои гастроли в США выступлением в Бостоне. Поездка складывалась непросто. Оркестр имени Осипова в Америке был мало известен. Репертуар — от Чайковского до современных авторов — казался американцам более чем странным.
Некоторые критики в начале гастролей утверждали, будто исполнение классики на осиповских балалайках и домрах — кощунство… Но после первых же концертов тон высказываний изменился.
«Триумф «Балалайки» — очевиден», — заявила устраивавшая гастроли компания «Колумбия». Газеты писали, что русские песни «преодолели языковый барьер…»
Однако наш успех шел вразрез с планами провокаторов. В Бостоне, еще перед выступлением, нас предупредили о возможных «осложнениях» со стороны «Лиги защиты евреев».
После первого оркестрового номера вспыхнули аплодисменты; они долго не утихали, и я вышла к рукоплескавшему залу.
Начала старинную — «Вот мчится тройка почтовая». Едва окончила первый куплет, перевела дыхание, как вдруг из партера до меня донесся какой-то шорох (потом нам объяснили: одни из провокаторов пытался бросить на сцену «аммиачную бомбу» — баллон со слезоточивым газом, но в последний момент его же сообщник провалил «операцию». Обоих вывели, и в зале установилась тишина).
Но все это я узнала уже после. Допела «Тройку» — и вновь оживление… Тогда зрители сами стали поддерживать порядок в зале.
Ни одна бомба так и не взорвалась. Видно, провокаторы просто испытывали наши нервы.
Как я убедилась, хулиганы, размахивавшие звездно-полосатым американским флагом или бело-голубым полотнищем с шестиконечной звездой, вовсе не выражали чувств большинства американцев, желающих добрых отношений с СССР.
Вслед за такими инцидентами, когда около дверей гостиничных номеров вырастали фигуры полицейских, а начало выступлений задерживалось на час-полтора — надо было проверить зал после беспрестанных анонимных телефонных звонков о бомбах замедленного действия, — наши хозяева и сопровождающие лица в смущении извинялись перед нами, пытаясь объяснить эту нервотрепку и для актеров, и для зрителей посвоему: у нас, мол, свобода волеизъявления.
Но кому нужна такая «свобода», если она направлена против искусства, против взаимного ознакомления с культурными ценностями! По сути, она превращается в прикрытие для дискредитации самой идеи культурных связей.
Мне вспоминается, как еще до улучшения отношений между ФРГ и СССР, в 1968 году западногерманские газеты, радио и телевидение призывали бойкотировать концерты находившегося там с гастролями грузинского ансамбля народного танца.
Суровым испытанием для ансамбля народного танца Игоря Моисеева обернулись его гастроли в Аргентине. Во время концерта на сцену были брошены бомбы со слезоточивым газом. Но не дрогнули танцоры, не дрогнули музыканты оркестра, хотя им пришлось и танцевать и играть фактически вслепую. Несмотря на фашистскую провокацию, советские артисты мужественно выполнили возложенную на них миссию.
Когда оказываешься за границей, невольно сравниваешь увиденное с нашими порядками. Как-то мне пришло в голову: а если бы мы у себя на Родине так встречали зарубежных артистов? Подумала — и сама мысль показалась чудовищной. Во-первых, это противоречит самой сути нашего гуманного общества. Во-вторых, идет вразрез с правилами человеческого общения — раз пригласили, полагается принимать радушно, с подобающим русскому человеку гостеприимством. К тому же, для того и ездят деятели культуры и искусства друг к другу, чтобы снимать недоверие, избавляться от предрассудков, а не наоборот.
Кое-какие американские газеты и журналы, публикуя сообщения о гастролях осиповцев, старались или вообще умолчать, или по крайней мере приуменьшить успех оркестра и солистов. Находились и такие, которые «сдабривали» отчеты рассуждениями о каких-то «гонениях» на советских евреев в музыкальном искусстве, а некоторые даже «забывали» рассказать о самом концерте, откровенно упиваясь хулиганскими выходками распоясавшихся молодчиков из «Лиги защиты евреев».
Вспоминается еще такой случай. На улице была слякоть, и даже нам, привыкшим к капризам московской зимы, было на редкость зябко и неуютно.
У концертного зала уныло топтались пикетчики с мокрыми, рваными плакатами и флажками. Я хотела было пройти мимо, но вдруг мое внимание привлекла женщина с двумя детьми, одетыми явно не по погоде.
Жалко стало, подошла. Смотрю, мать дрожит на ветру, а девочка и мальчик прямо посинели от холода.
«Что ж ты детей мучишь?» Отвела их в вестибюль — погреться. А женщина эта, с давидовой звездой на плакате, смотрит на меня — и ни слова. Потом я увидела, как она снова вывела мальчика и девочку на улицу.
Вечером, после концерта, вся в слезах, она подошла ко мне — оказывается, упросила администрацию разрешить ей войти в зал послушать. Извинилась и объяснила: детей надо кормить, а за каждый час, что с плакатом ходишь, платят пятнадцать долларов…
Сколько же их, обманутых, несчастных, в этих «манифестациях» и «шествиях протеста»!
В Канаде, в Виннипеге подошли к нам какие-то личности с куцым плакатом «Свободу Украине!».
«Да вы с Юрой Гуляевым поговорите, — сказала я им, — вот вам самый подходящий собеседник — он ведь в Киеве живет и там в театре работает».
Потом и я включилась в разговор, рассказала, что незадолго до поездки за океан проехала по Украине, своими глазами видела, как хорошеет и цветет наша братская республика; рассказала, что я и украинские песни пою наравне с русскими.
Не знаю, дошли ли до них эти слова, только сорвали мы мероприятие «Украинской лиге» — пикетчики окружили нас, внимательно слушали рассказ о Советской Украине, слушали украинские песни, просили приезжать почаще. А картонку с призывом «Свободу Украине!» кто-то бросил прямо на землю; пока шел разговор, так никто о ней и не вспомнил…
Наши зарубежные гастроли всегда расписываются чуть ли не по минутам. Кроме концертов и репетиций — разные встречи, пресс-конференции. В одну из поездок по Америке, где за 80 дней мы дали 70 концертов в 55 городах, проехав автобусом 20 тысяч километров, таких встреч было особенно много. На них неизбежно заходила речь об отношениях между СССР и США в будущем и в прошлом.
Один из чиновников на коктейле в Белом Доме отметил, что исполненный оркестром имени Осипова «Полет шмеля» Римского-Корсакова напомнил американцам об одном эпизоде в истории их страны. Дело в том, что в разгар Гражданской войны в 1863 году к американским берегам прибыли две русские эскадры, которые в немалой степени помогли укреплению позиций президента Линкольна. В составе эскадр был клипер «Алмаз», на котором служил впоследствии великий русский композитор, а тогда совсем еще юный гардемарин И. А. Римский-Корсаков.
Запомнилась мне пресс-конференция после концерта в Сан-Франциско, на которой один журналист процитировал корреспонденцию газеты «Нью-Йорк таймс» о праздничном концерте в Кремлевском Дворце съездов. В корреспонденции почему-то утверждалось, что советские люди угрюмы, суровы и сдержанны в своих чувствах, что «их жизнелюбие отягощено думами о выполнении плана».
Руководители делегации предложили мне как неизменной участнице многих таких концертов ответить этому журналисту. Помню, начала я говорить о том, что трудолюбие советских людей всем хорошо известно. Это их трудом за такой короткий срок Россия стала мощной мировой державой. А жизнелюбия, задора нашим людям не занимать — иначе бы нам было многое не по плечу. Даже в прошлой войне, принесшей советскому народу столько бед, люди не теряли самообладания. Ярким доказательством того служат советские песни. Тогда звучали и торжественные, мобилизующие песни, такие, как «Вставай, страна огромная» Александрова, и лирические, например «С берез неслышен, невесом…» Блантера, и шуточные «Вася-Василек», «Самовары-самопалы» Новикова, и многие другие, которые поднимали дух людей, внушали им веру в неизбежную победу. Ну а что в мирное время нам просто нельзя без юмора и шутки — это каждому ясно. Для иллюстрации я пропела по куплету из каждой песни прямо перед наставленными на меня кино– и телекамерами…
