Себастиан Брант - Корабль дураков; Избранное

Там непотребство, блуд, позор…

И кто же черт, как не танцор?

На танцах в гнусной толчее

Он тешится доселе.

102

У мужика была жена-молодка,

И юбка красная к лицу

Ей, так сказать, была;

Муж думал, что жена его — находка,

Как наковальня кузнецу,

Навек ему мила.

Жена сказала: «Знай мою

Любовь! Не дай Господь, помрешь,

И в юбку я тебя зашью…»

Мужик подумал: «Врешь!»

Поехал утренней порой

Он с батраком в дубраву,

Сказав ему: «На славу

Раскрась черникою меня;

Убит, мол, я

Средь бела дня;

И вместо пня

Меня в телегу погрузи

И хворостом закрой.

А мы потом посмотрим: неужели,

На юбку уронив слезу,

В нее зашьет жена

Меня?» Батрак все сделал, как велели;

Мужик валялся на возу

Подобием бревна.

«Хозяин мертв, — рыдал батрак, —

Зашибленный, пропал дуро́м».

Жена сказала: «Сам дурак!

Наверно, топором

Хозяин при порубке дров

Лишь чуточку поранен».

Но недвижим крестьянин.

Батрак спросил: «А твой обет?

Мертвец раздет…»

Она в ответ:

«Ах, нет! ах, нет!

Свиную кожу принеси!

Вот гробовой покров».

Мужик в свиной не умещался коже;

Покойник шкуру перерос,

Снаружи голова.

Жена кричит: «На что это похоже?

Не узнаю твоих волос!»

Взревел он: «Врешь, вдова!

Где юбка красная лежит?

Она виновница вранья.

В свиную кожу я зашит,

Ты подлая свинья!

Тебя постиг я, наконец!»

Ответила плутовка:

«Ты шутишь слишком ловко.

Ты, милый, жив, и ты не глуп.

Верь, ты мне люб!

Зачем же зуб

Иметь на труп?

Умрешь — и в красном будешь спать!»

Поверил вновь глупец.

103

Жил во Флоренции юрист,

Хитер, коварен и речист;

Неискушенные умы

Морочил он умело.

Сказал он одному юнцу,

Что тот наследует отцу,

Который деньги дал взаймы,

Когда война гремела;

Дал в долг он гульденов104 пятьсот

Однажды капитану;

С тех пор давно скончался тот…

«Судиться я не стану», —

Ответил сын, а крючкотвор:

«Храню расписку до сих пор;

Всего пять гульденов мне дашь —

И выиграешь дело».

Сын заплатил и подал в суд;

Сын капитанский тут как тут;

Ему взысканием долгов

Грозят; он рассердился

И дал судье такой ответ:

«Подобных обязательств нет,

Поклясться в этом я готов».

Однако потрудился

К юристу сбегать под шумок,

Сказав ему: «Мошенник!

Как ты решился на подлог?

Отец подобных денег

Не брал…» Но был юрист лукав,

И возразил он: «Ты не прав;

Я эту сделку заверял,

Когда ты не родился.

Брал твой отец взаймы пятьсот,

Но расплатился через год;

Ссылаюсь я на документ,

Не на пустую фразу;

Пять гульденов заплатишь мне —

И оправдаешься вполне;

Дам документ в один момент!

Верь моему ты сказу!»

Пять гульденов юнец достал,

Так заплатили оба;

Так наживает капитал

Корыстная утроба;

Искусство стряпчих таково:

Туман — и больше ничего!

Пошли, Господь, им всем в мошну

Французскую заразу!

105

«Когда души не чают в муже?» —

Король ответил графу так:

«Муж глух, жена слепа к тому же —

Тогда счастливым будет брак».

Граф изумился: «Этих бед

Не знаю, что на свете хуже;

И в них же благо, а не вред?»

Король сказал: «Не слышит муж

Глухой, когда жена начнет

Молоть обычнейшую чушь

И мужа невзначай клянет

В постели или за столом.

Таков удел счастливых душ,

Не омраченных здешним злом.

И счастливы слепые жены:

Им ревность лютая чужда,

Пускай у них мужья-гулены;

Но не увидит никогда

Жена, куда ходил супруг;

Для счастья, значит, нет препоны,

И нет как нет сердечных мук».

106

Сапожнический ученик

Любил рассказывать, что он большой блудник,

И в Аугсбурге своим он хвастал блудом;

Он покупал себе венок

И шел на танцы, где потом сбивался с ног,

Кружась и корчась по своим причудам.

Он после пиршества бежал

Куда-нибудь в сторонку,

Не возвращаясь прямиком;

Он редко дома спал, как будто бы тайком

Соседскую обхаживал девчонку.

Соученик его решил

Понаблюдать за ним и следом поспешил:

Мол, где ты, друг, сподобишься ночлега?

Дошел до Перлаха, скользнул

В пустую бочку хвастунишка и заснул;

Такая вот его прельщала нега!

Другой подумал: «Вот оно,

Местечко для красавца!»

Он глянул в бочку; там юнец

Сопел и всхрапывал, как старый жеребец.

Другой подумал: «Черт бы взял мерзавца!»

Толкнул он бочку, и с горы

Она катилась, гулом огласив дворы;

От сторожей ночных не жди поблажки;

Из бочки вылез паренек,

И от гонителей он кое-как утек,

Хотя не уберег своей мордашки.

Рассказывал он поутру:

«Прослыть недолго вором,

Упившись женской красотой».

Сказал соученик: «Ты в бочке был пустой».

Бежал хвастун из города с позором.

ШВАНКИ И ДРУГИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

107

108

Проснитесь!109 Утро настает!

Я слышу: соловей поет

Среди листвы в лесу зеленом;

Несется трель по горным склонам,

Звенит в долинах, ночь гоня,

И возвещает царство дня.

Заря восходит золотая,

И солнце, тучи разгоняя,

На землю шлет свои лучи.

Луна, сиявшая в ночи,

Теперь бледнеет и тускнеет

И власти больше не имеет

Над стадом жалобным овец,

Которых страшный ждал конец:

Смущал их свет луны неясный;

Они дорогою опасной

Ушли, хоть ночь была глуха,

От пастбища и пастуха.

Вдруг услыхали голос львиный

И поплелись дорогой длинной

Вослед за львом, а он, хитрец,

В пустыню завлекал овец.

Они один репейник ели

И отощали, ослабели;

А лев веревкой их оплел

И потащил их, рад и зол,

К себе во львиную берлогу.

Явились волки на подмогу

И ну овечек загонять,

Их стричь, доить и обдирать

И пожирать затем их буйно.

В траве же змей кишела уйма.

Присасывала пасть змея,

И напивалась тварь сия

Досыта молока густого.

А волки тут как тут — готовы

Похитить жизнь у той овцы,

Чьи опустошены сосцы

Гадюкой мерзкой… Так вот было,

Покамест ночь над всем царила.

Но вот защелкал соловей

В зеленой роще меж ветвей;

Рассеялось тут наважденье,

И вышло из оцепененья

Овечье стадо. Свет вокруг

Все озарил — и мнимый луг,

И льва, и злую волчью стаю;

И, пенью соловья внимая,

Конец свой чует грозный лев:

Скрывая до поры свой гнев,

Он хочет подобраться к птице,

Да все никак не уцепиться:

Укрылся в роще соловей,

Поет все громче и слышней!

Не оставляет лев попыток:

Зовет ослов, козлов, улиток,

Котов, свиней, но вой зверья

Не заглушает соловья.

Поет он, и они трясутся,

И змеи алчные мятутся.

Сиянье дня им невтерпеж,

Оно для них, что острый нож:

Уходит, избавленью радо,

Из этих мест овечье стадо.

Не насыщаться змеям впредь:

Где взять еще такую снедь?

Овец теперь уж не обманешь,

Хоть и расписывать им станешь,

Что будто лев — их лучший друг

И что пустыня — сочный луг.

И корчится весь род змёиный

От дивной песни соловьиной.

Гогочут гуси: им невмочь

Стерпеть, что миновала ночь,

Расквакались лягушки в луже, —

Для них чем день светлей, тем хуже,

Просохнет лужа — им конец!

«Что возвещает нам певец? —

Друг друга спрашивают звери. —

Он о какой-то новой вере

Поет и славит солнца свет,

К луне же в нем почтенья нет.

Сидеть ему бы молча надо,

Не бунтовать овечье стадо;

Костра заслуживает он!»

Стоит в пустыне вой и стон;

Но злобствует зверье напрасно:

Сияет ярче день прекрасный,

Не умолкает соловей,

И из пустыни поскорей

Пустились овцы в путь обратный,

Туда, где ждет их луг приятный,

Где добрый встретит их пастух;

Им трели услаждают слух,

И радостными голосами

Они приветствуют и сами

Светила ясного восход.

Огнем грозит им волчий род,

Их загоняет в загородки,

Вцепляется строптивым в глотки,

Велит о солнце им молчать,

Но овцы стали отвечать

При свете солнца посмелее…

Теперь, чтоб был рассказ яснее,

Я вам скажу, кто назван мной

Тут соловьем: не кто иной,

Как Мартин Лютер, доктор славный,