Велимир Хлебников - Том 3. Поэмы 1905-1922
1914
Олег Трупов*
Зачем виденью моемуЯ дал кладбищенское слово?Апчхи! Могил усопших «мму»Свирель взять именем готова.
Ах, Глеб Убийцын или Трупов –Не все ль равно? где краски скупы,Не нужно девам и чело,Уст полумертвое село.Так цветик, вынут из стакана,Теряет свежесть нежных жил,Лицо роняет ниже стана.Но он в воде, и он ожил.Олегу Трупу были девы –Вод нежносвистные напевы.
Ведь взор обгонит шаг усталых,Ведь взор метельней скакуна.Так разум, даже пеплом малых,–Скакун столетий табуна.Вы жили в Пушкине и с нимТруп Гончаровой был любим.Тобой, певцом Бахчисарая,Та бриль – зеленая, сырая –Рукой небрежною одетаНад бровью Трупова ОлегаС упрямой бровию обета.Что жизнь у смертного ночлега?Промолвит: «Он был некто». ТакТеперь я вижу – свой пятак…
Конечно, чтец! бре-гись! мой нож!На вас, на нас, на общий людОтменно не был он похож:Где вы нежны – Олег был лют,Где вы тростник – там князем бурьБросал всему устало: дурь!Где вы лишь блещущий сапог –Он одуванчиков венок.И в отраженьи на секиреСебя постигнув в взоре жен,Он покорял ресниц Сибири,По Ленам ласки унесен.Надменный хлыст сверкнет китам:Их, серых, три, он с ними там.«Меня вези в страну тамтам!»
Как голубь, если налетается,Вдруг упадает в синий таз,Я верю, Пушкина скитаетсяЕго душа в чудесный час.И вдруг, упав на эти строки,Виёт над пропастью намеки.Платком столетия пестраПоет – моей душе сестра.
Но я почти что чту мечту,Когда та пахнет кровью снега.(Сейчас орлицей на летуСхвачу я озеро Онега).Безумный год. Безумий четкиВ год трупа снимет с тени тень.То скучный вечер умной тетки,То спора Разинский кистень!Живые уж не веселили,Мне трупы равенство сулили[Но вековою бездной злят].Болеет жемчуг. И ты, о зеркало, болейЗа образ черных соболей.Опять наготы наготовеТвои набатовы зрачки.Вода журчит. Итог Любовей –[Всегда готовые] крючки.Так в даче дикой в время оноДрузья снимали труп Гапона.
А снег летел. Стучались враны.Их книгами смерть предуказана.Священник стриженый и странныйКрутился сумрачно-взлохмаченный.Свои вечерние зрачки закрыв суровою ладонью,Зима прильнула к подоконью.Народа волны, гул и гам.Снежинок царство льнет к ногам.Под руководством деловерцаУгрюмые, злые и хор о хорИз глоток заводов, чье умерло сердце,Хлынули люди с копьями зорь.И снег мгновенно покраснелИ клювом ворона чернел.
Где самоубийца раз виселИ облупился потолок,Я в кресло дружеское сел.В чем он ходил? Перчатки, котелок…И уж испуганной орлицейХлопочет Пронин над теплицей.Я вспомнил, что было вчера:<нрзб> обои, <нрзб> веера.Я обманулся у Невы,Доверив все двадцати-трехлетью.Очей неверной синевыКоварен зов за черной сетью.(Сейчас вы та же, та же, та жеОтчасти и немного даже).
Вот юноша. Он еще не стар.Он немного седой.Он знает, что мыслей и жизни пожарВойна заливает свинцовой водой.Многим их 20, закрытых щитом,[Вождям] дадут раньше и отымут потом.В своей зеленой гладкой кожеВ чужой руке покорный ножик.И этот вечер золотой –Он так изыскан и изящен,Что только серной кислотойЛечить возьмется раны наши.Крыла ударом серым лечитВнезапной смерти белый кречет.
Глаза холодно-ледяныеТак часто в дружеской молве.Они нужны решать иныеБеспутно томной голове.Хотите, дам вам мировую славу…А, так! Вы не смеетесь по какому праву?О дне крутом и дней былого в <мороте>Зачем вы целый час так тараторите?Я улыбнулся, я молчал.И вежливо холодно-ледянымиГлазами друг мой отвечалИ прошептал чужое имя.Окурка погасил он уголек,Не посмотрев условленный упрек.
Как белые льны и как снежные глины,Волос упадал за уступом уступ.Концы ресниц чудесно длинны,А рот чаровательно глуп.Две точки зрачков в серединах колец,Глаза эти каменные – их высек резец.День белого взмаха ресницами,–Девичество смерти скитается, снится нам.Другим народом, другою кровьюПьянятся нищие любовью.К чужого моря люда устьюЛетят, весло направив грустью.Изящный вечер. Пел Эн-инС восточной сладостью напева.И вот уж – легок на помин –Пришел 13-й, и цеваВ устах незримого звенитБеседы скорой.
Журчали речи водопадомИ, поздравляя с новым гадом,Мы, созерцаемые тьмамиСтаринной жаловались Маме.Бросали холод веера.И умер говор. Что, пора?Глеб Трупов властно пил зрачкиИ думал: есть звук мировой.Дорогу, дорогу, идут дурачки,То смерть приближалась с толпой моровой.Глеб Трупов не был уж красив,В нем лишь орлиный взмах бровей.Свои глаза, как бес скосив,Волком он вырос у дверей.
Морозный день. Бросает синий дым плитаНа улицах Казани.Тогда про пляску животаОн слышал много указаний.Все курят дым, и лишь клянется кто-то,Что все еще черны тенёта.И черный дым на черном теле.Ай-ай! где-где? цветы слетели.Но как описывал <Рагозин>,<Волнений дым> прозрачен и морозен.
Вы хохот помните его,Что окна сумрачно гудели.И после шепот: «ничего».И просьба, чтобы не галдели.Кривляясь той, что выросла на рынке,Себя закрыв в цветочный сноп,Зеленым золотом кувшинокОбвил хохочущий свой лоб.Как пережиток крепостничества,Зеленых ив качнет девичество.Он долго, долго хохотал,Как будто Пушкина читал.Красавиц смуглые колечкиУжели ты припоминал,Когда в проворных волнах речкиОн тело зверское купал.
Собрание плетей, тройчатки,Бичи, хлысты, орудия Батыя.Я кто? десятая, семнадцатая? ПерчаткиСняв, дала увидеть кольца золотые.Любимая, приставом строгой молвы,Она: то – милый, то – на «вы».Волшебно-тонкой сладка боль,Я взял из кожи мягкий хлыстПо уговору многих вольИ им взмахнул короткий свист.Мыслитель толстый и опухший, как мертвецСмотрел с стены. Какой-то живописецТак написал его, что сам игры отецЕго велел как друга высечь.
И смелый замысел стать тем,О ком задумались века,Чей образ сквозь столетий теньЧертила важная рука,Расположением чернилКто судьбы ваши изменилНечеловеческой игрой,Кто исказил гробов покой,Кому сей мир – зеленый стол,Кому давно не милы страсти,Кому знаком восставший вол,А звезды – радостные масти.
<1915–1916>
<Воззвание Председателей Земного Шара>*
Только мы, свернув ваши три года войныВ один завиток грозной трубы,Поем и кричим, поем и кричим,Пьяные прелестью той истины,Что Правительство Земного ШараУже существует.Оно – Мы.Только мы нацепили на свои лбыДикие венки Правителей Земного Шара.Неумолимые в своей загорелой жестокости,Встав на глыбу захватного права,Подымая прапор времени,Мы, обжигатели сырых глин человечестваВ кувшины времени и балакири,Мы, зачинатели охоты за душами людей,Воем в седые морские рога,Скликаем людские стада –Эго-э? Кто с нами?Кто нам товарищ и друг?Эго-э! кто за нами?Так пляшем мы, пастухи людей иЧеловечества, играя на волынке.Эво-э! Кто больше?Эво-э! Кто дальше?Только мы, встав на глыбуСебя и своих имен,Хотим среди моря ваших злобных зрачков,Пересеченных голодом виселицИ искаженных предсмертным ужасом,Около прибоя людского воя,Назвать и впредь величать себяПредседателями Земного Шара.Какие наглецы, – скажут некоторые.–Нет, они святые, – возразят другие.Но мы улыбнемся, как боги,И покажем рукою на Солнце.Поволоките Его на веревке для собак,Повесьте Его на словах:Равенство, Братство, Свобода,Судите Его вашим судом судомоекЗа то, что в преддверьяхОчень улыбчивой весныОно вложило в нас эти красивые мысли,Эти слова и далоЭти гневные взоры.Виновник – Оно.Ведь мы исполняем Солнечный шепот,Когда врываемся к вам какГлавноуполномоченные Его приказов,Его строгих велений.Жирные толпы человечестваПротянутся по нашим следам,Где мы прошли.Лондон, Париж и ЧикагоИз благодарности заменят своиИмена нашими.Но мы простим им их глупость.Это дальнее будущее,А пока, матери,Уносите своих детей,Если покажется где-нибудь государство.Юноши, скачите и прячьтесь в пещерыИ в глубь моря,Если увидите где-нибудь государство.Девушки и те, кто не выносит запаха мертвых,Падайте в обморок при слове «границы»:Они пахнут трупами.Ведь каждая плаха была когда-тоХорошим сосновым деревом,Кудрявой сосной.Плаха плоха только тем,Что на ней рубят головы людям.Так, государство, и тыОчень хорошее слово со сна –В нем есть И звуков:Много удобства и свежести.Ты росло в лесу слов:Пепельница, спичка, окурок,Равный меж равными;Но зачем оно кормится людьми?Зачем отечество стало людоедом,А родина его женой?Эй! Слушайте!Вот мы от имени всего человечестваОбращаемся с переговорамиК государствам прошлого:Если вы, о государства, прекрасны,Как вы любите сами о себе рассказыватьИ заставляете рассказывать о себеСвоих слуг,То зачем эта пища богов?Зачем мы, люди, трещим у вас на челюстяхМежду клыками и коренными зубами?Слушайте, государства пространств,Ведь вот уже три годаВы делали вид,Что человечество – только пирожное,Сладкий сухарь, тающий у вас во рту;А если сухарь запрыгает бритвой и скажет: мамочка!Если его посыпать нами,Как ядом?Отныне мы приказываем заменить слова: «Милостью Божьей»«Милостью Фиджи».Прилично ли Господину Земному Шару(Да творится воля Его)Поощрять соборное людоедствоВ пределах себя?Не высоким ли холопствомСо стороны людей, как едомых,Защищать своего верховного Едока?Послушайте! Даже муравьиБрызгают муравьиной кислотой на язык медведя.Если же возразят,Что государство пространств неподсудноКак правовое соборное лицо,Не возразим ли мы, что и человекТоже двурукое государствоШариков кровяных и тоже соборен.Если же государства плохи,То кто из нас ударит палец о палец,Чтобы отсрочить их сонПод одеялом: навеки?Вы недовольны, о государстваИ их правительства,Вы предостерегающе щелкаете зубамиИ делаете прыжки. Что ж!Мы – высшая силаИ всегда сможем ответитьНа мятеж государств,Мятеж рабов,–Метким письмом.Стоя на палубе слова «надгосударство звезды»И не нуждаясь в палке в час этой качки,Мы спрашиваем: что выше –Мы, в силу мятежного праваИ неоспоримые в своем первенстве,Пользуясь охраной законов о изобретенииИ объявившие себя Председателями Земного Шара,Или вы, правительстваОтдельных стран прошлого,Эти будничные остатки около боенДвуногих быков,Трупной влагой коих вы помазаны?Что касается нас, вождей человечества,Построенного нами по законам лучейПри помощи уравнений рока,То мы отрицаем господ,Именующих себя правителями,Государствами и другими книгоиздательствамиИ торговыми домами «Война и К°»,Приставившими мельницы милого благополучияК уже трехлетнему водопадуВашего пива и нашей кровиС беззащитно-красной волной.Мы видим государства, павшие на мечС отчаяния, что мы пришли.С родиной на устах,Обмахиваясь веером военно-полевого устава,Вами нагло выведена войнаВ круг невест человека.А вы, государства пространств, успокойтесьИ не плачьте, как девочки.Как частное соглашение частных лиц,Вместе с обществами поклонников Данте,Разведения кроликов, борьбы с сусликами,Вы войдете под сень изданных нами законов.Мы вас не тронем.Раз в году вы будете собираться на годичные собрания,Делая смотр редеющим силамИ опираясь на право союзов.Оставайтесь добровольным соглашениемЧастных лиц, никому не нужнымИ никому не важным,Скучным, как зубная больУ бабушки 17 столетия.Вы относитесь к нам,Как волосатая ного-рука обезьянки,Обожженная неведомым богом-пламенем,К руке мыслителя, спокойноУправляющей вселенной,Этого всадника оседланного рока.Больше того: мы основываемОбщество для защиты государствОт грубого и жестокого обращенияСо стороны общин времени.Как стрелочникиУ встречных путей Прошлого и Будущего,Мы так же хладнокровно относимсяК замене ваших государствНаучно построенным человечеством,Как к замене липового лаптяЗеркальным заревом поезда.Товарищи рабочие! Не сетуйте на нас:Мы, как рабочие-зодчие,Идем особой дорогой к общей цели.Мы – особый род оружия.Итак, боевая перчаткаТрех слов: Правительство Земного ШараБрошена.Перерезанное красной молнией,Голубое знамя безволода,Знамя ветреных зорь, утренних солнцПоднято и развевается над землей.Вот оно, друзья мои!Правительство Земного Шара.Пропуск в Правительство Звезды:Сун-Ят-сену, Рабиндранат Тагору,Вильсону, Керенскому. ПредложенияЗаконы быта да сменятсяУравнениями рока.Персидский ковер имен государствДа сменится лучом человечества.Мир понимается как луч.Вы – построение пространств.Мы – построение времени.Во имя проведения в жизньВысоких начал противоденегВладельцам торговых и промышленных предприятийДать погоны прапорщикаТрудовых войскС сохранением за ними окладаПрапорщиков рабочих войск.Живая сила предприятий поступаетВ распоряжение мирных рабочих войск.
21 апреля 1917
