Александр Полежаев - Стихотворения и поэмы

11. Цепи

Зачем игрой воображеньяКартины счастья рисовать?Зачем душевные мученьяТоской опасной растравлять?Гонимый роком своенравным,Я вяну жертвою страстейИ угнетен ярмом бесславнымВ цветущей юности моей!..Я зрел: надежды луч прощальныйТемнел и гаснул в небесах,И факел смерти погребальныйС тех пор горит в моих очах!Любовь к прекрасному, природа,Младые девы и друзья,И ты, священная свобода,—Всё, всё погибло для меня!Без чувства жизни, без желаний,Как отвратительная тень,Влачу я цепь моих страданийИ умираю ночь и день!Порою огнь души унылойВоспламеняется во мне,С снедающей меня могилойБорюсь как будто бы во сне!Стремлюсь в жару ожесточеньяМои оковы раздробитьИ жажду сладостного мщеньяЖивою кровью утолить!Уже рукой ожесточеннойБерусь за пагубную сталь,Уже рассудок мой смущенныйЗабыл и горе и печаль!..Готов!.. Но цепь порабощенияГремит на скованных ногах,И замирает сталь отмщеньяВ холодных, трепетных руках…Как раб испуганный, бездушный,Тогда кляну свой жребий яИ вновь взираю равнодушноНа цепи <нового цар>я.

12. Рок

Зари последний луч угасВ природе усыпленной;Протяжно бьет полночный часНа башне отдаленной.Уснули радость, и печаль,И все заботы света;Для всех таинственная дальЗавесой тьмы одета.Всё спит… Один свирепый рокЧужд мира и покояИ столько ж страшен и жестокВ тиши, как в вихре боя.Ни свежей юности красы,Ни блеск души прекраснойНе избегут его косыНежданной и ужасной!Он любит жизни бурный шум,Как любят рев потока,Или как любит детский умИгру калейдоскопа.Пред ним равны — рабы, цари;Он шутит над султаном,Равно как шучивал АлиЯнинский над фирманом.Он восхотел — и Крез избегКостра при грозном Кире,И Кир, уснув на лоне нег,Восстал в подземном мире;Велел — и Рима властелинНародный гладиатор,И Русь как кур передушилЕфрейтор-император.

13. «Притеснил мою свободу…»

Притеснил мою свободуКривоногий штабс-солдат:В угождение уродуЯ отправлен в каземат.И мечтает блинник сальныйВ черном сердце подлецаСкрыть под лапою нахальнойИмя вольного певца.Но едва ль придется шутуОтыграться без стыда:Я — под спудом на минуту,Он — в болоте навсегда.

14. <Узник>

Александру Петровичу Лозовскому

Plus tôt que je n’ai dû je reviens dans la lice;Mais tu le veux, amis!Ton bras m’a reveillé; c’est toi qui m’a dit: va!

Ты мне чужой — не с давних летЗнаком душе твоей поэт!Не симпати́я двух сердецСвятого дружества венецВ счастливой жизни нам вилаИ друг для друга родила.Быть может, раз сойтись с тобойМне предназначено судьбой —И мы сошлись… Ты — в красотеЦветущих дней, я — в наготеПозорных уз… Добро иль злоТебя к страдальцу привело,Боюсь понять… Под игом бедМне подозрителен весь свет;Погибшей истины чертыВ глазах моих — одни мечты…Уму свирепому онаИ ненавистна и смешна!Быть может, ветреник младой,Смеясь над глупой добротой,Вменяя шалости в законИ быстрым чувством увлечен,Ты ложной жалостью хотелСмягчить ужасный мой уделИль осмеять мою тоску;Быть может, лестью простакуЖелал о прежнем вспомянутьИ беспощадно обмануть…Но пусть, игралище страстей,Я буду куклой для людей,Пусть их коварства лютый ядВ моей груди умножит ад…И ты не лучше их ничем…Не знаю сам, за что, зачемЯ полюбил тебя… Твой взорНе есть несчастному укор.Твой голос, звук твоих речейМне мил, как сладостный ручей…Так соловей в ночной тишиПоет для горестной души,Так Абадонне Уриил[43]Во тьме геенны говорил…Глаза печальные моиСлезу приязни и любвиВ твоих заметили очах…Ты любишь сам меня — но ах!Твое участие ко мне,Как легкий пепел на огне,На миг возникнет, оживет —И вместе с ветром пропадет.Я не виню тебя!.. ЖестокКо мне не ты, а злобный рок,И ты простишь в пылу страстейОбидной вольности моей……………………………………………Я снова узник и солдат!..Вот тайный дар моих стихов…Проникни в силу этих слов…Прочти, коль вздумаешь, спишиИ не забудь меня в глуши…Когда ж забудешь — бог с тобой,Но знай, что я навеки твой…

Ты хочешь, друг, чтобы рукаВремен прошедших чудака,Вооруженная пером,Черкнула снова кой о чем?Увы! Старинный жар стиховИ след сатир и острых словИсчезли в буйной голове,Как след дриады на травеИль запах розы молодойПод недостойною пятой.Поэт пленительных страстейСидит живой в когтях чертей,Атласных не поетИ чуть по-волчьи не ревет…Броня сермяжная и штык —Удел того, кто был великНа поле перьев и чернил;Солдатский кивер осенилГлаву, достойную венка…И Чайльд-Гарольдова тоскаЛежит на сердце у того,Кто не боялся никого…Но на призывный дружный гласОтвечу я в последний раз,Еще до смерти согрешу —И лист бумаги испишу…Прочти его и согласись,Что если средства нет спастисьОт угнетенья и цепей,То жизнь страшнее ста смертей,И что свободный человекСвободно кончить должен век……………………………………………………………………………………… опыт злойЗавесу с глаз моих сорвалИ ясно, ясно доказал,Что добродетель есть мечта,………………………………… суета.Любовь и дружба — пара слов,А жалость — мщение врагов…Одно под солнцем есть добро:Неочиненное перо…

В столице русских городов,Мо<щей>, мон<ахов> и попов,На славном Вале ЗемляномСтоит странноприимный дом;И рядом с ним стоит другой,Кругом обстроенный, большой.И этот дом известен нам,В Москве, под именем казарм;В казармах этих тьма людейИ ночью множествоНа нарах с воинами спят,И веселятся, и шумят;И на огромном том дворе,Как будто в яме иль дыре,Издавна выдолблено дно,Иль гаубвахта, всё равно…И дна того на глубинеЕще другое дно в стене,И называется тюрьма;В ней сырость вечная и тьма,И проблеск солнечных лучейСквозь окна слабо светит в ней;Растреснутый кирпичный сводЕдва-едва не упадетИ не обрушится на пол,Который снизу, как Эол,Тлетворным воздухом несетИ с самой вечности гниет…В тюрьме жертв на пять или шестьРяд малых нар у печки есть.И десять удалых голов,<Царя> решительных врагов,На малых нарах тех сидят,И кандалы на них гремят…И каждый день повечеру,Ложася спать, и поутруВ м<олитве> к г<осподу> Х<ристу><Царя российского> в ……Они ссылают наподрядИ все сл …… ему хотят,За то, что мастер он лихойЗа п<устяки> г<онять> скв<озь> с<трой>.И против нар вдоль по стенеДоска, подобная скамье,На двух столпах утверждена.И на скамье той у окна,Броней сермяжною одет,Лежит вербованный поэт.Броня на нем, броня под ним,И всё одна и та же с ним,Как верный друг, всегда лежит,И согревает, и хранит;Кисет с негодным табакомИ полновесным пятакомНа необтесанном столеЛежат у узника в угле.Здесь триста шестьдесят пять днейВ кругу Плутоновых людейОн смрадный воздух жизни пьетИ <самовластие> клянет.Здесь он во цвете юных лет,Обезображен как скелет,С полуостриженной брадой,Томится лютою тоской…Он не живет уже умом —Душа и ум убиты в нем;Но, как бродячий автоматИли бесчувственный солдат,Штыком рожденный для штыка,Он дышит жизнью дурака:Два раза на день ест и пьетИ долг природе отдает.

Воспоминанья старины,Как соблазнительные сны,Его тревожат иногда;В забвенье горестном тогдаОн воскресает бытием:Безумным, радостным огнемТогда глаза его горят,И слезы крупные блестят,И, очарованный мечтой,Надежды жизни молодойНесчастный видит, ловит вновь.Опять — поэт, опять любовьК свободе, к миру в нем кипит!Он к ней стремится, он летит;Он полон милых сердцу дум…Но вдруг цепей железных шумИль хохот глупый беглецов,Тюрьмы бессмысленных жильцов,Раздался в сводах роковых —И рой видений золотых,Как легкий утренний туман,Унес души его обман…Так жнец на пажити родной,Стрелой сраженный громовой,Внезапно падает во прах —И замер серп в его руках…Надежду, радость — всё взялаМолниеносная стрела!..

О ты, который возведенПогибшей в<ольности> на трон,Или, простее говоря,О<соба> р<усского> ц<аря>!Коснется ль звук моих речейТвоих обманутых ушей?Узришь ли ты, прочтешь ли тыСии правдивые черты?..Поймешь ли ты, как мудреноСказать в душе: всё решено!Как тяжело сказать уму:«Прости, мой ум, иди во тьму»;И как легко черкнуть перу:«Ц<арь> Н<иколай>. Б<ыть> по с<ему>».Поймешь ли ты, что твой народЕсть пышный сад, а ты — Ленотр,Что должен ты его беречьИ ветви свежие не сечь…Поймешь ли ты, что ц<арский> долгЕсть не душить, как лютый волк,По алчной прихоти своейМильоны страждущих людей…Но что?.. К чему напрасный гнев,Он не сомкнет Молохов зев:Бессилен звук в моих устах,Как меч в заржавленных ножнах…И я в тюрьме…                      Ватага спит;Передо мной едва горитФитиль в разбитом черепке;С ружьем в ослабленной руке,На грудь склонившись головой,У двери дремлет часовой;Вблизи усталый караулГлаза бессонные сомкнул.На гаубвахте тишина…Бог винограда, бог вина,Сын пьяный пьяного отца,Зачем приятный глас певца,В часы полуночных пиров,Не веселит твоих сынов?Зачем на лире золотойПеред волшебницей младойВ восторге чувств он не гремитИ бледный, пасмурный сидитБез возлияний и друзейВ руках едва ль полулюдей…Не он ли свежесть ранних силТебе на жертву приносилВо дни беспечной старины?Не он ли розами весныТвой благодетельный покалРукой покорной украшал?Свершилось!.. Нет его!.. УдарьПоблекшим тирсом в свой алтарь!Пролей вино из томных глаз!Твой жрец, твой верный жрец угас!Угас, как факел буйных дев,Исчез, как громкий их напев:«Эван, эвое, сильный Вакх!»,Как разум, скучный на пирах!..Вторый Н<ерон>, Ис<кариот>,У<дав> б<разильский> и Н<емврод>Его враждой своей почтил И, лобызая, удушил!

Mais qu’importe? Accompli ta mission sacrée.[44]