Феликс Кривин - Круги на песке
СУД ПАРИСА
Войдите в положение Париса:Он выбирает все же из богинь.У них и стан стройнее кипариса,И воспитанье — не в пример другим.Ну, словом, все богини в лучшем виде.Парис не хочет никого обидеть,Он очень мягкий человек, Парис.И, пользуясь своей судейской властью,Он разрезает яблоко на частиИ всем троим вручает первый приз.«Ну, вы видали этого кретина? —Вскричала возмущенная Афина. —Он у меня отрезал два куска!»«Нет, у меня… Ну, парень, погоди ты!» —Сердито пригрозила Афродита,На остальных взирая свысока.А Гера, настоящая мегера,Металась, как пантера по вольеру,Грозя сослать Париса на галеры,Суля ему холеру и чуму.А он не знал, за что такая участь.И он стоял, казня себя и мучасьИ вопрошая небо:«Почему?»
В ЗАЩИТУ ЯНУСА
Не беда, что Янус был двулик,В общем-то он жизнь достойно прожил.Пусть он был одним лицом ничтожен,Но зато другим лицом — велик.Пусть в одном лице он был пройдоха,Но в другом бесхитростно правдив.Пусть с людьми бывал несправедлив,Но с начальством вел себя неплохо.Можно заявить авторитетно:Не беда, что Янус был двулик.Для того, кто к Янусу привык,Это было даже незаметно.Разве что порой случится грех,И сдержаться Янус не сумеет:Побледнеет, глядя снизу вверх,Глядя сверху вниз — побагровеет.Был он тих, зато бывал и лих,Если ж то и это подытожить, —Не беда, что Янус был двулик,В среднем он считается хорошим.
КОМЕДИЯ МАСОК
Простак, Убийца и Король,Играя без подсказки,Со временем входили в рольИ привыкали к маске.
И даже кончив свой спектакльИ сняв колпак бумажный,Держался простаком Простак,Убийца крови жаждал.
Скупец копил, транжирил Мот,Обжора плотно ужинал,Любовник все никак не могВернуться к роли мужа.
И не поймешь в конце концов:Где правда, а где сказка.Где настоящее лицо,А где всего лишь маска.
СКАЗКИ
Даже в самом что ни естьНеобычномСовершается обычныйПроцесс:Был когда-то Мальчик-с-ПальчикС-Мизинчик,Ну а нынче —С-Указательный Перст.Хорошо это?А может быть, плохо?Понапрасну кличет рыбку рыбак..Царь Горох,Что был когда-то с горохом,Основательно сидит на бобах.
ПРОГУЛКА СО СВИФТОМ
Не так-то просто, проходя по городу,Увидеть человека в полный рост:Где великаны опускают голову,Там лилипуты задирают нос.
ФАУСТ
Над землей повисло небо —Просто воздух;И зажглись на небе звезды —Миф и небыль,След вселенского пожара,Свет летучий…Но закрыли звезды тучи —Сгустки пара.Слышишь чей-то стон и шепот?Это ветер.Что осталось нам на свете?Только опыт.Нам осталась непокорностьЗаблужденью,Нам остался вечный поиск —Дух сомненья.А еще осталась вераВ миф и небыль.В то, что наша атмосфера —Это небо,Что космические искры —Это звезды…Нам остались наши мысли —Свет и воздух.
— Доктор Фауст, хватит философийИ давайте говорить всерьез! —Мефистофель повернулся в профиль,Чтобы резче обозначить хвост.Все темнее становилась темень,За окном неслышно притаясь.За окном невидимое времяУносило жизнь — за часом час.И в старинном кресле, неподвиженБлизоруко щурился на светДоктор Фауст, маг и чернокнижник,Утомленный старый человек.— Все проходит и пройдет бесследно,И на время нечего пенять.Доктор Фауст, люди слишком смертны,Чтоб законы вечности понять.Не берите лишнего разбега,Пожалейте ваше естество!Что такое наша жизнь, коллега?Химия — и больше ничего! —Что он хочет, этот бес нечистый,Этот полудемон, полушут?— Не ищите, Фауст, вечных истин,Истины к добру не приведут.Лучше отдыхайте, пейте кофе… —
Исчерпав словесный свой запас,Мефистофель передвинул профиль,Чтоб яснее обозначить фас.
КВАЗИМОДО
Сколько стоит душа?Ни гроша…Хороша,Но выходит из моды…И живет на земле, не греша,Золотая душа — Квазимодо.
Он живет, неприметен и сер,В этом мире комфорта и лоска,В этом веке, где каждый нервОбнажен, как Венера Милосская.
Не коря ни людей, ни судьбу,Красоты молчаливый свидетель,Тащит он на своем горбуНепосильную ей добродетель.
ВНАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО
Человек простой и неученый,Всей душой хозяина любя,Пятница поверил в Робинзона,Робинзон уверовал в себя.Он уверовал в свое началоИ в свои особые права.И — впервые слово прозвучало.Робинзон произносил слова.Первое пока еще несмело,Но смелей и тверже всякий раз,Потому что, став превыше дела,Слово превращается в приказ.И оно становится законом,Преступать который — смертный грех.Пятница — свободный человек,Но он хочет верить в Робинзона.
МУШКЕТЕРЫ
Бражники, задиры, смельчаки,Словом, — настоящие мужчины…Молодеют в зале старики,Женщины вздыхают беспричинно.Горбятся почтенные отцы:Их мечты — увы! — не так богаты.Им бы хоть бы раз свести концыНе клинков, а собственной зарплаты.Но зовет их дивная страна,Распрямляет согнутые спины, —Потому что женщина, женаХочет рядом чувствовать мужчину.Бой окончен. Выпито вино.Мир чудесный скрылся за экраном.Женщины выходят из кино.Каждая уходит с д'Артаньяном.
СКУПЫЕ РЫЦАРИ
Скупые рыцари не пьют шеломом ДонуИ не пытают ратную судьбу.Скупые рыцари, не выходя из дома,Ведут свою смертельную борьбу.
И пыль на их дорогах не клубится,На башнях их не выставлен дозор.Трепещут занавески на бойницах.Ковры на стенах умиляют взор.И — вечный бой.То явный бой, то скрытый —За этот дом, за службу, за семью.За каждый грамм налаженного быта,Добытого в нерыцарском бою.
И все же рыцарь — по натуре рыцарь.И по ночам, наедине с собой,Они не спят, и им покой не снится,А снится самый настоящий бой.
Но не пробить им собственные стены,Воды донской шеломом не испить.Привычных уз мечом не разрубить —Не вырваться из собственного плена.
ПАНУРГ
Всем известно — кому из прочитанных книг,А кому просто так, понаслышке, сторонкой,Как бродяга Панург, весельчак и шутник,Утопил всех баранов купца Индюшонка.После торгов недолгих с надменным купцомОн купил вожака, не скупясь на расходы.И свалил его за борт. И дело с концом.И все стадо послушно попрыгало в воду.Ну и зрелище было! И часто потомОбсуждал этот случай Панург за стаканом.И смеялся философ, тряся животом,Вспоминая, как падали в воду бараны.Но одно позабыл он, одно умолчал,Об одном он не вспомнил в застольных беседах:Как в едином порыве тогда сгорячаЧуть не прыгнул он сам за баранами следом.Он, придумавший этот веселенький трюк,Испытал на себе эти адские муки,Когда ноги несут и, цепляясь за крюк,Не способны сдержать их разумные руки.Когда знаешь и веришь, что ты не баран,А что ты человек и к тому же философ…Но разумные руки немеют от ран,От жестоких сомнений и горьких вопросов.А теперь он смеется, бродяга хмельной,А теперь он хохочет до слез, до упаду…Но, однако, спешит обойти стороной,Если встретит случайно на улице стадо.
ФИГАРО