Госпожа Победа - Ефим Гольдберг
Людей одаряет, так будем достойны
Землей и водою рожденной красы.
Паланга. 10 апреля 1981 г.
О песнях
Есть песни, которым не надо мотива —
Их каждое сердце само поет.
Смело и властно, легко и красиво
Песня такая приходит – и вот
Кажется, кто-то большой и сильный,
С места поднял и повел за собой.
Руки любимой – не руки, а крылья,
Вот-вот, как живые, взмахнут за спиной.
Все трудное стало приятной прогулкой.
Счастье пьянит – в голове угар.
Сердце стучит по-особому гулко
Сотнями струн на десятках гитар.
И с ветром, как с другом, идешь по тропинке,
То в спину толкнет, то вперед забежит.
В лицо тебе бросит колючки-снежинки,
Поднимется вверх, в проводах загудит.
Провода как строчки, а птички – ноты.
Изоляторы – чем не мажорный ключ?
Должно быть, и ветру плясать охота,
Да солнышко строго глядит из-за туч.
Какое там строго! Все небо в узорах.
В тучки запрятав смеющийся рот,
Солнце шагает, как будто в дозоре,
Радость земли для людей бережет.
Хорошо
Как хорош, как ясен вечер,
Как чиста дорога.
Видишь: звёзды подобрели,
Не глядят так строго.
Лёгкий ветер гладит щёки,
Розовеют лица.
Мягко падают снежинки
На твои ресницы.
Хорошо так в вечер снежный
Быть с тобою рядом.
Хорошо сосулькой таять
Под горячий взглядом.
Хороша в тиши морозной
Песня о Босфоре,
Не оттуда ль эта ласка
У тебя во взоре?
Хорошо с тобою падать
В мягкий пух сугроба.
Хорошо, когда мы любим
И любимы оба!
1941 г.
Я вернусь
Поле белое, белое, белое.
Санки чертят прощальный след,
Песня сердца сегодня несмелая
За санями несется вслед.
Ветер мягко дорогу лижет.
Санки лёгкие. Бойкая рысь.
Сядь, любимая, рядышком, ближе,
Напоследок тесней прижмись.
– Помнишь, милая, помнишь, Зойка,
Мне напомнила снежная даль,
Мы когда-то мечтали о тройке,
И не сбылось, а мне не жаль.
Жаль, что так быстролетны встречи,
А меж встречами полный год.
Потому так бессвязны речи —
Пламя, пламя и снова лед.
Мы ли нашей любви не рады?
Пролетела неделя вскачь,
И уже расставаться надо.
Не грусти, дорогая, не плачь.
Мы пробьемся сквозь мрачную полосу,
Выйдем к радуге ясного дня.
Знай – до боли, до дрожи в голосе
Я люблю, я люблю тебя.
По дороге, соломой меченной,
Только смолкнет последний бой,
Я вернусь на конях расцвеченных,
Я приеду к тебе, за тобой.
Колокольца подвяжем под дуги.
Пусть звенят на бегу вперебой.
Это счастье крылатою вьюгой
Зашумит над родной стороной.
Лесная идиллия
Это было… минули уж те времена.
Солнышко грело любовно и щедро.
Рядышком, вместе взошли семена
Нежной березки и старого кедра.
Их телом своим согревала земля,
Баюкали песней таежные ветры.
По вечному кругу лето – зима.
К солнцу тянулись – березка росла,
И кедр за ней набирал сантиметры.
И выросли оба. В отца и мать.
Рослыми стали деревья – подростки,
Такими, что можно меж ними стать,
Одною рукою березку обнять,
Другою погладить иголки жесткие.
Как-то, проснувшись от зимнего сна
И греясь на солнышке долгими днями,
Они – в этом явно повинна весна
(Березка давно уж была влюблена) —
Робко друг друга коснулись ветвями.
Время прошло, и они обнялись.
Все перепуталось в крепком объятьи.
Корнями, ветвями переплелись
Навеки, да так, что ни смерть и ни жизнь
Не могут, не смеют, не в силах разъять их.
Они и поныне обнявшись стоят.
Все та же родная земля под ногами.
Ветвям, листвою шумят, шелестят,
О чем-то своем говорят, говорят,
Тесно друг к другу прижавшись стволами.
Может, береза порой и ворчит,
А он иногда отмахнется сердито.
Но вместе, как в битве копье и щит, —
Она ему верной опорой стоит,
А он ей навеки надежной защитой.
Всем они любы: и он, и она.
Орешками белкам привольно кормиться,
Стайками птицы гнездятся всегда,
И даже ветры летят туда,
В крону густую на отдых ложиться.
Ими по праву гордится тайга.
Хоть старость – она и деревья не красит —
Кора огрубела – беда не беда,
И жизнь хороша, и года не года,
Когда они в дружбе, любви и согласии.
И ладно, вела бы по лесу тропа,
И, не поучая словами заранее,
Молодоженов водить бы туда —
Пусть полюбуются: «это – да!»,
Такое и им, и другим в назидание.
Алтай. 17 марта 1980 г.
Лебедушка
Им было под сорок, считай, на двоих.
И выпало счастье друг в друга влюбиться,
Но был он застенчив, робок и тих —
Никак не решался в любви объясниться.
Однажды, играя, упала она.
В тревоге поднял ее. Сблизились лица,
И сами невольно сложились слова:
«Будь мне, лебедушка, верною птицей».
Как будто лежали слова на виду
И случая ждали, всегда наготове:
«Лебедушкой будь мне, а я отслужу
В надежде,