Владимир Высоцкий - Избранное
Ни философский камень больше не ищу,
Ни корень жизни, — ведь уже нашли женьшень.
Не посягаю, не стремлюсь, не трепещу
И не пытаюсь поразить мишень.
Устал бороться с притяжением земли.
Лежу — так больше расстоянье до петли.
И сердце дёргается, словно не во мне.
Пора туда, где только «ни» и только «не».
Толка нет, толкани — и с коня.
Только «не», только «ни» — у меня.
[1971]
МОИ ПОХОРОНА
Сон мне снится — вот те на:
Гроб среди квартиры.
На мои похорона
Съехались вампиры.
Стали речи говорить —
Всё про долголетие.
Кровь сосать решили погодить,
Вкусное — на третье.
В гроб вогнали кое-как,
Самый сильный вурдалак
Втискивал и всовывал,
Плотно утрамбовывал,
Сопел с натуги, сплевывал
И желтый клык высовывал.
Очень бойкий упырёк
Стукнул по колену,
Подогнал и под шумок
Надкусил мне вену.
Умудрённый кровосос
Встал у изголовия
И вдохновенно произнёс
Речь про полнокровие.
И почётный караул
Для приличия всплакнул,
Но чую взглядов серию
На сонную артерию.
А если кто пронзит артерию,
Мне это сна грозит потерею.
— Погодите, спрячьте крюк!
Да куда же, чёрт, вы?!
Я же слышу, что вокруг,—
Значит, я не мёртвый.
Яду капнули в вино,
Ну, а все набросились.
Опоить меня хотели, но
Опростоволосились.
Тот, кто в зелье губы клал,
В самом деле дуба дал,
Ну, а мне как рвотное
То зелье приворотное.
Здоровье у меня добротное,
И закусил отраву плотно я.
Почему же я лежу,
Дурака валяю?
Почему я не заржу,
Их не напугаю?
Я б их мог прогнать давно
Выходкою смелою.
Мне б пошевелиться, но…
Глупостей не делаю.
Безопасный, как червяк,
Я лежу, а вурдалак
Со стаканом носится —
Сейчас наверняка набросятся.
Ещё один на шею косится…
Ну, гад, он у меня допросится!
Кровожадно вопия,
Высунули жалы,
И кровиночка моя
Полилась в бокалы.
Погодите, сам налью.
Знаю сам, что вкусная.
Нате, пейте кровь мою,
Кровососы гнусные!
Я ни мышцы не напряг,
Не пытался сжать кулак,
Потому что кто не напрягается —
Тот никогда не просыпается,
Тот много меньше подвергается
И много дольше сохраняется.
Вот мурашки по спине Смертные крадутся,
А всего делов-то мне Было — шевельнуться.
Что? Сказать чего боюсь?
А сновиденья тянутся…
Да того, что я проснусь,
А они останутся.
Мне такая мысль страшна,
Что сейчас очнусь от сна
И станут в руку сном мои
Близкие знакомые,
Живые, зримые, весомые,
Мои любимые знакомые.
Вдруг они уже стоят,
Жала наготове.
Очень выпить норовят
По рюмашке крови.
Лучше я еще посплю,—
Способ — не единственный,
Я во сне перетерплю,
Я во сне воинственный.
Пусть мне снится вурдалак —
Я вот как сожму кулак,
И в поддых, и в хрящ ему!
Да где уж мне, ледащему
И спокойно спящему
Бить по-настоящему.
[1969–1971]
ЖЕРТВА ТЕЛЕВИДЕНИЯ
Есть телевизор — подайте трибуну!
Так проору — разнесется на мили.
Он — не окно, я в окно и не плюну.
Мне будто дверь в целый мир прорубили.
Все на дому — самый полный обзор:
Отдых в Крыму, ураган и Кобзон,
Фильм — часть шестая, тут можно поспать —
Я не видал предыдущие пять.
Врубаю первую, а там — ныряют.
Ну, это так себе, а с десяти —
«А ну-ка, девушки!» — что вытворяют!
И все в передничках. С ума сойти!
Я у экрана, мне дом — не квартира.
Я всею скорбью скорблю мировою,
Грудью дышу я всем воздухом мира,
Никсона вижу с его госпожою.
Вот тебе раз! Иностранный глава —
Прямо глаз в глаз, к голове — голова.
Чуть пододвинул ногой табурет —
И оказался с главой тет-а-тет.
Потом ударники в хлебопекарне
Дают про выпечку до двадцати.
И вот — любимая: «А ну-ка, парни!» —
Стреляют, прыгают. С ума сойти!
Если не смотришь, ну, пусть не болван ты,
Но уж, по крайности — богом убитый.
Ты же не знаешь, что ищут таланты!
Ты же не ведаешь, кто даровитый!
В восемь — футбол: СССР — ФРГ.
С Мюллером я — на короткой ноге.
Судорога, шок, но… уже — интервью.
Ох, хорошо, что с Указу не пью.
Там кто-то выехал на конкурс в Варне,
А мне квартал всего туда идти.
А ну-ка, девушки! А ну-ка, парни!..
Все лезут в первые — с ума сойти!
Как убедить мне упрямую Настю?—
Настя желает в кино, как суббота.
Настя твердит, что проникся я страстью
К глупому ящику для идиота.
Да, я проникся! В квартиру зайду,
Глядь — дома Никсон и Жорж Помпиду.
Вот хорошо — я бутылочку взял.
Жорж — посошок, Ричард, правда, не стал.
А дальше — весело, ещё кошмарней!
Врубил четвёртую — и на балкон!
А ну-ка, девушки а ну-ка, парням
Вручают премию в О-О-ООН.
Ну, а потом, на закрытой на даче,
Где, к сожаленью, навязчивый сервис,
Я и в бреду всё смотрел передачи,
Всё заступался за Анджелу Дэвис.
Слышу — Не плачь, всё в порядке в тайге,
Выигран матч СССР — ФРГ,
Сто негодяев захвачены в плен,
И Магомаев поёт в КВН.
Ну, а действительность — ещё шикарней:
Два телевизора — крути-верти.
А ну-ка, девушки! А ну-ка, парни!
За них не боязно с ума сойти.
[1971]
ДИАЛОГ У ТЕЛЕВИЗОРА
— Ой, Вань! Смотри, какие клоуны!
Рот — хоть завязочки пришей…
Ой! До чего, Вань, размалёваны,
А голос, как у алкашей.
А тот похож — нет, правда, Вань,
На шурина, — такая ж пьянь.
Ну, нет, — ты глянь, нет-нет, — ты глянь,
Я правда, Вань.
— Послушай, Зин, не трогай шурина,
Какой ни есть, а он — родня.
Сама намазана, прокурена,
Гляди, дождёшься у меня!
А чем болтать, взяла бы, Зин,
В антракт сгоняла в магазин.
Что? Не пойдёшь? Ну — я один.
Подвинься, Зин!
— Ой! Вань! Смотри, какие карлики!
В жерси одеты, не в шевьёт…
На нашей пятой швейной фабрике
Такое вряд ли кто пошьёт!
А у тебя, ей-богу, Вань,
Ну, все друзья — такая рвань,
И пьют всегда в такую рань
Такую дрянь.
— Мои друзья хоть не в болоний,
Зато не тащат из семьи,
А гадость пьют из экономии,
Хоть поутру, да на свои.
А у тебя самой-то, Зин,
Приятель был с завода шин,
Так тот вообще хлебал бензин,
Ты вспомни, Зин!
— Ой, Вань, гляди-ка, попугайчики!
Нет! Я, ей-богу, закричу.
А это кто — в короткой маечке?
Я, Вань, такую же хочу.
В конце квартала, правда, Вань,
Ты мне такую же сваргань.
Ну, что «отстань», всегда «отстань»?
Обидно, Вань.
— Уж ты бы лучше помолчала бы!
Накрылась премия в квартал.
Кто мне писал на службу жалобы?
Не ты? Да я же их читал.
К тому же, эту майку, Зин,
Тебе напяль — позор один,
Тебе шитья пойдёт аршин,—
Где деньги, Зин?
— Ой! Вань! Умру от акробатиков!
Смотри! Как вертится, нахал!
Завцеха наш, товарищ Сатиков,
Недавно в клубе так скакал.
А ты придёшь домой, Иван,
Поешь — и сразу на диван,
Или кричишь, когда не пьян.
Ты что, Иван?
— Ты, Зин, на грубость нарываешься!
Всё, Зин, обидеть норовишь!
Тут за день так накувыркаешься,
Придёшь домой — там ты сидишь!
Ну, и меня, конечно, Зин,
Всё время тянет в магазин,
А там друзья, ведь я же, Зин,
Не пью один.
[1971]
МИЛИЦЕЙСКИЙ ПРОТОКОЛ
Считать по-нашему, мы выпили немного.
Не вру, ей-богу! Скажи, Серега!
И если б водку гнать не из опилок —
То что б нам было с пяти бутылок?
Вторую пили близ прилавка, в закуточке,
Но это были ещё цветочки!
Потом — в скверу, где детские грибочки,
Потом — не помню, дошёл до точки.
Я пил из горлышка, с устатку и не евши,
Но как стекло был — остекленевший.
А уж когда коляска подкатила,
Тогда в нас было семьсот на рыло.
Мы, правда, третьего насильно затащили,
Ну тут — промашка, переборщили.
А что очки товарищу разбили —
Так то портвейном усугубили.
Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь,
Что не буяньте, что разойдитесь!
На «разойтись» — я сразу согласился,
И разошелся. И расходился.
Но если я кого ругал — карайте строго!
Но это вряд ли — скажи, Серега!
А что упал — так то от помутненья,
Орал — не с горя, от отупенья.
Теперь дозвольте пару слов без протокола.
