Владимир Маяковский - Том 13. Письма, наброски и другие материалы

Считаю нужным еще раз повторить, что результат постановок моих сценариев решающе зависит от способности режиссера, так как европейский тип моих сценариев (монтаж кадров, а не фабульное развитие) у нас нов.

3. Буду в Харькове скорее всего 11 октября (очевидно, придется читать лекцию). 14-го же буду обязательно и привезу заказанные мне сценарии.

Крайне изумляет меня ваше упоминание о какой-то моей особой «хватке». Ни размером гонорара, ни сроками оплаты я, насколько мне известно, не выделяюсь из остальных сценаристов, что при моей бесспорной литературной квалификации кажется мне подкупающей юношеской наивностью.

Единственное, что у меня есть, — это девственная вера в нерушимость договоров и в необходимость их точного выполнения, что вы, должно быть, уже оценили, видя меня в назначенную минуту вежливо входящим со сценариями в руках.

Отнесите чересчур идиллическое описание моей фигуры за счет перегибания вами моей характеристики в другую сторону.

4. Сценарий к десятилетию Октября я возьмусь делать с удовольствием*. Основное ваше положение, что хорошо бы наперекор пафосным сценариям сделать веселый, — приветствую. Тему, предложенную вами, не считаю удобовыполнимой. Мне кажется, нельзя провести на целый сценарий реализованную метафору «ребенок — СССР». Даже в литературном произведении такая длительная возня с метафорой не убеждает.

Со своей стороны предлагаем историйку двух обывательских братцев* (возможно — сестра), одновременно бегущих от красных пушек, — один очутился за границей, другой, повиснув на собственных штанах, перелазя забор, волей-неволей сидит в СССР. В дальнейшем развивается история братцев: заграничному до полкартины становится все лучше, нашему — все хуже. Другая половина «наоборот». Картина талантливо развивается, пока заграничный брат не подает прошения о возврате оставшемуся братцу.

На этой канве можно прекрасно, бытово разыграть всю историю наших побед и завоеваний, подведя к апофеозному десятилетию.

Мне необходимо получить ответ на это предложение возможно скорее, так как тов. Брик, совместно с которым я буду писать этот сценарий, через три недели — месяц уезжает.

Если вы согласны с моим предложением, прошу написать мне с приложением договора (очевидно, на общих принятых вами условиях).

Жду от вас письма и буду рад увидеть лично. С приветом.

Москва, 29/IX-26 г.

В губернскую налоговую комиссию, 30 октября 1926*

102 В ГУБЕРНСКУЮ НАЛОГОВУЮ КОМИССИЮ [Москва, 30 октября 1926 г.]

В губернскую налоговую комиссию

Заявление

В. Маяковского

Ввиду того, что районная комиссия Центрального района в заседании своем 30 октября не приняла в соображение всех расходов, указанных мной, прошу пересмотреть мое дело и снизить налог и штраф до минимальных размеров, принимая в соображение все особенности поэтической работы.

Вл. Маяковский.

30/X-26 г.

Брик Л. Ю., 29 ноября 1926*

103 Л. Ю. БРИК [Краснодар, 29 ноября 1926 г.]

Дорогой-дорогой, милый, родной и любимый кисячий детик лис[1].

Я дико скучаю по тебе и ужасно скучаю по вас всех (по «вам всем»?)[2].

Езжу как бешеный*.

Уже читал: Воронеже, Ростове, Таганроге, опять Ростове, Новочеркасске и спять два раза в Ростове; сейчас сижу Краснодаре, вечером буду уже не читать, а хрипеть — умоляю устроителей, чтоб они меня не возили в Новороссийск, а устроители меня умоляют, чтоб я ехал еще и в Ставрополь.

Читать трудновато. Читаю каждый день, например, в субботу читал в Новочеркасске от 8½ вечера до 12¾ ночи; просили выступить еще в 8 часов утра в университете, а в 10 — в кавалерийском полку, но пришлось отказаться, так как в 10 часов поехал в Ростов и читал с 1½ в РАППе до 4.50, а в 5.30 уже в Ленинских мастерских, и отказаться нельзя никак: для рабочих и бесплатно!

Ростов — тоже не роза!

Местный хроникер сказал мне, гуляя по улице:

«Говорят — гений и зло несовместимы, а у нас в Ростове они слились вместе». В переводе это значит, что у них несколько месяцев назад прорвались и соединились в одно канализационные и водопроводные трубы! Сейчас сырой воды не пьют, а кипяченую советуют пить не позже, чем через 4 часа после кипения, а то говорят, что какие-то «осадки».

Можешь себе представить, что я делал в Ростове!

Я и пил нарзан, и мылся нарзаном, и чистился — еще и сейчас весь шиплю.

Чаев и супов не трогал целых три дня.

Такова интеллектуальная жизнь.

С духовной и романтической стороной тоже не важно.

Единственный романтический случай и тот довольно странный. После лекции в Новочеркасске меня пригласил к себе в кабинет местный профессор химии и усердно поил меня собственным вином собственных лоз из мензурок и пробирок и попутно читал свои 63-летние стихи. Так как вино было замечательное, а закуски никакой, кроме разных «марганцев да ангидридов», то пришлось очень быстро повеселеть и целоваться с влюбленным в поэзию химиком.

Колбочки очень тоненькие и если их просто ставить на стол, то они, оказывается, разбиваются; я это быстро понял и взялся за свой плоский стакан, но увидел только чехол, а сам стакан сперли студенты на память, так что университету никакого убытка, но зато я еще больше боюсь Ростова и совсем обезоруженный.

Придется кипятить нарзан и мыть им посуду, а как узнать — кипит ли нарзан или нет, раз он всегда и шипит и пускает пузырики?!

Опасно жить, как говорит писательница Эльза Триоле*.

Вот и все события. Получила ли ты деньгов? Я их послал почтой, чтоб тебе принесли прямо в кровать.

Не знаю пока, поеду ли в Киев*, очень надо и очень не хочется.

Если не поеду, буду в воскресенье-понедельник Москве, если поеду — вторник-среду.

Не забывай меня, мой родненький, я тебя ужасно люблю и я твой ужасно

Счен.

Целуй Оську.

Краснодар, 29/XI-26 г.

Осик, смотри за Лефом*, целую тебя.

Твой зам Вол.

Доверенность Э. Р. Коринец, 14 апреля 1927*

104 ДОВЕРЕННОСТЬ Э. Р. КОРИНЕЦ [Москва, 14 апреля 1927 г.]

Доверяю перевод моей книги «Мое открытие Америки» тов. Элли Ричардовне Коринец, а также и переговоры с издательствами* относительно ее издания на немецком языке.

Маяковский,

член лит. секции ВОКСа.

14/IV-27 г.

Петру В., 25 апреля 1927*

105 ВАЦЛАВУ ПЕ́ТРУ [Прага, 25 апреля 1927 г.]

Pan Václav Petr, nakladatel, Praha 11, Lützowova, 27.

Udilím Vám autorská práva pro české vydání své knihy «Můj objev Ameriky».

Za tato práva zaplátite mě Kč 1700. — jedentisícsedmset korun čs.

Potvrzuji Vám timto zároveň příjem Kč 1700. — jedentisícsedmset.

V. Majakovski.

V Praze dne 25 dubna 1927.

Господину Вацлаву Пе́тру, издателю, Прага 11, <ул.> Лютцова, 27.

Предоставляю Вам авторские права на чешское издание моей книги «Мое открытие Америки».

За эти права Вы уплачиваете мне 1700 ч. к. — одну тысячу семьсот чехословацких крон.

Вместе с тем подтверждаю получение от Вас 1700 ч. к. — одной тысячи семисот чехословацких крон.

В. Маяковский.

В Праге 25 дня апреля 1927 г.

Брик Л. Ю., 7 мая 1927*

106 Л. Ю. БРИК [Париж, 7 мая 1927 г.]

Мой изумительный, дорогой и любимый Лилик.

Как только я ввалился в «Истрию», сейчас же принесли твое письмо — даже не успел снять шляпу. Я дико обрадовался и уже дальнейшую жизнь вел сообразно твоим начертаниям — заботился об Эльзе, думал о машине* и т. д. и т. д.

Жизнь моя совсем противная и надоедная невероятно. Я все делаю, чтоб максимально сократить сроки пребывания в этих хреновых заграницах.

Сегодня у меня большой вечер в Париже*. Зайдет Флаксерман (он здесь по разным авто-аэроделам*). Пообедаем и пойдем читать. Девятого еду Берлин (на восьмое не было билетов), десятого читаю в Берлине* и оттуда в Москву через Варшаву (пока не дают визы* — только транзитную).

В Праге отмахал всю руку, столько понадписывал своих книг. Автографы — чехословацкая мания, вроде сбора марок. Чехи встречали замечательно*, был большущий вечер, рассчитанный на тысячу человек, — продали все билеты и потом стали продавать билетные корешки, продали половину их, а потом просто люди уходили за нехваткой места.

Доверенность Лавуту П. И., 26 июня 1927*

107 ДОВЕРЕННОСТЬ П. И. ЛАВУТУ [Москва, 26 июня 1927 г.]

Доверенность