Нина Щербак - Поэтессы Серебряного века (сборник)

Слабеют руки… Я отворю!

Она

В своей бессовестной и жалкой низости,

Она как пыль сера, как прах земной.

И умираю я от этой близости,

От неразрывности ее со мной.

Она шершавая, она колючая,

Она холодная, она змея.

Меня изранила противно-жгучая

Ее коленчатая чешуя.

О, если б острое почуял жало я!

Неповоротлива, тупа, тиха.

Такая тяжкая, такая вялая,

И нет к ней доступа – она глуха.

Своими кольцами она, упорная,

Ко мне ласкается, меня душа.

И эта мертвая, и эта черная,

И эта страшная – моя душа!

Отрада

Мой друг, меня сомненья не тревожат.

Я смерти близость чувствовал давно.

В могиле, там, куда меня положат,

Я знаю, сыро, душно и темно.

Но не в земле – я буду здесь, с тобою,

В дыханьи ветра, в солнечных лучах,

Я буду в море бледною волною

И облачною тенью в небесах.

И будет мне чужда земная сладость

И даже сердцу милая печаль,

Как чужды звездам счастие и радость…

Но мне сознанья моего не жаль,

Покоя жду… Душа моя устала…

Зовет к себе меня природа-мать…

И так легко, и тяжесть жизни спала…

О, милый друг, отрадно умирать!

Шутка

Не слушайте меня, не стоит: бедные

Слова я говорю; я – лгу.

И если в сердце знанья есть победные, —

Я от людей их берегу.

Как дети, люди: злые и невинные,

Любя, умеют оскорблять.

Они еще не горные – долинные…

Им надо знать, – но рано знать.

Минуют времена узаконенные…

Заветных сроков ждет душа.

А до времен, молчаньем утомленные,

Мы лжем, скучая и – смеша.

Так и теперь, сплетая речь размерную,

Лишь о ненужностях твержу.

А тайну грозную, последнюю и верную, —

Я всё равно Вам не скажу.

Иметь

Вас. Успенскому

В зеленом шуме листьев вешних,

В зеленом шорохе волны,

Я вечно жду цветов нездешних

Еще несознанной весны.

А Враг так близко в час томленья

И шепчет: «Слаще – умереть…»

Душа, беги от искушенья,

Умей желать, – умей иметь.

И если детски плачу ночью

И слабым сердцем устаю —

Не потеряю к беспорочью

Дорогу верную мою.

Пусть круче всход – белей ступени.

Хочу дойти, хочу узнать,

Чтоб там, обняв Его колени,

И умирать – и воскресать.

Оно

Ярко цокают копыта…

Что там видно, у моста?

Всё затерто, всё забыто,

В тайне мыслей пустота…

Только слушаю копыта,

Шум да крики у моста.

Побежало тесно, тучно,

Многоногое Оно.

Упоительно – и скучно.

Хорошо – и всё равно.

И слежу, гляжу, как тучно

Мчится грозное Оно.

Покатилось, зашумело,

Раскусило удила,

Всё размыло, всё разъело,

Чем душа моя жила.

И душа в чужое тело

Пролилась – и умерла.

Жадны звонкие копыта,

Шумно, дико и темно,

Там – веселье с кровью слито,

Тело в тело вплетено…

Всё разбито, всё забыто,

Пейте новое вино!

Жадны звонкие копыта,

Будь что будет – всё равно!

Заклинанье

Расточитесь, духи непослушные,

Разомкнитесь, узы непокорные,

Распадитесь, подземелья душные,

Лягте, вихри, жадные и черные.

Тайна есть великая, запретная.

Есть обеты – их нельзя развязывать.

Человеческая кровь – заветная:

Солнцу кровь не ведено показывать.

Разломись оно, проклятьем цельное!

Разлетайся, туча исступленная!

Бейся, сердце, каждое – отдельное,

Воскресай, душа освобожденная!

Боль

«Красным углем тьму черчу,

Колким жалом плоть лижу,

Туго, туго жгут кручу,

Гну, ломаю и вяжу.

Шнурочком ссучу,

Стяну и смочу.

Игрой разбужу,

Иглой пронижу.

И я такая добрая,

Влюблюсь – так присосусь.

Как ласковая кобра я,

Ласкаясь, обовьюсь.

И опять сожму, сомну,

Винт медлительно ввинчу,

Буду грызть, пока хочу.

Я верна – не обману.

Ты устал – я отдохну,

Отойду и подожду.

Я верна, любовь верну,

Я опять к тебе приду,

Я играть с тобой хочу,

Красным углем зачерчу…»

Непоправимо

Н. Ястребову

Невозвратимо. Непоправимо.

Не смоем водой. Огнем не выжжем.

Нас затоптал – не проехал мимо! —

Тяжелый всадник на коне рыжем.

В гуще вязнут его копыта,

В смертной вязи, неразделимой…

Смято, втоптано, смешано, сбито —

Всё. Навсегда. Непоправимо.

Овен и Стрелец

Я родился в безумный месяц март…

Не март девический сиял моей заре:

Ее огни зажглись в суровом ноябре.

Не бледный халкидон – заветный камень мой,

Но гиацинт-огонь мне дан в удел земной.

Ноябрь, твое чело венчает яркий снег…

Две тайны двух цветов заплетены в мой век,

Два верных спутника мне жизнью суждены:

Холодный снег, сиянье белизны, —

И алый гиацинт, – его огонь и кровь.

Приемлю жребий мой: победность и любовь.

Без оправданья

М. Г[орько]му

Нет, никогда не примирюсь.

Верны мои проклятья.

Я не прощу, я не сорвусь

В железные объятья.

Как все, пойду, умру, убью,

Как все – себя разрушу,

Но оправданием – свою

Не запятнаю душу.

В последний час, во тьме, в огне,

Пусть сердце не забудет:

Нет оправдания войне!

И никогда не будет.

И если это Божья длань —

Кровавая дорога —

Мой дух пойдет и с Ним на брань,

Восстанет и на Бога.

Тли

Припав к моему изголовью,

ворчит, будто выстрелы, тишина;

запекшейся черной кровью

ночная дыра полна.

Мысли капают, капают скупо;

нет никаких людей…

Но не страшно… И только скука,

что кругом – всё рыла тлей.

Тли по мартовским алым зорям

прошли в гвоздевых сапогах.

Душа на ключе, на тяжком запоре,

Отврат… тошнота… но не страх.

А. Блоку

Дитя, потерянное всеми…

Всё это было, кажется в последний,

В последний вечер, в вешний час…

И плакала безумная в передней,

О чем-то умоляя нас.

Потом сидели мы под лампой блеклой,

Что золотила тонкий дым,

А поздние распахнутые стекла

Отсвечивали голубым.

Ты, выйдя, задержался у решетки,

Я говорил с тобою из окна.

И ветви юные чертились четко

На небе – зеленей вина.

Прямая улица была пустынна,

И ты ушел – в нее, туда…

Я не прощу. Душа твоя невинна.

Я не прощу ей – никогда.

Ключ

Струись,

Струись,

Холодный ключ осенний.

Молись,

Молись,

И веруй неизменней.

Молись,

Молись,

Молитвой неугодной.

Струись,

Струись,

Осенний ключ холодный…

Счастье

Есть счастье у нас, поверьте,

И всем дано его знать.

В том счастье, что мы о смерти

Умеем вдруг забывать.

Не разумом, ложно-смелым.

(Пусть знает, – твердит свое),

Но чувственно, кровью, телом

Не помним мы про нее.

О, счастье так хрупко, тонко:

Вот слово, будто меж строк;

Глаза больного ребенка;

Увядший в воде цветок, —

И кто-то шепчет: «Довольно!»

И вновь отравлена кровь,

И ропщет в сердце безвольном

Обманутая любовь.

Нет, лучше б из нас на свете

И не было никого.

Только бы звери, да дети,

Не знающие ничего.

Мирра Лохвицкая

«Твои уста – два лепестка граната»

Я хочу умереть молодой…

Я хочу умереть молодой,

Не любя, не грустя ни о ком;

Золотой закатиться звездой,

Облететь неувядшим цветком.

Я хочу, чтоб на камне моем

Истомленные долгой враждой

Находили блаженство вдвоем.

Я хочу умереть молодой!

Схороните меня в стороне

От докучных и шумных дорог,

Там, где верба склонилась к волне,

Где желтеет некошеный дрок.

Чтобы сонные маки цвели,

Чтобы ветер дышал надо мной

Ароматами дальней земли…

Я хочу умереть молодой!

Не смотрю я на пройденный путь,

На безумье растраченных лет:

Я могу беззаботно уснуть,

Если гимн мой последний допет.

Пусть не меркнет огонь до конца,

И останется память о той,

Что для жизни будила сердца…

Я хочу умереть молодой!

Да, это был лишь сон! Минутное виденье…

Да, это был лишь сон! Минутное виденье

Блеснуло мне, как светлый метеор…

Зачем же столько грез, блаженства и мученья

Зажег во мне неотразимый взор?

Как пусто, как мертво!.. И в будущем всё то же…