Хаким Фирдоуси - Шах-наме
Михраб узнает о поступке дочери
Михраб счастливый вышел из шатра,—В Дастане он обрел исток добра.
Увидел он: лежит в слезах супруга,Лик побледнел, как будто от недуга.
Спросил в тревоге: «Что тебя томит?Увяли лепестки твоих ланит!»
В ответ Михрабу молвила царица:«Моя душа грядущего страшится.
Что будет с этой радостной страной,С арабскими конями и казной,
С твоим дворцом, с послушными рабами,С твоим венцом, с цветущими садами,
С царевной, что блистает красотой,С величьем, славой, жизнью прожитой?
Пусть твой венец и трон блестят победно —Со временем уйдут они бесследно.
Как ни старайся, их отнимет враг,Деянья наши обратятся в прах.
Окажется в гробнице наша слава:То древо, чьи плоды для нас — отрава,
Взрастили мы, трудясь в мороз и зной,Венцом его украсили, казной,
Оно расцвесть роскошно не успело —Его листва тенистая истлела.
Вот в этом наш предел и наш исход,Не ведаю, когда покой придет!»
А царь: «Ты старое сказала слово,А повторенье не бывает ново.
Сей мир противен светлому уму,И мудрый ужасается ему.
Любого из живых судьба находит,Один уходит, а другой приходит.
И в счастье и в беде — одна судьба,Безумна с высшим судией борьба».
Синдухт — в ответ: «Поведала я притчу,Надеясь, что я правду возвеличу.
Мудрец, достойный славы и похвал,О древе притчу сыну рассказал,
А я ту притчу рассказала снова,Чтоб со вниманьем выслушал ты слово.
Дастан, — открою истину тебе,—Силки расставил тайно Рудабе.
Смутил ей сердце, сбил с пути царевну,Найдем же выход, чтоб спасти царевну,
Я не смогла советом ей помочь,И вижу я: страдает наша дочь».
Ошеломленный новостью такою,Поднялся царь, сжимая меч рукою,
Вскричал: «Убью сейчас же Рудабу,—Мне легче видеть дочь свою в гробу!»
Царица, гнев супруга понимая,Сказала, стан Михраба обнимая:
«Властитель мой! Хотя бы к одномуПрислушайся ты слову моему,
А после поступи, как скажет разум,Мы покоримся всем твоим приказам».
Отпрянул царь и оттолкнул жену,Вскричал, подобный пьяному слону:
«Зачем я дочь свою в живых оставил,Как только родилась — не обезглавил?
Был мягким, предков преступил завет,И вот я от нее дождался бед.
Все качества отца должны быть в сыне,Быть хуже, чем отец, — грешно мужчине.
Бесславья и позора не хочу,А ты прибегнуть не даешь к мечу.
Когда могучий Сам и царь ИранаНад ними власть получат невозбранно,
Тогда умрет кабульская земля,Сады заглохнут, высохнут поля».
«Мой господин, — воскликнула царица,—Не надобно болтать, не стоит злиться,
Не предавайся горю и слезам,—Уже об этом знает всадник Сам,
Он с поля битвы двинулся обратно,Он встретил эту весть благоприятно».
Промолвил царь: «Прекрасная луна!Мне лгать в подобный час ты не должна.
Я б свадьбе не мешал, скажу я прямо,Но Манучихра я боюсь и Сама.
И то сказать: на всей земле когоС могучим Самом не прельстит родство?»
Синдухт сказала: «Гордый муж! Не стануС тобой хитрить и прибегать к обману.
Твоя беда — она моя беда,Я связана с тобою навсегда.
Как ты, и я вначале опасалась,Но ясным наше дело оказалось.
Уж не такое чудо этот брак,—Из сердца выкинь страх, тоску и мрак.
Заль поступил, как Фаридун когда-то,К йеменскому царю пославший свата.
Чужой войдет как родич в твой дворец,—Твой враг увидит в этом свой конец!»
Ответствовал Михраб, как прежде, гневный:«Вставай и приходи ко мне с царевной».
Ей стало страшно: мрачен муж, как ночь,Тоской терзаем, умертвит он дочь!
«Сперва, — сказала, — обещай мне милость»,—Хитрила, царский гнев смягчить стремилась.
Михраб воскликнул: «Я клянусь тебе,Что зла не причиню я Рудабе,
Но бойся Манучихра: царь всевластныйНа нас нагрянет с яростью ужасной».
От сердца у царицы отлегло,Она склонила пред царем чело,
Ушла с улыбкой на устах, сияя:Лицо — как день, а кудри — тьма ночная.
Сказала Рудабе: «С весельем встань,Теперь гепард терзать не будет лань.
Давай скорей запястья, кольца спрячем,Убранство сняв, к отцу ступай ты с плачем».
«Снимать? Зачем? — сказала та в ответ,—Мне, бедной, притворяться — смысла нет.
Навеки я принадлежу Дастану,А то, что явно, я скрывать не стану».
И дочь предстала пред лицом царя,Нарядна, как восточная заря.
Отец, ее увидев, восхитилсяИ мысленно к Йездану обратился.
Сказал ей: «Помутнен твой ум навек!Какой допустит знатный человек,
Чтоб вышла пери за исчадье ада?Тебя лишить венца и перстня надо!»
Он, полный гнева, как гепард рыча,Кружил, сжимая рукоять меча.
Ушла царевна в страхе и печали,И желтыми ее ланиты стали.
И мать и дочь — несчастные сердца —Прибежища искали у творца.
Манучихр узнает о любви Заля и Рудабы
Придворных шаханшаха всколыхнулаВесть о Дастане, о царе Кабула,
О том, что Заль влюблен: пришло на умСтать равными неравным этим двум!
Перед лицом царя царей мобедыОб этой вести повели беседы.
Такое слово Манучихр изрек:«За это дело нас накажет рок.
Умом, войной и силой твердой властиИран я вырвал из тигриной пасти.
Царь Фаридун Заххака сбросил гнет,—Боюсь я: это семя прорастет.
Дастан, влюбившись, долг забыл сыновний:Пусть дочь араба нам не станет ровней!
Когда у этих двух, — так царь сказал,—Из ножен вдруг появится кинжал,[15]
То, если в мать пойдет дитя Дастана,Мы много зла увидим от смутьяна.
Он возмутит иранскую страну,Чтоб отобрать корону и казну».
Мобеды вознесли царя высоко,Назвали властелином без порока:
«Воистину мудрейший ты из нас,Сильнейший ты из нас в тяжелый час!
Верши по смыслу веры и закона:Твой разум в плен захватит и дракона!»
Ноузару царь царей велел созватьВельмож придворных, избранную знать:
«Ступайте к Саму, поведите речи,Спросите, как вернулся всадник с сечи,
Скажите: «К нам пожалуй во дворец,Потом домой отправишься, храбрец».
Внял храбрый Сам такому приказанью,Обрадовался этому свиданью,
Сказал Ноузару: «Я пойду к царю,Свиданьем с ним я душу озарю».
Со звоном чаш тогда смешались клики,Не умолкали здравицы владыке,
Ноузару, Саму — всаднику в броне,И всем князьям, и каждой их стране.
Прошла в веселье ночь. Когда светило,Сверкая, тайну неба им открыло,
Вельможи, как велел им царь царей,К его двору помчались поскорей.
Могучий Сам, воитель несравненный,Предстал пред повелителем вселенной.
Воскликнул Манучихр: «Иди на бой,И всех отважных ты возьми с собой!
Кабул и Хиндустан сровняй с камнями,Дворец Михраба ты повергни в пламя.
Пусть не уйдет Михраб из рук твоих,Не оставляй змееныша в живых.
Змеиный род, исполнен злобы лютой,Грозит земле войной, насильем, смутой.
Всех, у кого была с Михрабом связь,Кто власть его признал, ко злу стремясь,—
Ты обезглавь, к одной стремясь корысти;От семени Заххака мир очисти!»
Ответил Сам: «Злодеев одолев,Из сердца шаха прогоню я гнев».
Челом склонился предводитель рати,Припал устами к перстню и печати.
Домой велел полкам он повернуть,Помчались кони, пожирая путь.
Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVI века.
