Лев Роднов - Журнал «День и ночь» 2010-1 (75)
Чернец Алексей (1970 г. р.) Родился в Новосибирске. Закончил среднюю школу, учился в техническом ВУЗе, работал в НИИ. В 1993 году потерял зрение. Первая публикация — в 2000-м году. Печатался в журнале «Встречи» (Барнаул), газете «Вечерние Новосибирск», журнале «Сибирские огни». Учится в Литературном институте им. Горького. Живёт в Новосибирске.
Ягодинцева Нина Александровна.-Выпускница Литературного института имени Горького, член Союза писателей России с 1994 года, кандидат культурологии, доцент кафедры режиссуры театрализованных представлений и праздников Челябинской государственной академии культуры и искусств. Автор 7 поэтических книг, курсов лекций «Поэтика: модели образного мышления», «Поэтика: принципы безопасности творческого развития» и учебника точной речи «Поэтика: двенадцать тайн», монографии «Русская поэтическая культура: сохранение целостности личности», книги поэтических переводов с азербайджанского языка, многочисленных поэтических, литературно-критических и научных публикаций в литературных и научных изданиях Челябинска, Москвы, Петербурга, Красноярска, Петрозаводска, Екатеринбурга, Ставрополя, Воронежа, Чебоксар, Омска, Оренбурга. Лауреат литературных премий им. П. Бажова (2001), им. К. Нефедьева (2002), им. Д. Мамина-Сибиряка (2008), лауреат Всероссийского конкурса «Лучшая научная книга-2007». Автор переводов с азербайджанского и башкирского языков. Живёт в Челябинске.
Якунина Галина Павловна. Родилась во Владивостоке, окончила филологический факультет Дальневосточного государственного университета. Работала преподавателем литературы во Владивостокском морском колледже, затем — главным специалистом управления социальной защиты администрации города Владивостока. В настоящее время — шеф-редактор управления информации Морского государственного университета имени адмирала Г. И. Невельского. Автор поэтических сборников «Грешна и счастлива», «Городская сумасшедшая», «Космический возраст», «Не отрекусь». Печаталась в региональных, центральных и зарубежных изданиях. Член Союза российских писателей, председатель Приморского отделения СРП. Живёт во Владивостоке.
Мы и Чехов
…вдумчивый и благородный. Тот, кто видел и предвидел. Тот, кто умел в малой форме выразить огромное содержание — целый пласт глубинных механизмов человеческой психики. Чехов возвёл описание деталей до символизма, тем самым упростив — а, может, усложнив, — нам путь к пониманию его героев, а так же дорогу к самим себе.
Екатерина Мялькина, искусствовед (Москва)
Чехов могуч, тут вряд ли поспоришь. Даже не углубляясь в тексты, одних внешних успешных и странных достижений у АПЧ предостаточно. В духе литературной книги Гиннеса. Ну, так, особо не задумываясь: Чехов (редчайший случай) великий, действительно великий писатель-прозаик, не написавший ни одного романа.
Драматург, и это общепризнано, второй после Шекспира, самый популярный в двадцатом веке, причём во всём мире, а создал фактически всего четыре пьесы (сравните с тем же Шекспиром, у него их десятки, а одни исторические хроники чего стоят!). Также Антон Павлович один из двух великих писателей всех времён и народов, собственно, носящих имя Антон.
У меня к нему отношение непростое: Чехов (и это тоже его достижение) один из немногих литераторов, коих я прочёл целиком, практически всё (не полное собрание, но что-то около двадцати томов). И читал не раз. И каждый раз относился по-разному. Не всегда хорошо. Он умный, очень тонкий, он реально умеет смешить, реально может тоску навеять или показать, к примеру, какой сволочью может быть женщина (ну, или мужчина). Но как-то. холодно от него. Какой-то презрительный он, что ли?.. Опять-таки моей любимой любви нет (простите тавтологию). Лишь ирония, ум, насмешка. В общем, отношение своё к 150-летнему тёзке я пересматриваю, перерабатываю. А вы?
Антон Нечаев, поэт (Красноярск)
…отточенность мыслей и поразительная лаконичность. Первое выступление — мы в детском театре ставили его рассказы, объединив несколько в один спектакль, Чехов — Ялта и солёные брызги, немного дурманящий свежий воздух, разговоры по душам вечерами… что-то уютное и очень близкое.
Василина Степанова, студентка (Красноярск)
Чехов — художник. Его рассказы похожи на небольшие акварели, но акварели в движении, с изображением характеров, лиц, поступков, бесконечных разговоров… всё живое, что есть в его рассказах, приводит их в движение, но ненадолго, закончился рассказ — и всё замерло, и, по большому-то счёту, жизнь героев осталось неизменной. Не внешне, конечно, внутренне. Пережито и горе, и любовь, а характеры так и остались слабыми, неяркими. Для меня Чехов — это, прежде всего, человек, любящий задавать вопросы. Нет, его рассказы не полны вопросительных знаков, вопросы всплывают у меня в душе, раскручивается тонкая стрелка мысли на циферблате жизни, всё быстрее и быстрее, вместе с рассказом — и, остановилось маленькое действо, остановилась стрелка, показала неправильное время, замерла ожившая акварель, на душе осело странное чувство грусти. Остаётся у меня всегда один вопрос: «Отчего мы так слабы?». Отчего всё прекрасное, что у нас было, в прошлом? Отчего любим, страдаем, думаем, рисуем пейзажи, лечим людей, но весь мир как будто остаётся в нас, всё, что делаем мы, не нужно никому? Почему остаётся от нас только гамлетовский страх перед смертью, пустой обмен веществ, тело в холодной земле, а мир с нашей и без нашей доброты груб и жесток и требует силы, прежде всего, силы поступка, выхода из безмолвной глухой картинки, ярких красок, красной гуаши, требует запустить снова маленькие часики, чтобы побежала стрелка… Но наши души и жизни замкнуты собственной добротой и любовью. Отчего мы хотим помочь, но не можем? Чехов — это и Гамлет, и Достоевский, и Гоголь… его герои — это маленькие люди с печальными чертами «тварей дрожащих», которые и право-то имеют, но боятся… И автор относится к ним с иронией, жалеет их, жалеет их смешные великие замыслы и маленькие поступки… и из их жизней нам плетётся почти прозрачное кружево простой, искренней и доброй прозы, которая заставляет и думать, и переживать, и действовать.
Юлия Москвина, студентка (Прага)
Начинаю произносить: «Для меня Чехов — это…» — и останавливаюсь из-за нехватки слов, способных передать чувства и мысли, которые вызывает одна только эта фамилия — Чехов. Чехов для меня — это не великий русский писатель и драматург, не выдающаяся и значительная фигура в российской и мировой культуре, не потрясающий и удивительной судьбы человек. Мой Чехов — носитель ироничной, горькой человеческой мудрости. Чехов — учитель, и уроки его ценны своей искренностью, простотой и голой, жёсткой правдой человеческой жизни. Правда — главное оружие Чехова, художника человеческой жизни. Всё написано Чеховым под призмой беспощадной правды.
Правда Чехова — в иронии, прямой и скрытой, в насмешке над человеческими пороками. Но ирония эта — горькая, и насмешка эта не со зла, а, скорее, от безысходности, от боли. Чехов — страдающее и сострадающее, переживающее, горящее за Россию и русских людей сердце. И это главное.
Юлия Кукарских, студентка (Красноярск)
По-настоящему Чехов начинается «степью». Той самой, где растёт высокая, крепкая трава, гуляет сухой ветер, неведомо откуда (впрочем, и не знамо куда) тянется пыльная дорога. В жарком воздухе звучит колокольчик, фыркает лошадь, стучат колёса брички и маленький путник восхищённо созерцает картину. Однако, и бескрайняя земля, и дорога, и распластанный блин солнца в вышине, да и сам Егорушка — всё — суть чеховской метафоры. Ибо в совокупности есть воплощение русской жизни, коя, к слову сказать, не шибко-то изменилась с тех пор. Силу своего течения, как прочее на нашей земле, она берёт в детстве (конечно, общем для всех людей на свете), тогда, когда душа ещё не понимает, где сердце, а сердце не в состоянии познать душу. Это потом, много позже (по сути, выверенная хронология важна только литературоведам, читателю же нет особой разницы в том, с какого тома и какой книги читать и перечитывать хорошую прозу, к тому же со временем годы жизни писателя, будто сами по себе, совпадут с датами под его сочинениями), начнутся мучительные беседы постояльцев «Палаты № 6». Прозвучит тоскливый возглас Ирины: «Уехать в Москву. Продать дом, покончить всё здесь и — в Москву…» (но от себя-то, как известно, в Москве не укроешься), заспорят Раневская и Лопахин, а всеми позабытый Фирс замечется в заколоченном доме. Всё будет тихо и чудовищно, спокойно (и даже лениво), одни бесконечные чаепития на дачах, бренчанье на расстроенном рояле и ни к чему не ведущие разговоры о том, зачем мы и что там народ. Правда, не без редких вспышек, когда захочется бежать, топиться и, может быть даже, стреляться… Но это потом… А пока только степь, огромная и суровая, как сама Россия. Колокольчик, бричка и будто в полусне звучащий вопрос: «Какова-то будет эта жизнь?»
