Дмитрий Быков - Новые и новейшие письма счастья (сборник)
Русское недо
Я задумался о популярности полковника Квачкова.
Либералы в испуге: полковник Квачков – разве ждали такую беду мы?! – набери он еще хоть немного очков, мог бы стать депутатом Госдумы. «Это что ж (минимальную цифру беру): двадцать восемь процентов, по факту, отдают голоса за полковника ГРУ, что причастен к чубайсо-теракту! И ведь это в Москве, где рекламный неон, где не любят скинов и фашистских колонн, где без санкции рот не раззявить… Он клянется, конечно, что это не он, но полковникам верить нельзя ведь! Победил его Шаврин, другой патриот, заготовленный партией власти. Он всего на полкорпуса вышел вперед, но могло получиться и наоборот; то есть будь его воля – российский народ разорвал бы Чубайса на части. Для России, естественно, это завал и позор для “едино-российца”. И ведь это – еще не за то, что взорвал, а за то, что едва покусился! Вот Квачков и в героях, хоть в рамку обрамь. Демократия, траур надень ты! А уж если б Чубайса взорвали и впрямь, то взрывник бы прошел в президенты!»
Либералы, утешьтесь. Российский удел с незапамятных лет неизменен. Здесь вождем выбирают того, кто хотел, но при этом не сделал. Как Ленин. Подсознание русское – темный подвал с лабиринтами зла ли, добра ли… Если б этот полковник Чубайса взорвал – никуда бы его не избрали. Это наш, понимаете, фирменный знак, это наше народное кредо: кто задумал и сделал – заклятый наш враг, кто не сделал – того мы полюбим и так. Назовем это «русское недо». Вот Ильич собирался осенней порой тут устроить утопию, дубль второй, под прикрытием красного стяга, – и притом все равно он народный герой, хоть построена, в общем, тюряга. Коммунизм обещал быстроумный Хрущев, одержимый припадками злобы, – и народ до сих пор его любит (еще б!), хоть построили только хрущобы. А уж сколько сулил Горбачев Михаил, превративший Россию в кадавра! Но народ его, в общем, не слишком хулил, а постфактум любил и подавно. Обещай, обещай, закусив удила, угрожая, грозя, полыхая… Мы ведь знаем, к чему тут приводят дела. А намеренья – вещь неплохая. На гербе нашем был бы уместен нарвал – существо из мечты, из легенды… Собирался создать парадиз – но наврал. Собирался квартиры давать – не давал. Собирался Чубайса взорвать – не взорвал. Получите свои дивиденды.
Я набрел на крамольную мысль, господа, обозрев наши грады и веси: что бы было сейчас, ограничься тогда сам Чубайс заявленьями в прессе? Если б ваучер он не вручал никому, обломив ожидания круто? Если б при-ва-ти-за-цию эту ему стало лень проводить почему-то? Если б он ее начал – и тут же свернул, как спецкор, убоявшись главреда?
А взамен где-нибудь в уголке прикорнул, или нефть воровал, или с Кохом кирнул, ограничившись фирменным «недо»? Вот тогда бы Чубайса народ полюбил и ходил за ним радостным строем, а Квачков, что случайно его недобил, не считался бы русским героем.
Если хочешь тут жить, не теряя лица, – алгоритм тебе должен открыть я: ЗДЕСЬ НЕЛЬЗЯ НИЧЕГО ДОВОДИТЬ ДО КОНЦА! Покушенье, работу, распитье винца, и реформу, и даже соитье. Я – поэт, понапрасну не тратящий слов, – честно выстрадал это сужденье. Это знают Зюганов, Квачков и Грызлов, это поняли тысячи местных орлов, а Верховный постиг от рожденья.Озолоченные
Совет Федерации утвердил закон о единовременных выплатах за рождение ребенка. Теперь эта сумма с шести тысяч увеличилась до восьми.
Я счастлив, да. Условности отбросим. Роженицы у Родины в чести. Совфед сказал: рожайте, просим, просим! Дадим вам восемь тыщ взамен шести. Ведь восемь – это, блин, почти что девять! Как уместить такое в голове? Подумать страшно, сколько можно сделать на эти дополнительные две. Рожайте. Увеличьте поголовье. Теперь вы чаду сможете купить и лишний памперс (писай на здоровье!), и лишний сок (чтоб писать, нужно пить!), и сосок двадцать штук, и вкусный йогурт. А пьющие, надбавку обретя, на эту сумму так напиться могут, что сами станут писать, как дитя! Иным что шесть, что восемь – все едино: не в сумме счастье, мой богатый друг. А важно то, что ценность гражданина повысилась теперь на пару штук. Иной несчастный, жалок и недужен, слезами бороздя щетину щек, порой застонет: ах, кому я нужен?! Да Родине ты нужен, дурачок! Ты не приравнен к зайчикам и белкам, чей отпрыск от рожденья гол и нищ. Теперь ты словно слышишь: welcome, welcome! Иди сюда, ты стоишь восемь тыщ!
Теперь ребенка даже страшно высечь, коль он дерзнет варенья банку съесть. Ведь за него нам дали восемь тысяч (а год назад еще платили шесть!). Воздержимся от брани, зуботычин, устроим дома благостный уют… Выходит, он властям не безразличен, коль триста баксов за него дают! От спутанной макушки до сандалий – ты все же нужен Родине, мой свет! За бросовую вещь бы разве дали такую сумму? Думаю, что нет. Шаг дальновидный, говорю без лести. От имени народа – danke schön. Тот, за кого платили только двести, – тот может быть легко всего лишен. Возможно у него отнять отсрочку, призвать в полуразваленную рать, в горячую его отправить точку, уродом сделать, льготы отобрать, лишить его бесплатного дантиста, чтоб не волынил, пряники грызя, – но если за ребенка дали триста, все это сделать с ним уже нельзя. О Родина, ты только намекни нам, и мы поймем твой замысел простой: он будет полноправным гражданином – рожденный в год две тысячи шестой, под благостным крылом единоросса, в стабильности, куда ни посмотри… И кто бы думал, что цена вопроса – две тысячи. А радости – на три!
Всего один указ, а сколько смысла. С такой страной мы точно всех побьем. Еще вчера мне было как-то кисло, а нынче ощущается подъем, и как-то сразу спорится работа, и чью-то руку хочется пожать, но не хватает важного чего-то.
Я восемь тыщ хочу!
Пошел рожать.Хотят и могут
Цитатой года наш поэтический обозреватель счел высказывание Владимира Путина после беседы с Робертом Кочаряном. «Тему “бархатной революции” мы не обсуждали», – заметил президент России. И объяснил почему.
Поговорив немного с Кочаряном, наш президент заметил, не темня, на радость всем российским графоманам и будто бы нарочно для меня: «Армения – в едином с нами стане. Пускай враги ярятся без стыда – мы революций обсуждать не стали: вы Ленина читали, господа? Он замечал, что революций молот фигачит человеков, как котят, когда верхи как следует не могут, причем низы опять же не хотят. Совсем не в этой стадии Россия. Мы искупаем старые грехи. У нас низы хотят. Довольно сильно. И могут гармоничные верхи».
От этой идиллической картины я заторчал, как Даниэла Стил. Действительно, среди тупой рутины я это счастье как-то пропустил. В моей стране, в ее огромном теле едва струились тощие рубли; низы уже забыли, что хотели, верхи уже забыли, как могли… Не сеяли, не выплавляли стали, совокуплялись вяло и грешно, но органы обвисшие восстали, и поглядите, как оно пошло! Уже и старцев голодом не морят, и рейтинг, словно статуя, застыл… Уже верхи настолько мощно могут, что бледный Запад прикрывает тыл! И ломятся витрины магазинов, и молодежь не косит от кирзы… Разинув рты и лядвия раздвинув, лежат и стонут пылкие низы.
Поэт глядит, восторженно икая, на Родину, познавшую отца, но мнит, что ситуация такая не может продолжаться без конца. Чем чаще нас целуют, обнимают и на диванчик радостно мостят, тем нижние яснее понимают, что не совсем того они хотят! Тем чаще раздается гнусный гогот, тем чаще наблюдаем блеск слезы… Верхи все лучше могут, могут, могут – но все не то, чего хотят низы! Им требуется ласковое слово и более удобная кровать, им хочется чего-нибудь другого, они взывают: «А поцеловать?!» Потом им мало даже поцелуя, им хочется какой-то бутерброд… В недоуменье власть: «Какого черта еще тебе?!» – Безмолвствует народ. Родная власть! Не раз ты нас уложишь, ведь темперамент твой неукротим; не раз еще покажешь, как ты можешь, уверенная в том, что мы хотим. Люби еврея, русского, нанайца, крестьянина, погонщика скота…
Но все же иногда предохраняйся!
Иначе подступает тошнота.Кони привередливые
Новогоднее обращение главного лабрадора страны
Друзья и товарищи! Братья и сестры! Свободные члены собачьей семьи, чьи зубы, на страх нарушителю, остры, а лапы, к отчаянью дичи, сильны! Сегодня, в полночном таинственном мраке, когда и природа смирна и тиха, позвольте поздравить вас с годом Собаки и с тем, что собака прошла на верха.
Сначала поздравим того, кто в дозоре. Таких в новогодие несколько сот. Всех тех, кто сейчас, супостатам на горе, в ночи пограничную службу несет. Лакнем же сначала за тех, что кромсают преступное горло в неравном бою; кому дрессировщики палку бросают (собака подохнет за палку свою!); за тех, от кого у преступника в жилах вся кровь леденеет и бегает зрак! За наших дозорных, за наших служилых, за наших надежных элитных собак!
Теперь об итогах прошедшего года. Двуногий – собаке опора и друг. Большая заслуга собачьего рода – затишье в стране и порядок вокруг. Все лучше живет однородная масса. У каждого в миске хватает костей, иным достается к обеду и мясо, и в этом – большая заслуга властей. Конуры, подстилки становятся краше (не зря же качается нефть из земли!). В истекшем году подопечные наши себя удивительно смирно вели. Сейчас, со статистикой свежей знакомясь (она, как всегда, у меня на виду), хочу подчеркнуть: мой домашний питомец отлично работал в минувшем году! Порою мешает ему проходимец, порой саботирует злой ротозей, но в целом скажу: мой домашний любимец – из самых надежных двуногих друзей! Люблю я побегать зеленою травкой, когда он гуляет со мной на лугу… А ты, оппозиция, лучше не тявкай. Вам, может, на цепь захотелось? Могу.
