Владимир Маяковский - Стихотворения (1912-1917)

                      переваливаю года.

                      Что ж, бери меня хваткой мёрзкой!

                      Бритвой ветра перья обрей.

                      Пусть исчезну,

                      чужой и заморский,

                      под неистовства всех декабрей.

                      [1916]

                    Очевидно, не привыкну

                    сидеть в "Бристоле",

                    пить чай,

                    построчно врать я, -

                    опрокину стаканы,

                    взлезу на столик.

                    Слушайте,

                    литературная братия!

                    Сидите,

                 10 глазенки в чаишко канув.

                    Вытерся от строчения локоть плюшевый.

                    Подымите глаза от недопитых стаканов.

                    От косм освободите уши вы.

                    Вас,

                    прилипших

                    к стене,

                    к обоям,

                    милые,

                    что вас со словом свело?

                 20 А знаете,

                    если не писал,

                    разбоем

                    занимался Франсуа Виллон.

                    Вам,

                    берущим с опаской

                    и перочинные ножи,

                    красота великолепнейшего века вверена вам!

                    Из чего писать вам?

                    Сегодня

                 30 жизнь

                    в сто крат интересней

                    у любого помощника присяжного поверенного.

                    Господа поэты,

                    неужели не наскучили

                    пажи,

                    дворцы,

                    любовь,

                    сирени куст вам?

                    Если

                 40 такие, как вы,

                    творцы -

                    мне наплевать на всякое искусство.

                    Лучше лавочку открою.

                    Пойду на биржу.

                    Тугими бумажниками растопырю бока.

                    Пьяной песней

                    душу выржу

                    в кабинете кабака.

                    Под копны волос проникнет ли удар?

                 50 Мысль

                    одна под волосища вложена:

                    "Причесываться? Зачем же?!

                    На время не стоит труда,

                    а вечно

                    причесанным быть

                    невозможно".

                    [1917]

                     26 февраля. Пьяные, смешанные с полицией,

                     солдаты стреляли в народ.

                     27-е.

                     Разл_и_лся по блескам дул и лезвий

                     рассвет.

                     Рдел багрян и д_о_лог.

                     В промозглой казарме

                     суровый

                     трезвый

                     молился Волынский полк.

                     Жестоким

                     солдатским богом божились

                     10 роты,

                     бились об пол головой многолобой.

                     Кровь разжигалась, висками жилясь.

                     Руки в железо сжимались злобой.

                     Первому же,

                     приказавшему -

                        "Стрелять за голод!" -

                        заткнули пулей орущий рот.

                        Чье-то -"Смирно!"

                        Не кончил.

                     20 Заколот.

                        Вырвалась городу буря рот.

                     9 часов.

                     На своем постоянном месте

                     в Военной автомобильной школе

                     стоим,

                     зажатые казарм оградою.

                     Рассвет растет,

                     сомненьем колет,

                     предчувствием страша и радуя.

                     Окну!

                  30 Вижу -

                     оттуда,

                     где режется небо

                     дворцов иззубленной линией,

                     взлетел,

                     простерся орел самодержца,

                     черней, чем раньше,

                     злей,

                     орлинее.

                     Сразу -

                  40 люди,

                     лошади,

                     фонари,

                     дома

                     и моя казарма

                     толпами

                     п_о_ сто

                     ринулись на улицу.

                     Шагами ломаемая, звенит мостовая.

                     Уши крушит невероятная поступь.

                  50 И вот неведомо,

                     из пенья толпы ль,

                     из рвущейся меди ли труб гвардейцев

                     нерукотворный,

                     сияньем пробивая пыль,

                     образ возрос.

                     Горит.

                     Рдеется.

                     Шире и шире крыл окружие.

                     Хлеба нужней,

                  60 воды изжажданней,

                     вот она:

                     "Граждане, за ружья!

                     К оружию, граждане!"

                     На крыльях флагов

                     стоглавой лавою

                     из горла города ввысь взлетела.

                     Штыков зубами вгрызлась в двуглавое

                     орла императорского черное тело.

                     Граждане!

                  70 Сегодня рушится тысячелетнее "Прежде",

                     Сегодня пересматривается миров основа.

                     Сегодня

                     до последней пуговицы в одежде

                     жизнь переделаем снова.

                     Граждане!

                     Это первый день рабочего потопа.

                     Идем

                     запутавшемуся миру на выручу!

                     Пусть толпы в небо вбивают топот!

                  80 Пусть флоты ярость сиренами вырычут!

                     Горе двуглавому!

                     Пенится пенье.

                     Пьянит толпу.

                     Площади плещут.

                     На крохотном форде

                     мчим,

                     обгоняя погони пуль.

                     Взрывом гудков продираемся в городе.

                     В тумане.

                  90 Улиц река дымит.

                     Как в бурю дюжина груженых барж,

                     над баррикадами

                     плывет, громыхая, марсельский марш.

                     Первого дня огневое ядро

                     жужжа скатилось за купол Думы.

                     Нового утра новую дрожь

                     встречаем у новых сомнений в бреду мы.

                     Что будет?

                     Их ли из окон выломим,

                 100 или на нарах

                     ждать,

                     чтоб снова

                     Россию

                     могилами

                     выгорбил монарх?!

                     Душу глушу об выстрел резкий.

                     Дальше,

                     в шинели орыт.

                     Рассыпав дома в пулеметном треске,

                 110 город грохочет.

                     Город горит.

                     Везде языки.

                     Взовьются и лягут.

                     Вновь взвиваются, искры рассея.

                     Это улицы,

                     взяв по красному флагу,