Данута Сидерос - Шутки кончились. Стихотворения

КЛУБ НЕБЛАГОНАДЁЖНЫХ

«Она заходит, обрушивается на сиденье...»

Она заходит,обрушивается на сиденье:грузная, неопрятная, пахнущая табаком ипочему-то лесными ягодами.Целый день ятрясся в этом автобусе — уже практически в коме,и тут она: лузгает семечки, напевает,разглядываетоблупившийся лак на ногтях.Чудовищно человечная, слишком живая.Я нервно пялюсь в окно,в окне мимо нас летятдеревни, солнечные поля, еловые чащи:по правде сказать, довольно плохое кино.Мне становится мутно и тошно, хватаю вещи,сигналю водиле и выхожу.

Она выходит за мной.

Я спускаюсь с насыпи к полю.

Она спускается тоже.С минуту смотрит, как над травой мотыльки снуют.сбрасывает одежду, вещи, кажется, даже кожу,как высохший кокон, ненужную чешую.Оборачивается, подмигивает, мол, взгляни-ка,идёт грациозная, плавная, как литая,расправляет крылья, пахнущие земляникой,и взлетает.

Я стою, моргаю — треснувший глупый голем,выброшенный на берег кит.Она парит и в бреющем полёте над полемсрывает ромашки и васильки.

КЛУБ НЕБЛАГОНАДЁЖНЫХ

Свет мягок, и дверь заперта.Здесь каждый — с каким-то изъяном.Вот малый, плюющий в стаканы.Разделавший тётушку в ванной.Пустивший каймана в фонтан.Маньяки,     льстецы,          клептоманы:коктейль для особых гурманов,любителей слухов и тайн.Скрестивший блоху и кота.Учивший младенцев летатьночами у края карьера.Мошенники и браконьеры.Воронам и крысам под стать,внебрачные отпрыски ночи,отребье с самого дна,неплохо живущие надоходы с продажи почек.Я тоже порою... а впрочем,вам лучше об этом не знать.

Мы все не в своём уме.Здесь каждый юрист и барменвладеет тайным амбаромс довольно редким товаром —от саламандр до комет.В моём сундуке кентавр,в мешке голова горгоны,в жестянке спрут; гнев и гонорв груди,     на ладонях тальк.Здесь каждый — брехун и плут,мы лжём с душой, вдохновенноо вечном, о снах, о бренном —вы верите этим бредням,на том и стоит наш клуб.

«Тем, которые производят шум...»

Тем, которые производят шумсотнями тысяч тонн,этим, не могущим в тишине даже предаться еде,c вросшими телефонными трубками,с неумолкающим ртом...

Что, им всем так уж нужноговорить каждый день?

Этим, которые двигают мебель в соседней квартире,включают динамик на полквартала,стучат по клавишам всем отделом,палят в меня децибелами,выбивают во мне дыры...

Господи,ты не мог бычто-нибудь с ними сделать?

Много не нужно,я знаю прайс наизустьи помню, кто здесь начальник.Пусть себе дышат, пусть ходят, моргают пусть.Я просто хочу, чтобы они замолчали.Хочу обернуть их ватой,в поролон спеленать,услышать, как сходит на нетих мышиный писк,их машинный лязг.

Хочу узнать, как звенит натянутая тишина,тронуть её рукой, извлечь безупречное «ля».

Я понимаю, нас миллиарды, и все — как малые дети.Я подожду, сколько надо, я, в общем-то, очень стойкий.Но ты, похоже, давно оглох.Иначе бы ты заметил,как страшно шипит трасса и верещат стройки,как причитают старухи,жужжат мухи,как в трубах журчит водаи дрель за стеной стонет.

Как я стою здесь со спицей в ухеи молотком наготове.

ЕЩЁ РАЗ О СУМАСШЕДШИХ

Он идёт по бульвару: прохожие на него оборачиваются,дети громко хохочут, бабки ропщут: «Спаси-сохрани...»У него шаровары, огоньки в глазах и улыбка на пол-лица,на шнурке колокольчик подпрыгивает и звенит.Он идёт,            кружась,          пританцовывая,               притопывая,каждый шаг его — па, он течёт, как шёлк, как река.Мне его не жаль.          Он страшит всех, словно потоп и яд,он уродлив, как Пан, но в его голове —                                  му                                    зы                                       ка.

Вверх из тёплых недр выплывают густые ларго, ветреные аллегро.Как горяч и хорош дуэт: злая скрипка, сонная виолончель!Через пару дней сердобольная местная                                                        Алевтинвалерьнапозвонит куда следует — и за ним приедет усталый наряд врачей.Так ему и надо. Те, что летают, всегда на прицеле у стрелка.В тот четверг я из рогатки стрелял в голубей.И к тому же, я думаю, если стоит чего-то                           му                              зы                                 кав голове,             то уж точно не в его,                        а в моей.Я иду по бульвару: прохожие на меня оборачиваются,дети громко хохочут, бабки ропщут: «Спаси-сохрани...»У меня шаровары, огоньки в глазах и улыбка на пол-лица,на шнурке колокольчик подпрыгивает и звенит...

«Один мой друг не покидает квартиры...»

Один мой друг не покидает квартирыПоследние, кажется, полтора годаТолько затем, чтобы его не схватилиЗа то, что он представитель древнего рода.Последний вменяемый живой наследникЛюдей, умевших говорить с цветами,Отличавших зимние стихи от летних,Игравших фламенко на рожке и тамтаме,Умевших шить из любых материй,Властителей чудесного застенного мира,Друзей людоедов, драконов и пери,Любителей мёда, коньяка и кефира.

Из-за такого родства мой друг всегда неустроен,Он не помнит данного слова и не умеет работать,У него какая-то, вроде бы, пятая группа крови,Потому за ним постоянно идёт охота.Он не даёт сделать радио громче и на пол-тона.К балконной двери — ползком, как какой-то киллер,Он точно знает: у них повсюду шпионы.Обычные люди не бывают такими.

Порой мне кажется, он просто лентяй и пройдоха,Но после поездок в метро или походов в больницуРугаю себя за то, что думал о нём плохо,Еду к нему среди ночи, покупаю паштет и пиццу,Жарю ему оладьи, чищу окна, мою посуду,Даю ему денег в долг, прекрасно зная, что кинет.

Мой друг абсолютно прав, шпионы — они повсюду.Обычные люди не могут, не должны быть такими.

«Один мой друг, тощий, с постоянными болями...»

Юрию Смирнову

Один мой друг, тощий, с постоянными болямиВ голове, седой заика с трясущимися руками,Сделал себе квартиру, торгуя автомобилями,Заправлялся пивом и бандитскими боевиками,Пока однажды не нашёл прямо у себя под диваномАвтономное государство человекообразных змей.

Его повязали дома с крупной партией героина,Понимаешь, — объясняет он мне, — он у них как соя и нефть,Они делают из него конфеты и электричество,У нас это смерть, а у них — мармелад, шампунь и бензин!Отдать им его — это выгодно и для них, и для человечества.

Я киваю, действительно выгодно, нечего возразить.

Отсидел положенный срок, вернулся, полез под диван,Там дымящиеся руины, трупы, с братом воюет брат:Без присмотра у них случился постмодерн и армагеддон.

Друг мой взвыл и прыгнул в окно, но сломал только два ребра.

Я не верю ему, конечно, всякий может вот так трепаться,К тому же он медленно думает и не запоминает лица.Видимо, он просто врёт, что этаж был шестнадцатый,Нельзя же упасть с такой высоты               и не разбиться.

«Один мой друг подбирает бездомных кошек...»