Вероника Тушнова - За это можно все отдать
«Морозный лес…»
Морозный лес.В парадном одеяньедеревья-мумии, деревья-изваянья…Я восхищаюсь этой красотой,глаз не свожу,а сердцем не приемлю.Люблю землею пахнущую землюи под ногойлиствы упругий слой.Люблю кипенье, вздохи, шелест, шорох,величественный гул над головой,брусничники на рыжих косогорах,кочкарники с каемчатой травой…Труд муравьев, и птичьи новоселья,и любопытных белок беготню…Внезапной грусти,шумного весельячередованьепо сто раз на дню.Люблю я все, что плещется, струится,рождается, меняется, растет,и старится,и смерти не боится…Не выношу безжизненных красот!Когда январским лесом прохожу яи он молчит,в стоцветных блестках сплошь,одно я повторяю, торжествуя:«А все-таки ты скоро оживешь!»
«Как счастье внезапное – оттепель эта…»
Как счастье внезапное – оттепель эта.Весны дуновеньем земля обогрета.Еще не начало весны, а предвестье,и даже еще не предвестье – намек,что будет,что рядом,что срок недалек.Нет, эти приметы меня не обманут:совсем по-особомугрустно до слез,как самый последний оставшийся мамонт,трубит в одиночествеэлектровоз.Промчался гудоки за далями сгинул,и стихло в ночи тарахтенье колес,и городмолчанье, как шапку, надвинул,и явственно стало дыханье берез.Они, возле окон на цыпочках стоя,глядят любопытно…Я чувствую их.Я слышу, как бьется их сердце простое,как соки пульсируют в почках тугих.Вот с крыши сосулька обрушилась вниз,ударилась вдребезги о карниз,хрустальная дробь раскатилась по жести —и снова сторожкая долгая тишь…Я знаю, я знаю: ты тоже не спишь,ты слушаешь тоже,мы слушаем вместе.Как оттепель – близость внезапная эта.Дыханием счастья душа обогрета.Еще не начало, а только предвестье,и даже еще не предвестье – намек,что будет,что рядом,что срок недалек.
«И живешь-то ты близко…»
И живешь-то ты близко,почти что бок о бок,в одной из железобетонных коробок,а солнца не видим,а ветром не дышим,а писем любовныхдруг другу не пишем…И как это так получилось нелепо,что в наших лесах мы не бродим вдвоем,из ладони не пьем,ежевику не рвем,на горячей поляне среди курослепане делим по-братски ржаного куска,не падаем в теплое синее небо,хватаясь беспомощно за облака.И в зное полуденном,в гомоне смутномне дремлем усталые в холодкеи не слышим, как птицы нашипоют намна понятном обоим намязыке…Мы солнца не видими ветром не дышим,никуда мы не выйдем,ничего не услышим,лишь звонок телефонныйот раза до разаи всегда наготовестандартная фразадля приветствия,для прощания…Да еще напоследокмгновенье молчания.Минута молчания.Вечность молчания,полная нежностии отчаянья.
Я люблю их. Всяких.Холеных и грязных,маленьких и огромных,красивых и безобразных.
«Все в доме пасмурно и ветхо…»
Все в доме пасмурно и ветхо,скрипят ступени, мох в пазах…А за окном – рассвети веткав аквамариновых слезах.А за окномкричат вороны,и страшно яркая трава,и погромыхиванье грома,как будто валятся дрова.Смотрю в окно,от счастья плача,и, полусонная еще,щекою чувствую горячейтвое прохладное плечо…Но ты в другом, далеком домеи даже в городе другом.Чужие властные ладонилежат на сердце дорогом.…А это все – и час рассвета,и сад, поющий под дождем, —я просто выдумала это,чтобы побытьс тобой вдвоем.
«Что-то мне недужится…»
Что-то мне недужится,что-то трудно дышится…В лугах цветет калужница,в реке ветла колышется,и птицы, птицы, птицына сто ладов поют,и веселятся птицы,и гнезда птицы вьют.…Что-то неспокойно мне,не легко, не просто…Стремительные, стройныевокруг поселка сосны,и тучи, тучи, тучибелы, как молоко,и уплывают тучидалёко-далеко.Да и меня никто ведьв плену не держит, нет.Мне ничего не стоитна поезд взять билети в полночь на разъездесойти в глуши лесной,чтоб быть с тобою вместе,чтоб стать весне весной.И это так возможно…И это так нельзя…Летит гудок тревожно,как филин голося,и сердце, сердце, сердцелетит за ним сквозь мглу,и горько плачет сердце:«Как мало я могу!»
Шишка
Я в снегу подтаявшем,около ствола,гладенькую, мокруюшишку подняла.А теперь в карманея ее ношу,выну, полюбуюсь,лесом подышу.Выну и порадуюсь,что тогда, в лесу,может быть, последнюю,может, предпоследнюю,а может быть, простовстретила весну.Там в снегу лосиныеглубокие следы,как ведерки синие,полные воды,свежие проталины,муравьи у пня, —маленькие тайнымартовского дня.
«Сияет небо снежными горами…»
Сияет небо снежными горами,громадами округлых ярких туч.Здесь тишина торжественна, как в храме,здесь в вышине дымится тонкий луч.Здесь теплят ели розовые свечии курят благовонную смолу.Нам хвоя тихо сыплется на плечи,и тропка нас ведет в густую мглу.Все необычно этим летом странным:и то, что эти ели так прямы,и то, что лес мы ощущаем храмом,и то, что боги в храме этом мы!
«День был яркий, ветреный…»
День был яркий, ветреный.Шум кипел березовый.В рощице серебрянойцвел татарник розовый.Земля была прохладная,влажная, упругая,тучи плыли по небугромоздкие, округлые…Быть может, слишком часто язеленым брежу летом,но если это счастье,то как молчать об этом?Если я такимибогатствами владею —зачем же, зачем жеих спрячу от людей я?Ссорятся влюбленные,грустят, и невдомек им,что есть края зеленые,где все бывает легким.А редко ли встречаютсяхмурые, усталые,вздыхают, огорчаются,думают, что старые.Ходят в поликлиники,вздорят там с врачами…А в чащах есть малинники,овраги есть с ручьями.Там есть трава и синева,роса и запах тминный,и стоит это целиком,с водой, цветами, ветерком,какой-нибудь полтинник.И каждому, кто забредетв лесное это царство,от всех невзгод, от всех забототыщется лекарство.Помнишь? День был ветреный,шум кипел березовый,в рощице серебрянойцвел татарник розовый…
Осень в Крыму
I
Ранняя нынчеосень в Крыму,смутное море,горы в дыму,пухлые тучи,дождем налиты,переползаютчерез хребты.Рыжий лишайник,седая полынь,ветки ломаетжгучий норд-ост,только в ущельях —тишь да теплынь,свищет по-летнемуглупенький дрозд.Впрочем, кто знает, —глуп или нет,кто разберет,что у птиц на уме?Может, и намне считать бы примет,жить и не думатьо близкой зиме…Ранняя нынчеосень в Крыму,зябкое море,дали в дыму…Как мне живетсясветло и легко,а почему,сама не пойму.
II
Норд-ост осенний с гор летели щеки жег румянцем.Шиповник рыжий шелестел,алея твердым глянцем.И было гнездышко в кусте,в колючей чаще ржавой.Пять красных ягодв том гнезде,в сухой листве лежало…Могли не верить лишь глупцы,что совершится чудо,что красноперые птенцыпроклюнутся оттуда.Но мы с тобой не стали ждатьс надеждой и тревогой,взглянули толькои опятьпошли своей дорогой.Все представляю, как потомснега на горы лягут,как занесут в гнезде сухомпять бездыханных ягод.
III
За валом валидет на берег,бурля зеленым кипятком,и каждыйв смерть свою не верит,и каждыйпадает ничком.И, растекаясь пеной млечной,сбегает медленнос камней,чтоб снова слитьсяс глубью вечнойи обрести бессмертьев ней.
Тень
Приглушает птичий гамтишина еловая,проплывает по снегамтень моя лиловая.На снегах и в облакахсинева прозрачная,в белых пухлых башлыкахспят домишки дачные.Тень идет сама собой,в чащи забирается,о штакетник голубойпополам ломается…Хоть сугробы глубоки —просто нет возможности,хоть навешаны замки,из предосторожности,залезает тень плечомв окна золоченые,тени сроду нипочемзоны запрещенные…Я шагаю колеей,потная, усталая,лед бугристый подо мной,мешанина талая.Ноги бедные моитяжелы немыслимо,я от этой колеицеликом зависима.Поскользнувшись на ходу,локоть тру с обидою,тени, пляшущей в саду,от души завидую!
1953 год. С дочерью.
