Александр Блок - Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921
12 декабря 1913
«О, нет! не расколдуешь сердца ты…»
О, нет! не расколдуешь сердца тыНи лестию, ни красотой, ни словом.Я буду для тебя чужим и новым,Всё призрак, всё мертвец, в лучах мечты.
И ты уйдешь. И некий саван белыйПрижмешь к губам ты, пребывая в снах.Всё будет сном: что ты хоронишь тело,Что ты стоишь три ночи в головах.
Упоена красивыми мечтами,Ты укоризны будешь слать судьбе.Украсишь ты нежнейшими цветамиМогильный холм, приснившийся тебе.
И тень моя пройдет перед тобоюВ девятый день, и в день сороковой —Неузнанной, красивой, неживою.Такой ведь ты искала? — Да, такой.
Когда же грусть твою погасит время,Захочешь жить, сначала робко, тыДругими снами, сказками не теми…И ты простой возжаждешь красоты.
И он придет, знакомый, долгожданный,Тебя будить от неземного сна.И в мир другой, на миг благоуханный,Тебя умчит последняя весна.
А я умру, забытый и ненужный,В тот день, когда придет твой новый друг,В тот самый миг, когда твой смех жемчужныйЕму расскажет, что прошел недуг.
Забудешь ты мою могилу, имя…И вдруг — очнешься: пусто; нет огня;И в этот час, под ласками чужими,Припомнишь ты и призовешь — меня!
Как исступленно ты протянешь рукиВ глухую ночь, о, бедная моя!Увы! Не долетают жизни звукиК утешенным весной небытия.
Ты проклянешь, в мученьях невозможных,Всю жизнь за то, что некого любить!Но есть ответ в моих стихах тревожных:Их тайный жар тебе поможет жить.
15 декабря 1913
Женщина
Памяти Августа Стриндберга
Да, я изведала все муки,Мечтала жадно о конце…Но нет! Остановились руки,Живу — с печалью на лице…
Весной по кладбищу бродилаИ холмик маленький нашла.Пусть неизвестная могилаУзнает всё, чем я жила!
Я принесла цветов любимыхК могиле на закате дня…Но кто-то ходит, ходит мимоИ взглядывает на меня.
И этот взгляд случайно встретя,Я в нем внимание прочла…Нет, я одна на целом свете!..Я отвернулась и прошла.
Или мой вид внушает жалость?Или понравилась емуЛица печального усталость?Иль просто — скучно одному?..
Нет, лучше я глаза закрою:Он строен, он печален; пустьНе ляжет между ним и мноюСоединяющая грусть…
Но чувствую: он за плечамиСтоит, он подошел в упор…Ему я гневными речамиУже готовлюсь дать отпор, —
И вдруг, с мучительным усильем,Чуть слышно произносит он:«О, не пугайтесь. Здесь в могилеРебенок мой похоронен».
Я извинилась, выражаяПечаль наклоном головы;А он, цветы передавая,Сказал: «Букет забыли вы». —
«Цветы я в память встречи с вамиРебенку вашему отдам…»Он, холодно пожав плечами,Сказал: «Они нужнее вам».
Да, я винюсь в своей ошибке,Но… не прощу до смерти (нет!)Той снисходительной улыбки,С которой он смотрел мне вслед!
Август 1914
Перед судом
Что́ же ты потупилась в смущеньи?Погляди, как прежде, на меня.Вот какой ты стала — в униженьи,В резком, неподкупном свете дня!
Я и сам ведь не такой — не прежний,Недоступный, гордый, чистый, злой.Я смотрю добрей и безнадежнейНа простой и скучный путь земной.
Я не только не имею права,Я тебя не в силах упрекнутьЗа мучительный твой, за лукавый,Многим женщинам сужденный путь…
Но ведь я немного по-другому,Чем иные, знаю жизнь твою,Более, чем судьям, мне знакомо,Как ты очутилась на краю.
Вместе ведь по краю, было время,Нас водила пагубная страсть,Мы хотели вместе сбросить бремяИ лететь, чтобы потом упасть.
Ты всегда мечтала, что, сгорая,Догорим мы вместе — ты и я,Что дано, в объятьях умирая,Увидать блаженные края…
Что же делать, если обманулаТа мечта, как всякая мечта,И что жизнь безжалостно стегнулаГрубою веревкою кнута?
Не до нас ей, жизни торопливой,И мечта права, что нам лгала. —Всё-таки, когда-нибудь счастливойРазве ты со мною не была?
Эта прядь — такая золотаяРазве не от старого огня? —Страстная, безбожная, пустая,Незабвенная, прости меня!
11 октября 1915
Антверпен
Пусть это время далеко́,Антверпен! — И за морем кровиТы памятен мне глубоко…Речной туман ползет с верховийШирокой, как Нева, Эско.
И над спокойною рекойВ тумане теплом и глубоком,Как взор фламандки молодой,Нет счета мачтам, верфям, докам,И пахнет снастью и смолой.
Тревожа водяную гладь,В широко стелющемся дымеУж якоря готов отдатьТяжелый двухмачтовый стимер:Ему на Конго курс держать…
А ты — во мглу веков глядисьВ спокойном городском музее:Там царствует Квентин Массис;Там в складки платья СаломеиЦветы из золота вплелись…
Но всё — притворство, всё — обман:Взгляни наверх… В клочке лазури,Мелькающем через туман,Увидишь ты предвестье бури —Кружащийся аэроплан.
5 октября 1914
«Похоронят, зароют глубоко…»
Похоронят, зароют глубоко,Бедный холмик травой порастет,И услышим: далёко, высокоНа земле где-то дождик идет.
Ни о чем уж мы больше не спросим,Пробудясь от ленивого сна.Знаем: если не громко — там осень,Если бурно — там, значит, весна.
Хорошо, что в дремотные звукиНе вступают восторг и тоска,Что от муки любви и разлукиУпасла гробовая доска.
Торопиться не надо, уютно;Здесь, пожалуй, надумаем мы,Что́ под жизнью беспутной и путнойРазумели людские умы.
18 октября 1915
«На улице — дождик и слякоть…»
На улице — дождик и слякоть,Не знаешь, о чем горевать.И скучно, и хочется плакать,И некуда силы девать.
Глухая тоска без причиныИ дум неотвязный угар.Давай-ка наколем лучины,Раздуем себе самовар!
Авось, хоть за чайным похмельемВорчливые речи моиЗатеплят случайным весельемСонливые очи твои.
За верность старинному чину!За то, чтобы жить не спеша!Авось, и распарит кручинуХлебнувшая чаю душа!
10 декабря 1915
«Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух…»
Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух,Да, таким я и буду с тобой:Не для ласковых слов я выковывал дух,Не для дружб я боролся с судьбой.
Ты и сам был когда-то мрачней и смелей,По звезда́м прочитать ты умел,Что грядущие ночи — темней и темней,Что ночам неизвестен предел.
Вот — свершилось. Весь мир одичал, и окрестНи один не мерцает маяк.И тому, кто не понял вещания звезд, —Нестерпим окружающий мрак.
И у тех, кто не знал, что прошедшее есть,Что грядущего ночь не пуста, —Затуманила сердце усталость и месть,Отвращенье скривило уста…
Было время надежды и веры большой —Был я прост и доверчив, как ты.Шел я к людям с открытой и детской душой,Не пугаясь людской клеветы…
А теперь — тех надежд не отыщешь следа,Всё к далеким звездам унеслось.И к кому шел с открытой душою тогда,От того отвернуться пришлось.
И сама та душа, что, пылая, ждала,Треволненьям отдаться спеша, —И враждой, и любовью она изошла,И сгорела она, та душа.
И остались — улыбкой сведенная бровь,Сжатый рот и печальная властьБунтовать ненасытную женскую кровь,Зажигая звериную страсть…
Не стучись же напрасно у плотных дверей,Тщетным стоном себя не томи:Ты не встретишь участья у бедных зверей,Называвшихся прежде людьми.
Ты — железною маской лицо закрывай,Поклоняясь священным гробам,Охраняя железом до времени рай,Недоступный безумным рабам.
9 июня 1916
