Николай Гумилев - Стихотворения

1917

МУЖИК

В чащах, в болотах огромных,У оловянной реки,В срубах мохнатых и темныхСтранные есть мужики.

Выйдет такой в бездорожье,Где разбежался ковыль,Слушает крики Стрибожьи,Чуя старинную быль.

С остановившимся взглядомЗдесь проходил печенег…Сыростью пахнет и гадомВозле мелеющих рек.

Вот уже он и с котомкой,Путь оглашая леснойПесней протяжной, негромкой,Но озорной, озорной.

Путь этот – светы и мраки,Посвист разбойный в полях,Ссоры, кровавые дракиВ страшных, как сны, кабаках.

В гордую нашу столицуВходит он – Боже, спаси! —Обворожает царицуНеобозримой Руси

Взглядом, улыбкою детской,Речью такой озорной, —И на груди молодецкойКрест просиял золотой.

Как не погнулись – о, горе! —Как не покинули местКрест на Казанском собореИ на Исакии крест?

Над потрясенной столицейВыстрелы, крики, набат,Город ощерился львицей,Обороняющей львят.

«Что ж, православные, жгитеТруп мой на темном мосту,Пепел по ветру пустите…Кто защитит сироту?

В диком краю и убогомМного таких мужиков.Слышен по вашим дорогамРадостный гул их шагов».

1917

ЛЕДОХОД

Уж одевались островаВесенней зеленью прозрачной,Но нет, изменчива Нева,Ей так легко стать снова мрачной.

Взойди на мост, склони свой взгляд:Там льдины прыгают по льдинам,Зеленые, как медный яд,С ужасным шелестом змеиным.

Географу, в час трудных снов,Такие тяготят сознанье —Неведомых материковМучительные очертанья.

Так пахнут сыростью гриба,И неуверенно и слабо,Те потайные погреба,Где труп зарыт и бродят жабы.

Река больна, река в бреду.Одни, уверены в победе,В зоологическом садуДовольны белые медведи.

И знают, что один обманИх тягостное заточенье:Сам Ледовитый ОкеанИдет на их освобожденье.

1917

ОСЕНЬ

Оранжево-красное небо…Порывистый ветер качаетКровавую гроздь рябины.Догоняю бежавшую лошадьМимо стекол оранжереи,Решетки старого паркаИ лебединого пруда.Косматая, рыжая, рядомНесется моя собака,Которая мне милееДаже родного брата,Которую буду помнить,Если она издохнет.Стук копыт участился,Пыль все выше.Трудно преследовать лошадьЧистой арабской крови.Придется присесть, пожалуй,Задохнувшись, на каменьШирокий и плоский,И удивляться тупоОранжево-красному небу,И тупо слушатьКричащий пронзительно ветер.

1917

ПРИРОДА

Так вот и вся она, природа,Которой дух не признает,Вот луг, где сладкий запах медаСмешался с запахом болот;

Да ветра дикая заплачка,Как отдаленный вой волков;Да над сосной курчавой скачкаКаких-то пегих облаков.

Я вижу тени и обличья,Я вижу, гневом обуян,Лишь скудное многоразличьеТворцом просыпанных семян.

Земля, к чему шутить со мною:Одежды нищенские сбросьИ стань, как ты и есть, звездою,Огнем пронизанной насквозь!

1917

ДЕВУШКА

Ты говорил слова пустые,А девушка и расцвела:Вот чешет косы золотые,По-праздничному весела.

Теперь ко всем церковным требамМолиться ходит о твоем.Ты стал ей солнцем, стал ей небом,Ты стал ей ласковым дождем.

Глаза темнеют, чуя грозы,Неровен вздох ее и част.Она пока приносит розы,А захоти – и жизнь отдаст.

1917

ШВЕЦИЯ

Страна живительной прохладыЛесов и гор гудящих, гдеВсклокоченные водопадыРевут, как будто быть беде;

Для нас священная навекиСтрана, ты помнишь ли, скажи,Тот день, как из Варягов в ГрекиПошли суровые мужи?

Ответь, ужели так и надо,Чтоб был, свидетель злых обид,У золотых ворот ЦарьградаЗабыт Олегов медный щит?

Чтобы в томительные бредыОпять поникла, как вчера,Для славы, силы и победыТобой подъятая сестра?

И неужель твой ветер свежийВотще нам в уши сладко выл,К Руси славянской, печенежьейВотще твой Рюрик приходил?

1917

СТОКГОЛЬМ

Зачем он мне снился, смятенный, нестройный,Рожденный из глуби не наших времен,Тот сон о Стокгольме, такой беспокойный,Такой уж почти и не радостный сон…

Быть может, был праздник, не знаю наверно,Но только все колокол, колокол звал;Как мощный орган, потрясенный безмерно,Весь город молился, гудел, грохотал.

Стоял на горе я, как будто народуО чем-то хотел проповедовать я,И видел прозрачную тихую воду,Окрестные рощи, леса и поля.

«О Боже, – вскричал я в тревоге, – что, еслиСтрана эта истинно родина мне?Не здесь ли любил я и умер не здесь ли,В зеленой и солнечной этой стране?»

И понял, что я заблудился навекиВ слепых переходах пространств и времен,А где-то струятся родимые реки,К которым мне путь навсегда запрещен.

1917

НОРВЕЖСКИЕ ГОРЫ

Я ничего не понимаю, горы:Ваш гимн поет кощунство иль псалом,И вы, смотрясь в холодные озера,Молитвой заняты иль колдовством?

Здесь с криками чудовищных глумлений,Как сатана на огненном коне,Пер Гюнт летал на бешеном оленеПо самой неприступной крутизне.

И, царств земных непризнанный наследник,Единый побежденный до конца,Не здесь ли Бранд, суровый проповедник,Сдвигал лавины именем Творца?

А вечный снег и синяя, как чашаСапфирная, сокровищница льда!Страшна земля, такая же, как наша,Но не рождающая никогда.

И дивны эти неземные лица,Чьи кудри – снег, чьи очи – дыры в ад,С чьих щек, изрытых бурями, струится,Как борода седая, водопад.

1917

УТЕШЕНИЕ

Кто лежит в могиле,Слышит дивный звон,Самых белых лилийЧует запах он.

Кто лежит в могиле,Видит вечный свет,Серафимских крылийПереливный снег.

Да, ты умираешь,Руки холодны,И сама не знаешьНеземной весны.

Но идешь ты к раюПо моей мольбе.Это так, я знаю,Я клянусь тебе.

1917

НА СЕВЕРНОМ МОРЕ

О, да, мы из расыЗавоевателей древних,Взносивших над Северным моремШирокий крашеный парусИ прыгавших с длинных струговНа плоский берег нормандский —В пределы старинных княжествПожары вносить и смерть.

Уже не одно столетьеВот так мы бродим по миру,Мы бродим и трубим в трубы,Мы бродим и бьем в барабаны:Не нужны ли крепкие руки,Не нужно ли твердое сердце,И красная кровь не нужна лиРеспублике иль королю? —

Эй, мальчик, неси намВина скорее,

Малаги, портвейну,А главное – виски!Ну, что там такое:Подводная лодка,Плавучая мина?На это есть моряки!

О, да, мы из расыЗавоевателей древних,Которым вечно скитаться,Срываться с высоких башен,Тонуть в седых океанахИ буйной кровью своеюПоить ненасытных пьяниц —Железо, сталь и свинец.

Но все-таки песни слагаютПоэты на разных наречьях,И западных, и восточных,Но все-таки молят монахиВ Мадриде и на Афоне,Как свечи горя перед Богом,Но все-таки женщины грезят —О нас, и только о нас.

1917

ПРАПАМЯТЬ

И вот вся жизнь! Круженье, пенье,Моря, пустыни, города,Мелькающее отраженьеПотерянного навсегда.

Бушует пламя, трубят трубы,И кони рыжие летят,Потом волнующие губыО счастье, кажется, твердят.

И вот опять восторг и горе,Опять, как прежде, как всегда,Седою гривой машет море,Встают пустыни, города.

Когда же наконец, восставшиОт сна, я буду снова я, —Простой индиец, задремавшийВ священный вечер у ручья?

1917

ПЕСЕНКА

Ты одна благоухаешь,Ты одна;Ты проходишь и сияешь,Как луна.

Вещь, которой ты коснулась,Вдруг свята,В ней таинственно проснуласьКрасота.

Неужель не бросит каждыйВсех забот,За тобой со сладкой жаждойНе пойдет?

В небо, чистое, как горе,Глаз твоих,В пену сказочного моряРук твоих?

Много женщин есть на светеИ мужчин,Но пришел к заветной метеЯ один.

1917 или 1918?