Педро Кальдерон - Чистилище святого Патрика
Гвоздями раскаленными; другой
Был крепко пригвожден к земле; иные
Лежали, а ехидны из огня
Их внутренности рвали; тот грызет
Зубами землю, бешенством объятый;
Иной готов изгрызть себя в куски,
Чтоб сразу умереть, - и оживает,
Чтоб умирать еще, еще, и снова.
Туда я брошен был рабами смерти,
Но ярость их смирилась и пропала,
Как дым, пред кротким именем Христа.
Пройдя вперед, я новое увидел:
От страшных пыток раненых лечили,
Прикладывая к ранам их свинец
Расплавленный, с пылающей камедью,
Иное прижигательное средство.
О, кто тут в сокрушенье не придет!
О, кто не воздохнет, не возрыдает!
О, кто не вострепещет, усомнившись!
И вот вкруг одного из этих зданий
Сквозь двери и дымящиеся стены
Прорвались ярко полосы огня;
Как будто дом внезапно загорелся,
И пламя выходило, где могло.
"Вот, - мне сказали, - дом увеселений,
Купальный замок женщин тех, что в жизни,
Желаниям бесстыдным повинуясь,
Всем сердцем возлюбили ароматы,
Прикрасы, умащенья и купанья".
Вошел я внутрь и увидал в пруду
Из снега - женщин редкой красоты.
Их множество там было, все дрожали
В воде, среди ужей и змей, что были
Для этих волн - как рыбы и сирены;
Замерзшие их члены были видны
В кристальности прозрачной льдистых вод;
Стояли дыбом волосы и были
Оскалены их зубы. Вышел я,
И тотчас увлекли меня на гору,
Высокую такую, что она
Своим челом, пройти желая небо,
Когда не порвала, то отогнула
Покров небес лазурный. Посредине
Вершины той находится вулкан,
Он дышит и выбрасывает пламя,
Огонь кидает в небо, как слюну.
Из этого вулкана, из колодца,
От времени до времени исходит
Огнистый ток, и в том потоке души,
И выйдут, и войдут, чтобы снова скрыться,
И много их, и много-много раз
Восходят и нисходят эти души.
Подвижный воздух током раскаленным
Схватил меня и, от горы отторгнув,
Переместил внезапно в глубину.
Я вышел из нее, и вот примчался
Другой воздушный ток, неся с собою,
Толпами, легионы сотен душ,
И силою столкнувшихся порывов
Я был перенесен в иное место,
И мнилось мне, что, виденные мною,
Все души здесь собрались, и хотя
Их пытки были здесь еще сильнее,
Они на вид спокойные стояли,
Все с радостными лицами, и воздух
Не оглашали криком нетерпенья,
И в небеса вперив упорный взор,
Как тот, кто ожидает милосердья,
Роняли слезы нежные любви;
И понял я, что это место было
Чистилищем, и так в нем очищались
От прегрешений легких. Не смутили
Меня угрозы демонов, что я
Пройти сквозь все мученья эти должен,
Напротив, я ободрился. И, видя,
Как постоянно мужество мое,
Они мне приготовили возмездье
Страшнейшее из всех, чье имя - ад:
Они меня к реке широкой взяли,
На берегу росли цветы огня,
А по руслу ее бежала сера;
Кишели в ней уродливые гидры
И змеи, как чудовища морские,
И страшно широка была она,
А мост через нее тянулся узкий,
Как линия, не больше, и такой
Непрочный, что, казалось, невозможно
Пройти и не сломать его. Сказали
Мне демоны: "По этой-то дороге
Ты должен совершить свой переход.
Взгляни, как перейдешь; и чтобы ужас
Тебе сказал, - взгляни, как переходят".
Я посмотрел и явственно увидел,
Что все, кто этот мост хотел пройти,
Срываясь, низвергались в волны серы,
И змеи грызли их, и рвали гидры
Когтями их на тысячи кусков.
Я назвал имя Бога - Бог помог мне,
И мужество нашел я, чтоб свершить
Свой переход, и мне не страшны были
Ни волны, угрожавшие мне снизу,
Ни ветер, что свирепо бил меня.
Дошел я до конца и очутился
В лесу, таком пленительном и пышном,
Что я возликовал, и дух отвлекся
Ото всего, что было. Путь лежал
Среди деревьев райских - кедров, лавров,
Здесь бывших на своем достойном месте.
Земля была усеяна цветами,
Гвоздиками и розами, как будто б
То был узорный шелковый ковер,
Зеленый, белый, алый. Светлый воздух
Был полон пенья самых нежных птиц,
Звучавшего и сладостно и грустно,
В созвучьи с многотысячным журчаньем
Кристальных вод ручьев. И вдалеке
Возвышенный возник пред взором город,
Венчало солнце башни и дворцы;
Врата его, из золота, сверкали
Огнями бриллиантов, изумрудов,
Рубинами и горным хрусталем.
Они раскрылись, прежде чем успел я
До них дойти, и вышла мне навстречу
Процессия святых; там были старцы,
И женщины, и юноши, и дети,
И были все объяты ликованьем.
Под звуки сладко-нежных инструментов
Запели Серафимы звучный гимн,
И ангелы ответили им хором.
Вослед за всеми, блеском окруженный,
Пришел Патрик, великий патриарх,
И заключил меня в свои объятья,
За то, что обещанье я сдержал,
Его до смерти раз еще увидел,
И радовались все на эту радость.
Ободрил он меня, и мы простились,
Он мне сказал, что смертные не могут
Войти в прекрасный град, где свет не меркнет,
И мне велел вернуться в этот мир.
Пройдя свою дорогу без помехи,
Вернулся я назад, и злые духи
Не смели прикоснуться до меня,
И только что успел достигнуть входа,
Как вы пришли, чтоб встретить здесь меня.
И так как из опасности я вышел,
Дозвольте, милосердные отцы,
Здесь жизнь дожить мне, смерти ожидая.
Да завершится здесь повествованье,
История событья, о котором
Свидетельствует ясно Дионисий
Картезианец, Генрих Сальтаренский,
Матеус, и Ранульф, и Гейстербах,
Момбрицио, Марко Маруло, Рото,
И Беллярмин, Гибернии примас,
Бенедиктинец Бэда-проповедник,
И Фраи Димас Серпи, и Солино,
И Томас Мессингам {3}, и благочестье
Всех христиан, своим правдивым словом
Дающих подтверждение ему.
И посему да завершится драма,
И да начнутся громкие хвалы.
^TПРИМЕЧАНИЯ^U
^TОБОСНОВАНИЕ ТЕКСТА^U
Как ни значительны цели, стоящие перед данным изданием, оно, разумеется, не является "критическим". Такая задача по отношению к драме испанского Золотого века (XVI-XVII вв.) медленно, десятилетиями решается и на языке оригинала, несмотря на беспрецедентную (в сравнении, например, с Англией или Францией) сохранность рукописей XVII в., даже автографов.
Задача критического издания текстов К. Д. Бальмонта тоже не дело ближайшего будущего. Применительно к переводам драм Кальдерона мы пользовались лишь одним "окончательным" текстом, более обработанным, когда речь идет о шести напечатанных самим Бальмонтом пьесах, и менее завершенным в четырех новооткрытых в машинописи 1919 г. пьесах, печатающихся в этой книге в переводе Бальмонта впервые.
Выше в статье отмечалось значение двойных литературных памятников таких, в которых важна не только художественная ценность оригинала, но ценность вклада переводчика в русскую культуру. Приведены также сведения по истории текстов перевода Бальмонта, открытия машинописи утраченных четырех пьес: "Дама Привидение,", "Луис Перес Галисиец", "Волшебный маг" и "Саламейский алькальд".
Нужно лишь еще раз повторить, что, по мнению издателей, бальмонтовские переводы Кальдерона - явление удивительное. Они доказывают осуществимость сочетания _максимальной точности_ (их можно рекомендовать как для занятий по совершенствованию знания испанского языка, так и по проблеме русских лексических и синтаксических эквивалентов стилизованной речи Кальдерона) _с высокой поэтичностью_.
Пьесы расположены в хронологическом порядке.
В тексте Бальмонта исправлялись лишь явные опечатки и описки.
Написание иностранных имен собственных у Бальмонта сохранялось, но в некоторых случаях, где оно орфографически отличается от современной передачи вследствие известной общей эволюции принятых норм по сравнению с началом XX в., приводилось (с соответствующей оговоркой) к современной норме. Наиболее частое изменение - это сужение употребления "э" (особенно в дифтонгах) или приведение в соответствие с преобладающей современной традицией написания "у" или "ю" после испанского "ль", не соответствующего ни мягкому, ни твердому русскому "л". Например: вместо дон Гутиэрре у Бальмонта - дон Гутиерре, вместо дон Люис у Бальмонта - дон Луис.
Не воспроизводится также спорная идея Бальмонта обозначать перенос ударения в имени Патрик (по-русски обычно на первом слоге) на "и", в соответствии с испанским (восходящим к латинскому) эквивалентом "Патрисио", путем написания сдвоенного "к" - "Патрикк". Мы пишем просто "Патрик", напоминая, что у Бальмонта всюду ударение на втором слоге: "Патрик".
Не привилась по-русски и употреблявшаяся Бальмонтом (воспроизведенная Сабашниковыми) новоиспанская традиция ставить в начале вопросительных и восклицательных предложений соответствующие знаки в перевернутом виде. В рукописях и изданиях кальдероновских времен она не соблюдалась.
