Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Поэты эпохи Возрождения. Том 1
Обвинение было стандартное – государственная измена, приговор – смерть. Генри Говард, граф Сарри взошел на эшафот 13 января 1547 года. Будь казнь отсрочена хотя бы до конца месяца, он бы спасся, как спасся его хитроумный отец, герцог Норфолкский, – ибо 28 января последовала давно ожидаемая кончина короля. Царствование Генриха VIII и первый этап английского Возрождения закончились практически одновременно.
Последней поэтической работой Сарри стал перевод нескольких псалмов Давидовых. Заметим, что псалмопевец Давид смолоду был воином. И он тоже когда-то баловался пращой.
Генри Говард, граф Сарри
(1517?–1547)
Строфы, написанные в Виндзорском замке
Как вышло, что моей тюрьмой ты стал,Виндзорский замок, где в былые годыЯ с королевским сыном возрасталСреди утех беспечных и свободы?
О, как теперь горчит твоя краса –Зеленые дворы, где мы гуляли,К девичьей башне возводя глаза,Вздыхая томно в сладостной печали;
Большие залы, пышный маскарад,Волшебные поэмы, танцы, игры,Признанья, в коих так горой стоятЗа друга, что смягчились бы и тигры;
Мяч, в воздухе мелькавший взад-вперед,Когда, ловя желанный взгляд с балконаКрасавицы, нам возвещавшей счет,Бросок мы пропускали ослепленно;
Ристалище, где шелковый рукавПрекрасной дамы привязав к шелому,На потных конях мчались мы стремглавВ потешный бой – один навстречь другому;
Лугов росистых утренний покой,Куда мы шум и буйство приносили,Ведя ватагу под своей рукойИ состязаясь в ловкости и силе;
Укромные поляны, что не разПриветствовали эхом благосклоннымОбмен сердечных тайн и пылких фраз –Обряд, без коего не жить влюбленным;
Дубрава, отряхнувшая с плечаОсенний плащ, где, скакуна пришпоря,Чрез пни и рвы мы гнали рогача,Дав захлебнуться лаем гончей своре;
Опочивальни нашей строгий вид,Простые и неубранные стены,Как нам спалось вдали от всех обидИ горестей, как были сны блаженны!
Как безоглядно доверяли мы,Как в дружбу верили, как ждали славы;Как избывали скучный плен зимы,Придумывая шутки и забавы!
Припомню – и отхлынет кровь от щек,От вздохов разорваться грудь готова;И, не умея слез унять поток,Я сетую и вопрошаю снова:
“Обитель счастья! Край, что столько мукПринес мне непостижной переменой!Ответствуй: где мой благородный друг,Для всех – любимый, для меня – бесценный?»
Лишь эхо, отразясь от гулких плит,Мне откликается печальным шумом;Злосчастный арестант, судьбой забыт,Я чахну в одиночестве угрюмом.
И только худшей скорби жгучий следСмягчает боль моих последних бед.
Оправдание графа Сарри, написанное в тюрьме Флит
Ты, Лондон, в том винишь меня,Что я прервал твой сон полночный,Шум непотребный учиня.
А коли стало мне невмочноСмотреть на ложь твою и блуд,Град нечестивый и порочный?
И гнев во мне разжегся лют:Души, я понял, лицемернойУвещеванья не спасут.
Иль впрямь свои грехи и скверныТы втайне думал сохранить?Сии надежды непомерны.
Возмездия не отвратить;Непрочен мир творящих злое!Чтоб эту истину внушить,
Решился я с моей пращою,Прообразом Господних кар,Лишить бездельников покоя.
Как молнии немой удар –Ужасного предвестник грома,Так камешков летящий стук
По ставням дремлющего дома(Негромкий и невинный звук)Я мнил, тебе судьбу Содома
С Гоморрою напомнят вдруг:Чтобы гордыня усмириласьИ, смертный пережив испуг,
К возвышенному обратилась;Чтоб Зависть тотчас поняла,Как гнусен червь – и устыдилась;
Чтоб Гнев узрел, в чем корень зла,И свой унял жестокий норов;Чтоб Леность сразу за дела
Взялась без дальних разговоров;Чтоб жадность раздала свой клад,Познав бессмысленность затворов
И страхов ежедневный ад;Чтоб любодеи клятву далиЗабыть про похоть и разврат;
Чтобы обжоры зарыдали,Очнувшись, о своей вине;Чтоб даже пьяницы в кружале,
Забыв о мерзостном вине,Душою потянулись к Богу, –Вот ведь чего хотелось мне,
Вот отчего я бил тревогу!Не окна я ломал – будилТех гордых, что, греша помногу,
Небесных не боятся сил,Не внемлют голосу провидца!Но тщетно я потратил пыл.
О величайшая Блудница,Тщеславный, лживый Вавилон!Твои виссон и багряница
Не скроют бесов легион,Кишащих в этих тесных стенах;Ты лишь обманчиво силен;
Кровь мучеников убиенныхВзывает к небу, вопияО вероломствах и изменах.
Их вопль услышит СудияИ скоро отомстит, нагрянувС чумой и гладом на тебя;
И ты падешь, в ничтожность канувВсем прахом башен и колонн,Дворцов и гордых истуканов,
Чтоб стать навеки средь племенПредупреждением нелишним,Как Град Греха, что сокрушен
Благим и праведным Всевышним.
На смерть Томаса Уайетта
Здесь упокоен Уайетт, враг покоя,Тот, что дары редчайшие сберегВ душе, гонимой злобою мирскою:Так зависть благородным людям впрок.
Ум, смолоду не ведавший безделья,Подобный кузнице, где всякий часВыковывались славные издельяБритании в прибыток и в запас,
Лик, поражавший добротой суровойИ горделивостью без похвальбы,И в бурю, и в грозу всегда готовыйСмеяться над капризами судьбы,
Рука, водившая пером поэта,Что Чосера, казалось, превзойдет:Недостижимая доныне мета,К которой и приблизиться – почет,
Язык, служивший королю немалоВ чужих краях; чья сдержанная речьДостойные сердца воспламенялаПреумножать добро и честь беречь,
Взгляд, мелкими страстями не слепимый,Но затаивший в глубине своейСпокойствия утес неколебимый –Риф для врагов и якорь для друзей,
Душа небоязливая, тем пачеКогда за правду постоять могла:Не пыжавшая перьев при удаче,В беде не омрачавшая чела,
Мужская стать особенного рода,В которой слиты сила с красотой, –Таких людей уж нет! Увы, ПриродаРазбила форму для отливки той.
Но Дух его, покинув прах телесный,Вернулся вновь к Христовым высотам:Живой свидетель истины небесной,Ниспосланный неблагодарным нам.
Сколь ни скорби теперь – все будет мало;Земля, какой Алмаз ты потеряла!
Джон Харингтон из Степни
(1517?–1582)
Занимал должность хранителя королевских зданий при Генрихе VIII. После смерти первой жены служил принцессе Елизавете и сохранил ей преданность в опасные времена королевы Мэри. Харингтон писал изящные стихи всем шести фрейлинам принцессы Елизаветы и в конце концов женился на одной из них, Изабелле Маркем. Елизавета была крестной их первенца Джона, будущего поэта (сэр Джон Харингтон, 1561–1612). Чтобы различить отца и сына, принято к имени старшего прибавлять «из Степни», а к имени младшего его рыцарский титул «сэр».
Дражайшей матушке – о сражении, коего свидетелем я стал
Великий приключился бой –Хотя убитых нет –Меж тем, писать ли мне письмо,Иль отложить ответ.
У первой рати во главеСтоял Сыновний Долг,Но сэры Спех и НедосугВели враждебный полк.
Спех в западню меня загналИ выхода лишил,А Недосуг со всех сторонВойсками обложил.
Но капитан Сыновний ДолгПодвиг меня писатьИ бодро воодушевилСлабеющую рать.
Бой краток был и не кровав,Хоть в эти полчасаЯвили обе стороныОтваги чудеса.
Кому ж Фортуна в этот разПобеду отдала?Тому, кто против двух одинДержался, как Скала.
И победитель мне велел,Едва лишь бой умолк,Стихи вам эти написать,Чтобы явить свой Долг.
Анна Эскью
(1521–1546)
В 1539 году Генрих VIII ввел смертную казнь за несоблюдение «шести статей», католического вероучения, от которого король не хотел слишком далеко отходить. С этого момента стали казнить как католиков, отрицавших «Акт о супрематии», так и протестантов, несогласных с «шестью статьями». Анна Эскью, молодая леди из Линкольншира, за свои протестантские убеждения была заключена в тюрьму, подвергнута жесточайшим пыткам и сожжена. Есть основания полагать, что в преследовании Эскью были замешаны придворные интриги, так как она пользовалась покровительством последней жены Генриха VIII Екатерины Парр, и что ее пытались заставить дать показания против своих друзей при дворе, но Анна никого не выдала. Предсмертная баллада протестантской мученицы была напечатана вместе с протоколами допросов в Марбурге (Германия) вскоре после ее казни.
