Валерий Куринский - Автодидактика
Вот что стоит за этим тезисом - "Самонаблюдение". Потом у нас будет целая тема, посвященная этому вопросу, и мы поподробней разберем эту проблему. Но первое правило, которое мы прежде всего должны внушить нашим детям и себе: наблюдай, смотри, что в тебе творится. Потому что детские сказки, которые мы переживаем, интересуют нас и с другой стороны: почему мне страшно, почему я плачу, что Красная Шапочка делает то-то, а Волк то-то? Вспомним себя, когда мы были маленькими, мы мучились, особенно если были пытливыми, от того, что не знали имен, не знали субстантивов, имен существительных, не знали того нарицательного материала, который для нас никогда не должен быть нарицательным, потому что каждая деталь - это проявление бытия, и имена должны быть только собственные. Все живо, все трепещет, все органично. Поэтому такая система собственных имен прежде всего должна быть у нас в круге концентрации внимания.
Последнее, восьмое правило формулируется следующим образом: усвоение предыдущего материала - необязательное условие для перехода к последующему, достаточность понимания. Я думаю, что особых объяснений тут не требуется, мы уже гoвoрили о фрагментарности и, соответственно, о бессмысленности добиваться сразу полного усвоения материала и совершенного знания. Следовательно, неусвоение материала не должно быть тормозом для перехода к последующему, особенно когда речь идет о первом круге.
А теперь, перед тем, как перейти к теме "Культура движений речевого аппарата", посвятим несколько слов переосмыслению слова "работа". Мы привыкли считать настоящей работой то, что дается с трудом. Тяжелая работа, по нашему обыденному представлению, и является работой, а все остальное -это какая-то синекура, это что-то такое, что нельзя назвать серьезной работой. Я не говорю о конкретных примерах из биографий, допустим, художников или певцов: когда последние, приезжая на родину, обыкновенно в свое село, на вопрос, где они работают, отвечали, что поют в опере, а им серьезно возражали, что их, мол, спрашивали, не где они поют, а где они работают. Вот в таком положении и я сейчас оказываюсь с вами. Я говорю о пении, о поэзии, о музыке, о творчестве как о сплошной деятельности, которая тебя наполняет, и волнении, которое дает зримый результат, -и стараюсь избегать слова "работа". Я могу давать этому процессу какие угодно названия, не употребляя слово "работа", но пока я все-таки не назову это работой, не переосмыслив это слово вместе с вами, мы, пожалуй, не найдем общего языка. Конечно, "fatigue " французское (и по-английски есть такое же, почти что аналогично произносимое слово) -"тяжелый изнурительный труд" мы не должны считать основой нашего образования. Но творчество, как известно, все равно есть работа - работа тотальная, напряженная, ежемгновенная, круглосуточная.
Ту работу, которая нам предназначена, вверена как человеческая работа по исполнению, воплощению себя, конечно же, тоже можно превратить в творчество. И эту работу человек должен исполнять, естественно, как игровую. Что я имею в виду? Можно по-разному играть на рояле, можно по-разному играть в футбол, можно делать различные движения, которые, естественно, будут представлять собой систему игровых, потому что есть цель, есть правила, есть движения, значит, в какой-то степени, есть игра. Это очень сокращенная схема, я ею не буду заниматься, она совершенно ясна, потому что все мы, в принципе, наверное, умные люди, и понимаем, что все, где есть правила, где есть цель, достижение, обязательно носит игровой характер. Но это может быть не очень серьезным, развлекательным дивертисментом, а может быть чем-то таким, что напомнит "Пассакалью" Генделя, готический храм, "Notre-Dame de Paris" - "Собор Парижской богоматери" Виктора Гюго, и возникнет трагедия, возникнет какой-то особый, специфический оттенок игры, который, конечно же, связан с появлением внутри священной серьезности. Я бы очень советовал вам прочесть книгу Йохана Хейзинги, замечательного нидерландского историка, мыслителя, писателя, которая так и называется:
"Homo ludens", "Человек играющий". Его концепция состоит в том, что все есть игра, но человеческая игра - это, конечно же, игра со священной серьезностью. Заметьте: священной серьезностью. И никогда, пожалуйста, не надо в автодидактике забывать о том, что эта священная серьезность невероятно важна в работе - в нашем понимании этого термина, - то есть при обучении. От этого именно и приобретается тембр храмовости в наших занятиях, ведь в храме естественно манифестируется веками разработанная игра, даже более того - игры, summa summarum игр, то, что накоплено, а потом переработано, и еще раз накоплено, и переработано вновь; все вместе это представляет собой грандиозное действо, которое каким-то образом как бы соответствует внутренней систематике чего-то космического. А космическое это тоже громадное действие. Гармония миров, по Кеплеру (такая же, как у Пифагора система обертонов и унтертонов), точно так же устроена, если можно говорить о ней, как об устроенной (вы, наверное, согласитесь, что можно), потому что Устроитель, Великий Архитектор - Природа, Бог, все ипостаси назовем ~ вложил общую систематику в окружающий мир: ведь в вурфах роста ребенка те же соотношения, что и в числах Фибоначчи. А это связано, конечно, с каким-то своеобразным священным чином всех событий, которые мы делаем именно так, с серьезностью. Но серьезность, понятно по определению, которое мы с вами уже давно выяснили, может только тогда быть истинной, когда она парадоксально настраивается игрово. Эта мысль должна быть обязательно усвоена, хотя она не так уж и проста. Дело в том, что, говоря об игре как о системе движений, например, на стадионе, на зеленом поле, мы можем говорить о двойном отношении: отношении профессионального футболиста, допустим Марадоны или Пеле, к футболу и отношении к футболу у растущего организма, у мальчика, который хочет бегать, который развивается. У него есть императив, идущий от его витальности, а у Пеле императив иной, у Пеле - творческий императив, я позволю за него расписаться, потому что Пеле - Моцарт футбола, а это совсем другое, там есть священный серьез, там есть храмовость.
А теперь перейдем непосредственно к культуре движений, но сначала мышц руки, например. С чего начинается движение, мы знаем - с пред-икта, со слабой доли. А с чего же начинается пред-икт, то есть предударное движение, то, которое приготавливает результирующую часть движения? Естественно, с мыслей, естественно, с того, что кошка перед прыжком, допустим, или лев, или человек, находящийся на вышке для прыжков в воду, проделывают вступительное движение сначала про себя. Понаблюдайте за кошкой, как это когда-то делал Жюль Ренар, замечательнейший наблюдатель, один из самых наблюдательных французских писателей, - вы увидите как кошка делает какое-то внутреннее движение, прежде чем прыгнуть, и еще не прыгнув, уже исполняет прыжок целиком. Да и мы все, если действительно по-настоящему исполняем некое действие, сначала исполняем его про себя. Это просебяшное" исполнение движений нужно рассмотреть сейчас под увеличительным стеклом новых, еще пока непривычных нам, воззрений. И давайте изучать, когда нам лучше, когда хуже, когда удобней, когда менее удобно, рассматривая все случаи и начиная заниматься культурой движений именно в этом аспекте. Что такое культура в данном случае? Это, конечно, тот набор осознанных приемов, которые у нас есть относительно предмета. И вот потому-то мы и должны сейчас, поняв эти исходные вещи, заняться самым простым. Теперь, пожалуй, можно перейти от уже видимого нам, свободно доступного мира внешних движений к движениям, которые полуспрятаны, но которые детям, кстати, частично хотя бы, доступны как внешние. Это движения речевого аппарата.
У вас есть таблица. Вы видите здесь рисунки так называемого речевого аппарата. Что на них изображено? Здесь изображены изготовки, то есть пред-иктовые стадии, начальные фазы движений самых трудных звуков, которые существуют в этих трех языках. Буквой "F" обозначен французский, буквой "D" - Deutsche Sprache, немецкий, и буквой "Е" - английский. Но прежде я напомню вам о законе фокусировки, посвятив для начала несколько слов тому, о чем очень полезно подумать людям, желающим освоить культуру движений речевого аппарата, чтобы, пользуясь ею, заниматься гораздо лучше и математикой, и философией, и всем другим, но, в первую очередь, нам нужно убедиться в том, что этот системный подход поможет заниматься иностранными языками, причем до такой степени, что я смогу, наконец, воспитать себя как деятеля - я имею в виду грамматикальное использование этого слова, - как человека, который при помощи воспитания движений речевого аппарата придет к мастерству, к навыкам. Причем к навыкам, не равнозначным тем результатам, которые желает получить человек, пользуясь, в основном, только слухом и очень мало следя за движением. Результаты у нас окажутся наверняка лучше, потому что мы будем тренировать непосредственно движение.
