Лариса Рубальская - Лирика
После декретного отпуска и рождения Димона Ленка в машбюро не вернулась. Сергей за изобретения получал хорошие деньги. Правда, в институте перевелась на заочное – как-никак у жены профессора должно быть высшее образование.
Время отгораживает былое такой стеной, что сквозь нее иногда уже и не разглядишь, что там было. Люда-Ворона растворилась во времени. Это произошло бы и с Белой Мышью Томой, но Тома не давала совсем забыть о себе, иногда звонила Ленке, присылала по почте фотографии выросшего Мышонка Андрюшки и просила ее не забывать иногда дотрагиваться до фотографии ее сокровища.
* * *Димон часто простужался и чуть было не остался на второй год в третьем классе – по болезни пропустил почти полгода. Ленка уже не знала, что с ним делать – и лечила, и закаляла, и берегла, как могла. Зимой фрукты и ягоды на рынке покупала, но они же в зимнее время какие-то ненастоящие.
В тот день Димон как раз перестал чихать, и Ленка решила ненадолго вывести его на улицу – погулять, тем более что выглянуло солнце, которого уже месяца два как не было видно. Она тащила за руку медленного Димона и искала ответы на его бесконечные вопросы. Откуда только он их берет, такие замысловатые и, говоря правду, интересные? Да как откуда? Папа-то у него кто? Профессор! Умница! Вот и Димон – умница.
Лена не любила утро, потому что это была разлучальная пора – Сережа уходил в свой институт, и до вечера Ленке предстояло скучать по нему и ждать, когда ключ повернется в замке и он окажется дома. Лена была счастливой женщиной, так она сама о себе думала, но когда кто-то из знакомых это замечал, старалась разговор увести в сторону – боялась, что кто-нибудь сглазит.
Она любила в муже все – голос, манеру говорить, его привычки, смех.
Когда он засыпал, Лена каждый раз гладила рукой ковшик из родинок-звездочек – формой он абсолютно повторял Большую Медведицу.
Иногда Ленку обдавала волна ревности, хотя никакого повода для этого Сергей не давал. Просто всегда из двоих кто-то один любит больше. И у Сережи с Леной Лена и была этим одним.
Несмотря на то, что от февраля до настоящего тепла еще очень далеко, казалось, что небо взлетело уже на летнюю высоту, – это все из-за неожиданного солнца.
Лена не сразу узнала в подошедшей к ней женщине свою старую школьную подругу Лиду. Лидушка была конопатой, мелкой, с каштановыми кудряшками, отстающей по всем предметам, активной участницей художественной самодеятельности школы.
Когда на выпускном вечере выдавали аттестаты зрелости, Лидушка сидела с мамой в последнем ряду школьного актового зала и плакала – ей, единственной из всех выпускников, аттестата не дали, оставив пересдавать химию на осень.
Вот учителя, не́люди какие-то. Да за одну самодеятельность надо было аттестат отличный выдать, а они, видите ли, за химию какую-то человеку жизнь портили.
Конечно, когда уже все поступили, кто в институт, кто на работу, а одна, Наташка, даже замуж успела выйти, Лида с химией расправилась и пристроилась в соседнюю парикмахерскую учиться на парикмахера.
Лена раза два у нее укладку делала, и, между прочим, хорошо это у Лидушки получалось, вкус ощущался. Потом как-то в газете Лена случайно прочитала, что на международном конкурсе парикмахеров первое место заняла Лидия Латышева, и порадовалась за бывшую одноклассницу, но дороги их с тех пор так больше и не пересеклись. И вдруг раз – стоит, улыбается полноватая красивая блондинка, разодетая как кинозвезда, на Ленку с Димоном смотрит радостно.
* * *– Пойдем, пойдем, здесь же рядышком, кофейку, поболтаем, что слышно о Галке, Катьке, вообще – кого видишь, а тебе блондинкой лучше, а у меня Димон болеет все время, а с мужем повезло, – и так о разном, ведь сто лет не виделись.
Часовая стрелка уже переместилась на целое деление, Димон пошел свой конструктор умный собирать, по капельке ликерчику в кофе, и разговор все ближе к женскому, таинственному.
– А как ты, Лидка, счастлива? Кто у тебя?
– Витьку помнишь? Он на один класс моложе был, когда я пела на концертах, он мне на пианино аккомпанировал? Ну черненький такой, длинный? Ну вот, вышла за него замуж, полгодика пожили, потом он к маме своей съехал, ничего не объяснил и к телефону просил не подзывать. И сам не звонил. Однажды мама его сказала, чтоб я больше Витюшу не беспокоила, потому что он решил свою жизнь искусству посвятить и от фортепиано не отрывается. А она, мама, в умной книжке прочитала, что человек на творчество и на секс тратит одни и те же клетки организма, а Витюше все клетки для искусства нужны.
Ну и пришлось аборт сделать, а Витька месяцев через пять позвонил и сказал, что на развод подал и они с мамой уезжают в Канаду, к отцу, который их бросил, когда Витька только родился, а теперь вдруг заскучал и к себе их зовет. Я даже на развод не пошла, так развели, без меня. А Витька про аборт не узнал. Правда, и в Канаду никакую не уехал – я его потом в магазине встретила, и он очень смутился и сказал, что отец их звать передумал. В магазине Витька был не один, а с некрасивой рыжеватой женщиной, явно старше его по возрасту. И у Витьки, и у рыжей были обручальные кольца.
Вот такие странные замужество и развод получились.
Я тогда как будто замерла – не ругались, когда фильмы обсуждали, всегда мнения сходились. Да вообще никаким разводом не пахло, и вдруг – бац!
Ну а потом были разные истории – примерно по одной в год. То я уходила, то меня бросали. И не думала ни о каком счастье, вся в парикмахерское дело ушла. А там, в парикмахерской, заведующая попалась классная. Присмотрелась она к моим работам, давай о международных конкурсах узнавать. И послала меня, и перевернулась вся моя жизнь. Да нет, не из-за того, что первое место заняла, а потому, что в самолете, когда из Парижа летела, с Сергеем познакомилась. Он с симпозиума возвращался. И рядом у него место было.
И так вышло, что в небесах я на этих самых небесах и оказалась, как только с ним глазами встретилась. И вот уже почти год любовь, да такая, что и не думала, что так бывает. И, веришь, ни о чем его расспрашивать не хочу. В самолете я заметила, что он газетой кольцо на пальце прикрывает, но больше кольца не видела. И живу от появления до появления Сергея, и чувствую, что он от меня домой уходить не хочет. Однажды только сказал, что очень мне благодарен, что я никаких вопросов ему не задаю.
Капни еще ликерчику, а кофе не надо.
Знаешь, Ленка, я такая счастливая! Не знаю, как потом будет, но сейчас мне только лежать рядышком, и гладить его волосы и ковшик на плече, и больше ничего знать не хочу.
* * *Не так уж много Ленка себе ликера наливала, чтоб комната вдруг закружилась вокруг нее и стало жутко горячо в горле. Может, ослышалась, дурында ревнивая. Что на плече гладить?
– Да ковшик, у него родинки, как Большая Медведица, на плече выстроились, и когда он дремлет, я по ним пальцем вожу и счастлива.
Зачем, зачем ты пришла, Латышева Лидка, двоечница несчастная, самодеятельная звезда! Зачем? Чтоб разрушить все? Чтоб самой несчастной Ленку сделать? Специально, что ли, прикидывается? А сама затем и явилась, чтоб Ленка обо всем узнала, и способ какой коварный изобрела, вроде случайно все произошло.
В голове стучало, начался озноб, лицо разгорелось. Ужас и бессилие – никогда таких чувств Лена не испытывала. И что-то вдруг окаменело внутри, и слова сказать не может, и слезы хоть бы полились – так нет, тоже как будто окаменели внутри глаз.
Лидушка щебетала что-то дальше, не замечая Ленкиного состояния, наверно, радовалась полученному результату. Лена уже, правда, ничего не слышала – какая-то пелена. И Лидка шевелит губами, только видно, что радуется.
Дальше все произошло сразу: в двери повернулся ключ – Сергей вернулся домой, и Лидка достала из сумочки фотографию.
Лена не успела ничего сказать, да и, пожалуй, не смогла бы, как перед ней оказалась фотография, и из тумана донесся Лидкин голос – вот он, смотри, мой Сергей.
Лене казалось, что она сходит с ума, когда сквозь пелену увидела на фото синее-синее небо, белую скамейку и сидящего на ней симпатичного немолодого мужчину с умными печальными глазами.
– Кто это? – выдохнула она.
– Да говорю же тебе, Сергей мой, самый лучший Сережка на свете.
* * *– Ленок, ты дома? – спросил из коридора другой самый лучший Серега на свете. – Где мои тапочки?
– Приветик, папка, вот твои тапки, – в рифму пропел вынырнувший из конструктора Димон, повиснув у отца на шее.
Сергей, войдя в комнату, удивился тому, что увидел, – Ленка, его единственная любимая женщина, рыдала, прижимая к себе фотографию какого-то незнакомого мужчины, а симпатичная женщина, сидевшая напротив, смотрела на нее, ничего не понимая.
* * *– Сереж, между прочим, Лидка Латышева у нас в художественной самодеятельности звездой была, да она вообще звезда, и на международном конкурсе парикмахеров первое место заняла, и так я рада, что мы сегодня с ней встретились, – да, Лид? – и поболтали обо всем, и Димон уже не кашляет, и сегодня солнечно было, как весной, и давай еще ликерчика выпьем, – да, Лид?
