Роберт Браунинг - Стихотворения

Перевод Эдуард Юрьевич Ермаков

Бог глазами твари

Разляжется на солнечном припёке,Погрузит брюхо в лужу липкой грязи,Раскинет локти, подбородок на кулак положит.И так, болтая стопами в воде прохладнойИ чувствуя, как по спине спешат букашки,Щекочут плечи, руки, вызывая хохот,Покуда его листья лопуха скрывают,Над головой создав подобие пещеры,Склонившись, бороду и волосы погладят;Иль упадёт к нему бутон, а в нём пчела,Иль плод – хватай, бери и хрупай –Глядит на море он: там бродит солнца луч,Другой – навстречу, паутину заплетая света(В ячейки же вдруг выскочит большая рыба),И говорит он о себе и о Другом,О том, кого маманя называла Богом,И, говоря о нём, он сердится – ха-ха,Узнал бы Тот! Ведь время летнее для гневаПриятней, безопасней, чем зима.Пока Просперо и Миранда спят,Уверены, что раб в труде усерден,Ему, всех проведя, насмешничать приятно,Расцветив речью скудный свой язык:

"Всё Сетебос[31], да Сетебос, всё лишь о нём!Так думашь – спит он в холоде Луны,Так думашь – сделал Он её на пару с Солнцем,А звёзды – нет; у звёзд иной исток.Он тучи, метеоры, ветры сделал, всё такое,И этот остров, всяку на нём живность,И море гадкое, что сушу обложило.И думашь, от простуды всё случилось:Терпеть не смог, что не унял ознобаИ боли головной. Заметил нынче рыбу,Что хочет улизнуть из струй ручьёв холодных,Сокрыться в тёплых водах, соли полных,В ленивую волну себя забросив ловко –Сосулька ледяная между двух валов?Да только боль её взяла средь моря,Не для её житья поток тот создан(Зелёный, мутный и прогретый солнцем),И выскочила прочь от чуждого блаженстваИ в прежних водах утопила горе,Любя тепло и проклиная: тако ж Он.

Так думашь – сделал солнце Он и остров,Деревья и павлинов, гадов и зверей:И выдру гладкую, как чёрная пиявка,Сову – горящий глаз средь клока ваты,Что рыскает и жрёт; и барсука придумал –Добычу ночью ищет он, и светятЛуной глаза; и муравьеда с длинным языком –Его засунет тот в дубовую кору, ища червей,Урчит, свой приз найдя, а если неудача –Ест муравьёв; и самых муравьёв,Соорудивших вал из сора и семян у входаВ дыру свою – Он сделал их и прочих;Всё сделал, даже нас. С досады – как иначе?Не смог слепить Он сам второе "Я",Товарища Себе; и Сам Себя не смог.Не стал бы делать то, что раздражает,Мозолит глаз Ему и не утишит боль;Но от безделья, зависти иль скукиТакое сотворил Он, чем желал бы стать:Слабей, чем Он, хоть в чём-то и сильнее,Вещицы ценные, но, в сущности, игрушки,Забавки, шутки – вот что это всё.И потому, хоть вещи и прекрасны,Надоедят – и будут все разбиты.

Смотри теперь – вот измельчил я тыкву,Добавил мёд и те зелёные стручки,Что больно щиплют кожу, словно клювы птиц –Когда же настоится пойло, быстро выпью,Всё разом – и в мозгах бегут мурашки,И тут на спину я валюсь в тимьян, на грядку,Захохочу, быть пожелаю птичкой.Положим, делать не могу что пожелаю,Но вылепить из глины птицу я способен:Так почему ж мне Калибана не слепить,Способного летать? – Ну погляди, вот крылья,Прекрасный гребешок, как у удода,А вот и жало – отгонять врагов,Вот так; и пусть начнёт он жить,Прочь улетит с холма от надоед звенящих,Кузнечиков, что нагло скачут здесь,На жилках крыльев, не боясь меня.Когда же глина хрупкая вдруг треснет,Сломает ногу мой уродец глупый – засмеюсь:И если, меня видя, зарыдает он,Попросит добрым быть, помочь его беде-Тут как придётся – отзовусь яА может, не замечу; если крик услышу,Замест одной ноги дам сразу три,А то вторую оторву и гладким как яйцоЕго оставлю, показав, что просто глина.Вот удовольствие – лежать в тимьяне,Настой цедить, чтобы в мозгах шумело,Творить и рушить по желанью! Так и Он.

Так думашь: ни добра, ни зла не видно в Нём,Не тих и не жесток: он просто Сила, Вождь.Сравненье сильное: вон крабы ковыляют,Спешат вернуться в море от утёсов; двадцатьПропустит Он, а двадцать первого ударитБез гнева и любви – решил Он просто так.Вон, скажем, тот, пятном пурпурным горд,С оторванной клешнёй пойдёт в ряду,А тот, побитый, червячка получит,И двух получит тот, что с красными ногами:Так развлекаюсь часто я; тако ж и Он.

Потом, подозревашь, что в – общем, добр ОнИ милостив, насколько можем путь Его понять;Но крепче, чем Его творенья, будь уверен!О, сделал вещи Он, что лучше Самого,И позавидовал, что его твари могут больше,Чем их Творец! какое ж утешенье? ЧтоЧерез Него, никак иначе, действовать должны,И подчиняться: да на что же больше годны?Сготовил дудку я из полой бузины,В такую дунешь – плачет словно сойка,Когда из крыльев вырвешь синее перо:Так подуди, и птички, что боятся соек,Слетаются на вражью муку – их ловлю:Положим, эта дудка хвастаться могла б:"Поймала птичку я, вот ловкая какая,Издать подобный крик не смог бы сам творецСвоим огромным ртом – использует меня!"Ногой я раздавил её бы: так и Он.

Но коли крепок, почему болеет Он?Да, вот вопрос! Его задай тому,Кто знает; кто и Сетебоса выше,Кто Его сделал, или, может быть, нашёлИ победил, погнал, слугою сделал.Да, может быть покой над головой Его,Что недоступен, радости не знает, горя –Ведь это всё идёт от слабости какой – то.Попалась перепёлка – рад; а если самиЛовились бы, лишь пожелай – какая радость?А тот, Покой, захочет – всё уже готово!Захочет – звёзды сдвинет с места своего,Но мысль, заботу он не тратит на дела такие.На что глядит – изменит; вот беда для тех,Кого изменит! Зависть Сетебосу,Что многорук, как будто краб морской:Он, в страх придя от собственных деяний,Вверх взглянет – и поймёт, что не достичьТого, владеющего счастьем и покоем;Поэтому глядит Он вниз, и из презреньяИгрушку – мир творит, реальности в насмешку;Равнять их – что терновник с виноградом.Безделица, пустяк, но всё – же развлеченье.Взглянул недавно Он, над книгами увиделНебрежного и гордого Просперо, острова владыку:В заботах тот листает книгу со стрелою,В ней что-то пишет – верно, важные слова;Ошкурил палку и назвал волшебной;Для мантии волшебника взял оцелота шкуру,Всю в пятнах, словно круглые глаза;Поймал он самку барса, гладкую как крот,Змею четырёхногую: он скажет – та лежит,Рычит иль, затаив дыханье, смотрит в очи,И превратил её в Миранду – мне жену;Для Ариэля – журавля с огромным клювом,Велел ходить за рыбой, в клюве приносить;Ещё поймал он неуклюжего морского зверя,Хромого и подслеповатого, ему разрезалНа пальцах перепонки, обратил в раба,В пещере поселил, назвавши Калибаном:Больное сердце, служит и страдает.Играт вот так, как будто Он – Просперо,Себя Он фокусами тешит, это точно.Мамаша говорила так: Покой – творит,А Сетебос способен только переделать.Кто слабых сделал, тот Ему дал правоТех слабых мучить; захотел бы он иного,Да разве не сумел бы сделать глаз из рога,Чтоб не царапали шипы, иль череп прочныйМне сделать, иль суставы укрепить,Как гоблина доспехи? Тяжелы Его забавы!Теперь Он – лишь один, он и решает всё.

Коль скажешь – ценит то, что выгодно Ему,Подумай: почему благое любишь? Оттого,Что не владеешь ты иным. Слепая тварьТого, кто рыбу принесёт под нос, возлюбит;Имей она глаза – не надо помощи, свободнаВ любви и злобе; так и Он глаза имеет.А также любит Сетебос трудиться,Напрячь ладони, показать своё уменье, ноНе из любви к тому, что создаёт.Всего превыше в мире ценит Он такое:Дела в порядке, лето безмятежно –Желаний тогда мало, голод, боль не мучат,Одно заботит ум и волю: что ещё придумать.Тут делает Он что – нибудь: холмы насыпет,Обтёсывает белый камень тут и там,И рыбьим зубом знак луны на них скоблит,Верхушками втыкает в землю несколько дерев,А сверху Он на всё ленивца череп надевает:(Тот умер сам в лесу – кто б мог его убить?)Занятие найти – иной нет в деле пользы.Однажды вмиг развалит всё: таков уж Он.

Скажи, что Он ужасен: зри примеры гнева!Надежды полугода ураган один разрушит.Меня Он презирает, это чую точно,Просперо же в фаворе – почему, кто знает?Но всё так обстоит, так понимаю я.Плетни плетёшь ты ползимы, их укрепляешьКамнями, прутьями чтобы не смели черепахиПолзти на берег яйца отложить: одна волна –Почуявши Его стопу на шее, тут пролезетКак будто змей, широкий высунет языкИ слижет начисто весь труд: мне навредить!Недавно шаровую молнию я видел (там вон,Как раз где я пред тем лежал, дремал в тени):Они обычно искры брызжут – это сила!Отрой я новую пещеру – из зависти Он можетВсё в камень обратить, меня заткнув там камнем.Его развлечь, остаться здесь? – Что делает Просперо?Эх, если б Он сказал, что делать! Не захочет!Забаву эку вымыслил – придумай иль умри!Никто не должен помереть – здесь всяка тварьИли летает, иль ныряет, по деревьям лазит;Он их щадит – за что? Он больше всего рад,Когда… Когда… ага, они не повторяют трюка!То повтори, что забавляло прежде – в гневе Он!Его, не понимая, можно всё же обхитрить,Уж это точно. Сам Он так и поступает:Щадит Он белку, что не знает страха,Орех украсть готова прям из пальцев,А коль поймать хочу – меня кусает сильно;И ёжика щадит, который, всё наоборот,Сжимается, как шар, напуганный до смерти,Меня увидев: вот два способа Его потешить.Но что меня всего сильнее бесит,Так это тварь, считающая, будто в жизниИ завтра будет день, и послезавтра точно,Уверена до самой сердца глубины:"Со мной он поступил недавно так,С другой скотиной обошёлся по-иному,А значит, так и дальше должен". – Ай ли?Ну, ты увидишь, умник, что такое "должен"!Творит, что хочет, разве не Господь? Вот так.

Считашь, что так дела и будут продолжатьсяИ все мы будем в страхе ползать перед НимСтоль долго, как живёт Он, силу копит; новыхМиров он не создаст – что мог, уже соделал,Уж этим не забавится – так мы и ждать не будем;Ну, разве удивит делами самого ПокояВ один прекрасный день – иль сам Покоем станет,Как бабочка из куколки: тогда – вот мы,А вот и Он – и помощи не будет ниоткуда.

Так думашь: вместе с жизнью кончится и боль.Иначе мамка мнила: будто после смертиНакажет Он врагов и наградит друзей:Пустое! Он всё зло, что мог, уже содеял,Следя, чтоб жили в непрерывной боли мы,И худшую приберегая напоследок, под конец.А между тем, вот лучший способ гнева избежать:Счастливым не казаться. Видишь, там две мухи –Одна на розовых крылах, другая на пурпурных,Сидят на фрукте сладком: Он убьёт обеих.Теперь гляди – вон чёрных два жука унылоНавоз спиной толкают, будто в нём вся жизнь:Для них он даже уберёт соринку, что мешает.

Вот так, пусть и не вполне поняв его дела,Старается и страждет Калибан несчастный,Всегда, везде, первей всего завидуя Тому;Когда обычно пляшет он под ночи мраком,Днём хнычет, а смеяться – в тень уходит,И мысли не раскроет, разве что в укрытьи,Снаружи только ноет да бранится. Он меняПоймай за речью и спроси: "О чём кудахчешь?"Чтоб ублажить Его, себя я палец откушу,Иль лучшего из трёх козлят ему заклаю,Иль яблок вкусных соберу с деревьев,Иль гоблину его отдам на зуб скотину,А сам покуда разожгу огонь и песнь сложу,Спев: "Ненавистный, буду слатьТебе хвалы и прославлятьТвоё величие и стать,С тобою некого сравнять;Зачем на бедняка глядишь сердито?" –Надеясь, что раз беды отступают иногда,Сведу я бородавки или язвы залечить сумеюВ тот чудный день, когда Покой поймаетИ сгонит Сетебоса, иль скорее ОнОт дряхлости заснёт, заснёт, а может, сдохнет.

[Что, что! На мир завеса пала!Сверчки умолкли, птицы – в, вот что,Кружится надо мною его ворон-соглядатай!Сглупил я, разболтался, как ребёнок! Ох!Пыль разметал свирепый ветер, смерть несётся,Огни небес напали! Вспышка света –Трещат дерев верхушки – там, и там, и там,Ударил следом гром! Глупец, над кем смеялся!Смотри! Лежит он, славит Сетебоса!Губу зубами закусил, бедняжка, только лишьПусти Ты эту перепёлку, есть не вздумайСей месяц Ты кусочек мяса, что спасенья ищет!]

1864