Толстая книга авторских былин от тёть Инн - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова
а на пальце кольцо Алешкино.
Топнула Дусенька ножками,
нож достала булатный,
отрезала палец и сразу
в бабушку превратилась,
в маленькую такую. Забилась
под ракитовый кусток,
потому как соколок
уже клевал её в темечко.
И подобрав колечко,
к хозяйке полетел своей
мимо лесов, мимо полей.
Ну, а бабушка Яга
тихо в дом к себе пошла
новые козни обдумывать,
чинить баньку, подкарауливать
новых русских богатырей.
А кот-коточек, котофей
сбежал от бабкиных костей
прямо в лес, лес, лес, лес —
ловить мышей да их есть.
Вот и сокол-соколок
колечко лихо доволок,
опустился на окно.
Тук-тук! В горенке темно.
Хозяйка плачет и рыдает,
своего мужа поминает.
— Ты не плачь, не горюй, жена,
жив, здоров твой муж!
На, проверь сама, —
кинул на пол соколик колечко,
покатилось оно за печку.
Полезла Настя его доставать,
а там блюдечко. Надо брать.
Схватила девица блюдце,
протёрла тряпочкой. Тут-то
и показало оно Алешку.
Жив, здоров,
с друзьями и кошкой
бредут по лесу куда-то,
лошадей потеряв. Ай, ладно.
7. Баба Яга и Илья Муромец
— Ах, вы сильные
русские богатыри!
Недалеко ль до горя, до беды?
Куда путь держите,
на кого рассчитываете,
кому хвалу-похвальбу поёте,
о чём думу думаете,
почему пешие, а не конные? —
старичок-лесовичок,
тряся иконою,
спрашивает наших пешеходов.
— Потеряли, батяня, подводу,
и теперь мы не конны, а пешие, —
удальцы поклоны отвесили.
— Знаю, знаю я горе-беду:
подводу вашу ведут
баба Яга с сотоварищами
на старое, древнее кладбище.
Там коней ваших спустят в ад,
и пойдут на них скакать
бабы Ёжки приятели черти.
— Не видать лошадям смерти!
Что там за сотоварищи?
Мы им выколем глазищи.
— Кыш, Хлыщ и Малыш
ростом с большущую гору.
Я вам дорогу укажу.
Разозлились богатырешки
и вдогонку!
Только пыль
забилась под иконку
у старичка-лесовичка,
да и то не на века.
Волен мужик, не волен,
а богатырь тем более.
Бежит дружина,
дрожит мурава полынна!
Бабу Ягу проклинают,
московских князей вспоминают
недобрым словом:
«Обяжут ль пловом?»
Дошли, наконец, до полянки,
где разбойничье
гульбище-пьянка:
Кыш, Хлыщ и Малыш
ростом с гору
едят, пьют день который.
Замочки с харчей богатырских
скинули,
с вином бочоночки выпили,
и жуткие песни поют.
— Погоди, не спеши, уснут, —
Селянович тормозит дружину. —
А спящих с земельки сдвинем
и быстро опустим в ад.
Час прошёл, и воры спят,
лишь баба Яга у костра
сидит, сторожит сама.
Но с бабой проклятой тягаться —
каково это, знают братцы.
Тут кот-коточек, котофей
вдруг прыгнул к бабке:
— Мне налей,
хозяйка, чарочку вина;
сбежал я от богатыря,
устал, замучился совсем,
он бил меня, налей скорей!
— Черныш нашёлся! —
бабка плачет. —
Иди скорей ко мне, мой мальчик,
(а сама совсем уж пьяна)
попей, лохматушка, дурмана, —
и чарку подносит коту.
Лакает кот, плюёт в еду
какой-то слюной нехорошей.
Яга ест вместе с ним.
— Ох, сложно
тягаться с духом мужицким!
Напущу на них чёрта побиться, —
вымолвила ведьма, уснула.
Фыркнула кошка и дунула
обратно к своей дружине:
— Берите воров, былинные!
Богатыри, богатыри,
богатыречочки,
нет, не хилы они,
яки мужичочки!
И у них хорошо всё вышло:
берут они спящих за дышло,
раскручивают
да под землю кидают
прямо в котлы, где варят
черти грешников лютых.
Пусть и эти уснут тут!
А Муромец бабу Ягу
берёт да сжимает в дугу,
и расправив плечи былинные,
размяв ручонки аршинные,
закинул ведьму на Луну.
Там и жить ей посему.
8. Тяжёлая дорога до Кремля
Запрягли коней богатыри,
кота с собой взяли, пошли.
Идут, о подвигах
богатырских гутарят,
о Москве-красавице мечтают.
Вдруг кони фыркают,
останавливаются.
Войску нашему сие,
ой, не нравится!
А там, в ракитовых кустах,
на змеиных тех холмах,
отдыхает, кашу варит, веселится
богатырь Вольга
со змеёй сестрицей.
Та ругает вольную волю,
обещает спалить все сёла
да великие грады, а церкви
в пепел-дым обратить, на вертел
надеть стариков, жён и деток,
а мужей полонить да в клетку!
Ой, да раздулись
ноздри богатырские:
Микула Селянович фыркнул,
меч булатен достал и с размаху
отрубил башку змеище сразу!
Покатилась голова
в костёр-кострище.
Озверел тут Вольга, матерится
на Селяновича лютым матом:
— Не мужик ты, не казак,
а чёрт горбатый!
Закипела кровушка богатырская
у обоих разом, и биться
они пошли друг на друга!
У лошадок стонала подпруга.
Ой как бились они, махались:
три дня и три ночи дрались,
три дня и три ночи не спавши,
не одно копьё поломавши,
три дня и три ночи не евши
секлись, рубились, похудевши.
Устали дружиннички ждать
чья победит тут стать?
Плюнул Добрыня, поднялся:
— Давно я, братцы, не дрался
в боях кулачных, перекрёстных,
таку забаву помню
на пирах почёстных.
И как бык, на оборотня он пошёл,
и под себя то он Вольгу подмял,
тот лежит ни дых, ни пых.
Завалил змея на чих!
И взмолился тут
Вольга Святославович:
— Отпусти меня, Добрыня,
славить буду
твоё имя я по селениям,
по городам. А со временем
породу змеиную забуду,
киевским богатырём отныне буду,
в дальние походы ходить стану.
Хошь луну? А и её достану!
— Ты не трогай луну, дружище,
там баба Яга томится,
пущай она там и будет.
А породу твою забудем.
Так и быть посему,
будь нам братом.
Лишь Селянович хмурится:
— Ладно,
посмотрим на его поведение. —
и набравшись терпения,
попыхтел тихонечко рядом.
Маленьким, но могучим отрядом
богатыри на Московию двинули.
Кота Вольге за пазуху кинули:
пущай оборотень добреет!
Месяц на небе звереет,
красно солнышко умирает,
дружина на Кремль шагает.
А в Кремле наши ёлки и ели
на века, казалось, засели
и вылазить не хотят,
греют пихтой медвежат.
Пришла дружина на место.
Сели, ждут: мож, созреет тесто?
Что же делать, куда плыть?
Нужно елочки пилить.
Тащат пилы мужики:
Айда, былиннички, руби!
Но злые ёлки, ели
заговор узрели,
кличут ряженых баб:
— Надо киевских брать!
А бабы ряжены,
рты напомажены,
в могучий выстроились ряд,
гутарят песни все подряд
да поговорки приговаривают,
дружинничков привораживают.
Вот дева красна выходит вперёд
да грудью на Чурило прёт,
говорит слова каверзные,
а сама самостью, самостью.
Чурило на девушку засмотрелся,
в пол-рубахи уже разделся,
кудри жёлтые подправил,
губы пухлые расправил
и к невестушке идёт
да котомочку несёт.
Глядь, они вдвоём ушли
в далеки, чужи дворы,
и мы их боле не видали.
Ходят слухи, нарожали
