Велимир Хлебников - Том 3. Поэмы 1905-1922

1912

Шаман и Венера*

Шамана встреча и ВенерыБыла так кратка и ясна:Она вошла во вход пещеры,Порывам радости весна.В ее глазах светла отвагаИ страсти гордый, гневный зной:Она пред ним стояла нага,Блестя роскошной пеленой.Казалось, пламенный пожарНиспал, касаясь древка снега.Глаз голубых блестел Стожар,Прося у желтого ночлега.«Монгол! – свои надувши губки,Так дева страсти начала.(Мысль, рождена из длинной трубки,Проводит борозды чела.) –Ты стар и бледен, желт и смугол,Я же роскошная река!В пещере дикой дай мне угол,Молю седого старика.Я, равная богиням,Здесь проведу два-три денька.Послушай, рухлядь отодвинем,Чтоб сесть двоим у огонька.Ты веришь? видишь? – снег и вьюга!А я, владычица царей,Ищу покрова и досугаСреди сибирских дикарей.Еще того недоставало –Покрыться пятнами угрей.Монгол! Монгол! как я страдала!Возьми меня к себе, согрей!»Покрыта пеплом из снежинокИ распустив вдоль рук косу,Она к нему вошла. Как инок,Он жил один в глухом лесу.«Когда-то храмы для меняПрилежно воздвигала Греция.Могол, твой мир обременя,Могу ли у тебя согреться я?Меня забыл ваять художник,Мной не клянется больше витязь.Народ безумец, народ безбожник,Куда идете, оглянитесь?»– «Не так уж мрачно,–Ответил ей, куря, шаман.–Озябли вы, и неудачноБыл с кем-нибудь роман».–«Подумай сам: уж перси этиНе трогают никого на свете.Они полны млека, как крынки.(По щекам катятся слезинки.)И к красоте вот этой выиХолодны юноши живые.Ни юношей, ни полководцев,Ни жен любимцев, ни уродцев,Ни утомленных стариков,Ни в косоворотках дураков.Они когда-то увлекалиНароды, царства и престолы,А ныне, кроткие, в опалеТомятся, спрятанные в полы.И веришь ли? меня заставили одетьВот эти незабудки,Ну, право, лучше умереть,Чем эти шутки.Это жестоко». Она отошлаИ, руки протянув, вздохнула.«Как эта жизнь пошла!»И руки к небу протянула.«Всё, всё, монгол, всё, всё – тщета,Мы – дети низких вервий.И лики девы – нищета,Когда на ней пируют черви!»Шаман не верил и смотрел,Как дева (золото и мел)Присела, зарыдав,И речь повел, сказав:«Напрасно вы сели на обрубок –Он колок и оцарапает вас».Берет с стола красивый кубокИ пьет, задумчив, русский квас.Он замолчал и, тих, курил,Смотря в вечернее пространство.Любил убрать, что говорил,Он в равнодушия убранство.И дева нежное «спасибо»Ему таинственно лепечет.И глаза синего изгибаВзор шаловливо мечет,И смотрит томно, ибоОн был красив, как белый кречет.Часы летели и бежали,Они в пещере были двое.И тени бледные дрожалиВокруг вечернего покоя.Шаман молчал и вдаль глядел,Венера вдруг зевнула.В огонь шаман глядел,Венера же уснула.Заветы строгие храняДолга к пришелицам святогоМогол сидел, ей извиняИзгибы тела молодого.Так девы сон лелея хрупкийМогол сидел с своею трубкой.«Ах, ах!» – она во сне вздыхала,Порою глазки открывала,Кого-то слабо умоляла,Защитой руку подымая,Кому-то нежно позволялаИ улыбалася, младая.И вот уж утро. ПрокричалиНа елях бледные дрозды.Полна сомнений и печалиОна на смутный лик звездыВзирала робко и поройО чем-то тихо лепетала,Про что-то тихо напевала.Бледнело небо и светало.Всходило солнце. За горойО чем-то роща лепетала.От сна природа пробудилась,Младой зари подняв персты.Венера точно застыдиласьСвоей полночной наготы.И, добродетели стезей идя неопытной ногой,Она раздумывала, прилично ли нагойЯвиться к незнакомому мужчине.Но был сокрыт ответ богини.От кос затылок оголив,Одна, без помощи подруг,Она закручивает их в круг.Но тот, как раньше, молчалив.Затылок белый так прекрасен,Для чистых юношей так ясен.Но, лицемерия престол,Сидит задумчивый могол.Венера ходит по пещереИ в горести ломает руки.«Это какие-то звери!Где песен нежных звуки?От поцелуев прежних зноя,Могол! могол, спаси меня!Я вся горю! горя и нояЖиву, в огнистый бубен чувств звеня.Узнай же! знаешь, что тебе шепну на ухо?Ты знаешь? знаешь? – я старуха!..Никто не пишет нежных писем,Никто навстречу синим высямВлюбленных глаз уж не подъемлет,Но всякий хладно с книжкой дремлет.Но всякий хладно убегаетПрочь от себя за свой порог,Лишь только сердце настигаетЛюбви назначенный урок.Как все это жестоко! –Сказала дева, вдруг заплакав.–Скажи хоть ты: ужель с ВостокаИдет вражда к постелям браков?К ногам снегов, к венкам из маков?С хладом могилы отрок одинаков».Но, неразговорчив и сердитКак будто, тот сидит.Напрасно с раннего утра,Раньше многоголосых утра дудок,Она из синих незабудок,В искусстве нравиться хитра,Сплела венок почти в шесть саженИ им обвилась для нежных дел.По-прежнему могол сиделУгрюм, задумчив, важен.Вдруг сердце громче застучало.«Могол, послушай, – так началаОна, – быть может, речь моя чуднаИ даже дика и мало прока.Я буду здесь бродить одна(Ты знаешь: я ведь одинока),Срывать цветы в густом лесу,Вплетать цветы в свою косу.Вдали от шума и борьбы,Внутри густой красивой рощиЯ буду петь, сбирать грибы,Искать в лесу святого мощи,Что может этой жизни проще?» –«Изволь, душа моя, – ответилМогол с сияющей улыбкой.–Я даже в лесу встретилДупло с прекрасной зыбкой».В порыве нежном хорошея,Она бросается ему на шею,Его ласкает и целует.Ниспали волосы, как плащ.Могол же морщится, тоскует.Она в тот миг была палач.Она рассказывает емуПро вредный плод куренья.«Могол, любезный, не кури!Внемли рыданью моему».Он же с глазами удовлетвореньяИмя произносит Андури.Шаман берет рукою бубенИ мчится в пляске круговой,Ногами резвыми стучит.Венера скорбная молчитИли сопровождает голос трубен,Дрожа звенящей тетивой.Потом хватает лук и стрелыИ мимо просьб, молитв, моленийИдет охотник гордый, смелыйК чете пасущихся оленей.И он таинственно исчез,Где рос густой зеленый лес.Одна у раннего костраВенера скорбная сидит.То грусть. И, ей сестра,Она задумчиво молчит.Цветы сплетая в сарафан,Как бело-синий истукан,Глядит в необеспокоенные воды –Зеркало окружающей природы.Поет, хохочет за двоихИли достает откуда-то украдкойСамодержавия портныхНовое уложение законовИ шепчет тихо: «Как гадко!..»Или: «Как безвкусно… фу, вороны!»Сам-друг с своею книжкойОна прилежно шепчет, изучает,Воркует, меряет под мышкойИ… не скучает.И воды после переходитИ по поляне светлой бродит.Сплетает частые венки,На косах солнца седоки.О чем-то с горлинкой воркуетИ подражательно кокует.Венера села на сосновый пеньИ шепчет робко: «Ветер телепень!Один лишь ты меня ласкаешьСвоею хрупкою рукой,Мне один не изменяешь,Людей отринувши покой.Лишь тебе бы я дарилаСном насыщенный ночлег,Двери я бы отворила,Будь ты отрок, а не бег…Будь любимый человек…Букашки и все то, что мне покорно!Любите, любите друг друга проворноСчастье не вернется никогда!»И вот приходит от труда,Ему навстречу выбегает,Его целует и ласкает,Берет оленя молодого,На части режет, и готовоЕе стряпни простое блюдо;Сидит и ест… ну, право же, не худо!Шаман же трубку тихо куритИ взор устало, томно щурит.И, как чудесная страна,Пещера в травы убрана.Однажды белый лебедьСпустился с синей высоты,Крыло погибшее колебитИ, умирая, стонет: «Ты!Иди, иди! тебя зовут,Иди, верши свой кроткий труд.От крови черной пегийЯ, умирающий, кляну:Иди, иди, чаруя негойСвою забытую страну.Тебе племен твоих соборГотовит царственный убор.Иди, иди, своих лелея!Ты им других божеств милее.Я, лебедь умирающий, кляну:Дитя, вернись в свою страну,Забыв страну озер и мохов,Иди, приемля дань из вздохов».И лебедь лег у ног ея,Как белоснежная змея.Он, умирающий, молилИ деву страсти умилил.«Шаман, ты всех земных мудрей!Как мной любима смоль кудрей,И хлад высокого чела,И взгляда острая пчела.Я это все оставлю,Но в песнях юноши прославлюВот эти косы и эту грудь.Ведун мой милый, все забудь!И водопад волос могуче-рыжий,И глаз огонь моих бесстыжий,И грудь, и твердую и каменную,И духа кротость пламенную.Как часто после мы жалеемО том, что раньше бросим!»И взором нежности лелеем,Могол ей молвит: «ПросимНас не забывать,И этот камень дикий, как кроватьОн благо заменял постели,Когда с высокой елиНасмешливо свистелиЗлатые свиристели».И с благословляющей улыбкойОна исчезает ласковой ошибкой.

1912