Ринат Валиуллин - Варварство

А

Вдыхает взгляд туманный парк,как лес безбрежный.Я то и дело невпопадс любовью прежней.Звоню, бессмысленно стучуськардиакально.Скорее, это только грустьи взор хрустальный.

Что положить на полку сновне поднималасьрука, и в образе враговлюбви усталость.Не достучаться до небес,день не приёмный.Ты по соседству где-то здесь,дома лишь город.

Никто не бегал за другим,пешком отчастив наручниках родной рукив потёмках шастали.Я был один, и ты одна,так и расстались,не выросли из чувств доматоске на зависть.

Я вспоминаю ту постель,метель желаний,скрип снега сорванных петельи расстояний.Когда нас холод не томил,он был послушен,владение всего лишь пыл,что смыло душем.

Когда касание мольбаруки над кожей,и рассыпалось на словаколье из дрожи.Всё идеально сверху вниз,в клубок извилинлюбовью пьяною сплелисьи так и жили.

Сегодня я почти один,и ты почтиодна, среди моих картин,среди причин,спасибо грянет, как прощай,как добрый вечер,что ты случилась горячав тумане млечном.

Богиня спит

Расстёгнута ширинка облаков,а её всё нет, весны.Сосульками тянулось ожидание крыш,вкус кислорода от коррозии снегов уныло отдавалмясным.Ты спишь ещё под нежностью, малыш.Я охраняю сон, то взглядом, то рукойваяя образ.Часы стекали по стене за плинтус,усердно наполняя там украденную жизни полость,знак настоящего из плюса превращая в минус.Богиня спит… Просила не будить.Всем ликомпусть греет её веки тишь.Меня проснуться раньше честь постигла.Ты оторвись ещё под нежностью, малыш.

О любви к самому себе

Полюби себя сам,даже если противно.В небесах отстирают ливни.

Полюби себя сам,даже если другаядержит руками.

Полюби себя сам,прежде чем кого-то ещё,горячо.

Полюби себя сам,даже если не можешь,глядя на рожу.

Полюби себя сам,прежде чем разлюбитьэту жизнь.

Полюби себя сам,прежде чем Бога.Он простит, он не строгий.

Полюби себя самтак, как любишь терпеть.Жизнь опять коротка, не короче, чем смерть.

Инфузория

Под микроскопом я плацентой,надев инфузорные туфельки,отпадно выгляжу стопроцентно,ах, задохнётся глупенький.

Здесь моя в старость вошедшаямолодость ценна металлом,мажу, и крашу, и вешаю,дырок в природе так мало.

Вечер… На привязи кавалер,вязкая, вязкая свадьба.Ночь… Нет, не свадьба, всего адюльтерВек… Вот возлюбленной стать бы.

Укуси

Укуси, если злишься,поцелуй, если любишь.Необдуманность – мышцы.Неосознанность – губы.

Если слабый – умри,если сильный – не бойся.Недосказанность – крик,недоразвитость – подлость.

На коленях – молись,торжествуй, если лёг.Проявление – слизь,покорение – стёб.

Если рад – заводи,грустен – не распыляй.Там, где много слезы,слишком мало тебя.

Воин смотрит на грудь,ноги – только предлог.Просветление – путь,достижение – пот.

Откровение – глаза,отчуждение – взор.Отрицательный знак,минус – это укол.

Вечность спрятана в лёд,жор лишением в торс.Изречение – рот,Вдохновение – нос.

От размера зрачкакругозор не зависит.Красота – от ума,а казалось, что свыше.

Хреново

Хреново,что опять весна,а я не готов.В голове старая мебель,загородив восход.

Сопливо,что под ногами,выцеливая шаг,скелет волок килограммытуда, где красиво и так.

Обрыдлосолнце счастливое,люди подхалимно за ним,выбросив похотливомясо в разрезы витрин.

Чудесно,и пары, и особи.Программа весенних игр,где цель, в ожидании способадобычи, открыла тир.

Щедр

Я не настолько скуп душой,чтоб выспаться случайно с кем-то.Прищучив мысль остатком сигареты,позволил размечтаться:– Не, не нужны хвостатые кометы,однако… Быт хоть свят,но тоже пахнет блудом.

Я часто видел то, что не хотел бы.Я часто так, как не хотела ты.В цветах, что часть опухшего, но стебля —влияние распущенной среды.

Худое тело, толстая душа,здесь не с кем выпить,нечем закусить.Движение – всё то, что не спеша.Забвение – когда уже зарыт.

Мне нечего сказать,воспитан слушатьв уединении, но с силой в духе.Топчусь по небу в располневших лужах,в ад или в рай попал, зависело от туфель.

Мрачная песня

Всё идеально для смерти,для жизни всё отвратительно,как и её попустительствочерез обилие отверстий,как и её разрушениедо одухотворения.Ищут мужчина и женщинав сладости горечь трения.

Чье-то отсутствие – смерть,чье-то наличие – жизнь.Мне не уцелеть,как и не родить.

Мне не заболеть,как и не излечиться.Жизнь до неё – больница.Как идеальна смерть.

Летом

Я, одухотворённыйи брошенный волной на берег,под тополем или под клёномразумным существом и зверемлежал и обнимал барашкиплывущих в небе облаков,и мысли – вредные букашки,меня оставили без снов.Я, олицетворённыйи состоявшийся как личность,вдыхал поляны дух ядрёный.Спокойствие так непривычно,глубокое, как взгляд любимой,непониманием согретый,насколько это допустимопод деревом на поле летом.

Оральное радио

О, как губителен избыток слов,оральное клокочет радио.На эшафот слепую бестолочь головкорысти затолкало ради… Но

лучше говорить или молчать,расскажет в мемуарах одиночествогде тишина повиснет на плечахуставшим снегом на коробках зодчества.С трудом немногословность по причинескромности и трепетного слухачасть речи предаёт кончине,чтоб сила голоса с годами не утухла

Ангел в курилке

Как трудно ангелу в аду, он там не нужен.Не машут крылья, низок потолок,и воздух красноречьем перегружен,табачный мрак, блестящий уголёк.

Ирония. Невысказанность. Боль.Тянуло внутрь задумчиво дыхание,и никотина лёгкий алкогольненастьем затянул сознание.

Курилка… Медитация… Сутулясьи принимая позу дыма,в себя щеками очарованную глупостьв театре холода туманного игриво,кому досталась роль, кому окурки,зажаты в пальцах те и эти.Хлопками падал смех,как зацелованные в урнув агонии останки сигареты.

Лирик

Я не пишу, строчит язык,упругой мякотью костлявость обнажая жизни.Его хребет сломал утробный тонзиллити кашель, суть вскрывающий капризно.

Не могут руки без работы на столе,хотя горизонталь должна вести к покою.Шишкастый пульт переключая в голове,я не пишу, всего лишь буквы строю.

Снимая с логики одежду до абсурда,в чём никогда вам лично не признаться,сухой язык сухие зажимают пальцы,и оттого литература скудна.

Плетётся караваном образ жизни,где поведение – горбатый почерк.С экрана душу автора не видно,она без совести средь недостатков прочих.

Так жадно о любви, что слёзы гаснут,оружие неповторимых глаз,когда читать становится опасно,когда письмо касается и вас.

Диалог с небожителем

Похорони, чтоб не смердела,любовь, зарой и не скорби.Бесчеловечная всецелопо-человечески кричит.Я знаю этот крик до скрипасухой воды остатка слёз.Как ты могла так слепо влипнуть,не пожалев на это слов?Как ты могла – он не услышал,свернул спектакль, грим густойсмыл, так почувствовала лишнейсебя и мир весь остальной.Советы вновь неблагодарныза чашкой кофе или безподруг, и близких, и вульгарных,что лезут куда бог не влез.Достань закат и полюбуйся,что мёртвое в башке носить.Потеря сна, потеря вкуса,всё это временно, как стих.

Глазунья

Мне постепенно надоело говорить.Словесным измученный похмельем,с молчанием заключил пари.Как много в молчаливом вдохновения,когда так искренни глаза твои.

Я наслаждался тем, что не сказал,не выплюнул последним поцелуем,как искренни твои глаза,на истину смотрящие простуюпод лунную дорожку в волосах.

Я стал послушен тишине и пустоте,сиюминутно вяжущей устав ночи, набросившей на нас шинель,как звёзды-пуговицы, искренни глазаи губы, развернувшись в карамель.

Луна палила голубым теплом,темнее ночь запёкшейся крови.Молчание немедленным посломприобретало недосказанного вид,когда так искренни глаза твои.

Птица