Джон Китс - Колпак с бубенцами, или же Зависть. Гиперион. Падение Гипериона

Почий, а я восплачу, павши ниц".

Июльской ночью заворожены,

Чащобы при холодном свете звезд

Недвижно дремлют, спят, не шевелясь --

А ветер лишь единожды плеснет,

И сей же час уляжется опять.

И, что случайный ветер, эта речь

Утихла. И Богиня, возрыдав,

Чело прижала к почве, чтобы шелк

Обильно рассыпавшихся волос

Укрыл стопы Титану, и согрел.

И долго, долго бысть сия чета

Недвижна, что надгробный монумент

Своей же мощи... Долго, страшно долго

Я созерцал тоскливый этот вид:

Безгласный Бог, согнувшийся к земле,

Простертая Богиня, вся в слезах...

Царила тишь. И день за днем потек,

И мнилось, целый мир исчез -- опричь

Гнетущей тишины, и мглы, и трех

Огромных и недвижимых фигур.

И месяц я томился так -- зане

Пылавший мозг подметил: миновать

Луна успела все четыре фазы.

И, мнилось, день за днем я сох и чах,

Теряя плоть. О, как же я молил:

Сюда, о Смерть! Явись в угрюмый дол,

И вызволи! Я жаждал перемен,

И всхлипывал, себя вотще кляня --

Покуда Крон, подъяв угрюмый взор,

Не поглядел на чуждый, жуткий край,

На сумрак и печаль окрестных мест --

И на Богиню подле стоп своих.

Как влажный запах листьев, трав, цветов

По дебрям льется, полня всяк прогал

И всякий лог -- так полились во мглу

Глаголы Крона, проникая вдлинь

И вширь, втекая в каждое дупло,

И в каждый закоулок лисьих нор --

Печальны, глухи; мнилось, Крон просил:

Услышь хотя бы ты, заблудший Пан!

"Стенайте, братья: мы отлучены,

Отрешены от боголепых дел:

Не правим обращением светил,

Не пригреваем колос тучных нив --

О, как же божью сердцу изливать

Безмерную любовь? Стенайте же!

Стенайте! Ярок блеск мятежных сфер...

А путь светил рассчитан испокон,

И облака по-прежнему плывут,

И древеса цветут, и бьет волна

О брег веселый... Смерти в мире нет --

Но будет! Будет смерть! Рыдай, горюй,

Стенай, о Рея! Детища твои

Восставшие на Крона, Крона в прах

Повергли, обратили бога в тлен!

О, застенайте! Ныне я -- тростник,

Колеблемый ветрами! Глас мой слаб,

И сам я нынче немощен и хил!

Стенайте! Кто не стонет -- пособи

Воспрянуть, победить! Мы победим,

Растопчем дерзостных -- и трубный зык

Восславит нас, и грянет мирный гимн,

И вмиг зазолотятся облака;

Сольется пенье с перебором струн

Серебряным. И много новых благ

Создам на диво дщерям и сынам

Небесным!.." Он растерянно умолк,

И вновь застыл, бессилен и понур --

Так умолкает немощный старик,

Оплакавший родных... Мои глаза

И уши, мнилось, действовали врозь,

Вразлад, вразброд, враздробь и вразнобой:

Гремел глагол -- но сколь явился образ

Глаголавшего жалок! Я смотрел,

А Крон сидел уныло под шатром

Ветвей корявых. Ни единый лист

Не дрогнул. Неужели слух налгал?

Решил бы я, что Крон окаменел,

Когда б не дрожь его разверстых губ

Меж завитками белой бороды.

И, словно солнце в облачном руне,

Был виден в этих снежных завитках

Титанов лик... И Тейя поднялась,

Десницу направляя в темноту,

Зовя куда-то. И поднялся Крон,

Как бледный исполин, что, моряков

Страша, встает из волн в полночный час, --

И лес обоих вскоре поглотил.

Сказала Мнемозина: "Правят путь

К сородичам -- а те средь черных скал

Страдают, познавая боль, и жуть,

И безнадежность..." Речь моей вожатой

Продолжу ли? Окончился пролог

И, может быть, читатель утомлен

Виденьем этим... Краткий перерыв

Содеем -- и осмелюсь, и решусь,

И Мнемозина вновь заговорит.

ПЕСНЬ II

"О смертный, чтобы ты уразумел,

Доступной речью твой наполню слух,

Понятиями, коих ты не чужд --

Иначе ветру внял бы ты скорей,

Чей голос для тебя -- пустейший шум,

Хотя легенды шепчет он лесам...

Во мрачных безднах льются реки слез!

Поверь: таких скорбей, подобных мук

Не выразишь ни речью, ни пером!

Титаны -- связни, или беглецы, --

Стенают неизбывно: "Крон, спаси!"

Не прилетит, увы, ответный глас.

Из наших великанов лишь один

Еще не пал, и властвует еще --

Гиперион. И шаровидный огнь

Ему престолом служит -- Богу Солнца.

Но чует Бог: беда недалека.

Страшится смертный множества примет,

А знамения горние -- грозней:

Не песий вой, и не вороний грай,

Не родственник, ступивший на порог,

Когда раздался погребальный звон --

А знамения навевают страх

Гипериону. Весь его дворец,

От золотых пирамидальных веж

До бронзовых укромных галерей,

Кровавым жаром тлеет -- всяк покой,

И всяк чертог соделался багров.

Оконные завесы, тучи тож --

Гремят. И в эти дни кадильный дым,

До Бога доходящий с алтарей,

Что на священных ставятся холмах,

Смердит каленой медью и свинцом

Растопленным... Когда на сонный Запад,

Нисходит Бог усталый, отсияв, --

Не отдыхать ложится великан,

Не засыпает, внемля пенью флейт,

Но мерит, мерит он, за шагом шаг,

Длину и ширину своих палат.

А в дальних закоулках и углах

Теснятся оробелые рабы

Крылатые -- так толпы горожан,

Бежавши в степь, сиротствуют, пока

Землетрясенье зыблет их дома.

Сейчас, когда влачится Крон сюда

За Тейей сквозь неведомую дебрь,

Гиперион закатную зарю

Зажег, и скрылся, низойдя на Запад --

На запад поспешим..." -- И сгинул мрак,

И хлынул чистый свет. И Мнемозина

Сидела предо мной. Зеркальный куб,

Сверкавший, как невиданный алмаз,

Ей был престолом. Я глядел округ,

И видел череду гигантских зал,

И семицветных арок череду,

И череду сияющих столпов...

И яростный вошел Гиперион,

И риза развевалась, точно ветр

Ее трепал -- она, раскалена,

Ревела, что земной кузнечный горн --

И дрогнул всяк. А Бог шагал вперед. . .

<...>

Перевел Сергей Александровский

x x x 

Примечания к поэме Джона Китса "КОЛПАК С БУБЕНЦАМИ, или же ЗАВИСТЬ"

Поэма написана в ноябре-декабре 1819 года. Напечатана в 1848-м. Чарльз Браун, друг и биограф поэта, вспоминал, что Китс работал над этим сочинением весьма воодушевленно (однажды с утра до обеда получилось целых двенадцать строф) и намеревался опубликовать его под вымышленным именем Люси Воган Ллойд. По-видимому, заглавие "Колпак с бубенцами" предлагалось Чарльзом Брауном, а "Зависть" -- Китсом. Поэма осталась незавершенной (3 февраля 1820 года у Китса впервые хлынула горлом кровь), а заглавие -- необъяснимым в пределах существующего текста, получившего устойчивое двойное название.

"Зависть" рассматривали как сатиру на разгульные нравы английских политиков, как стихотворный шарж, изображающий повадки современных Китсу литераторов -- Байрона, Ли Ханта, Чарльза Лэма, Роберта Саути и др., -- однако подобные утверждения трудно, если вообще, доказуемы. Правда, можно с уверенностью сказать, что стихи лорда Байрона поэма пародирует очень часто.

Написанная так называемой Спенсеровой строфой, "Зависть" весело и задиристо перекликается с огромной классической поэмой Эдмунда Спенсера "Королева фей". В частности, оттуда взяты и название сказочной столицы -- Пантея, и гордое имя царя Эльфинана.

Promener a l'aile (читается "промэнэ а л'эль") -- "пролетаться": шуточное выражение Китса, образованное от французского promener a pied -- "пройтись, прогуляться".

Геродот -- великий древнегреческий историк.

Бредания (в подлиннике Angle-land) -- шуточно искаженная "Британия".

"Я дерну шнур..." -- в лондонских кэбах имелся особый шнур, своеобразный "стоп-сигнал", за который дергал седок, желавший сойти.

Строфы XXVI -- XXVIII. Браун заметил: "Какое описание лондонского кэба может быть лучше этого? Но в до чего же неподходящем сочинении!"

Magazin des Modes (читается "магазэн де мод") -- модная лавка (франц.).

Dentes sapientiae (читается "дэнтэс сапиэнциэ") -- зубам мудрости (лат.). Швейцар перечисляет некоторые принадлежности магического искусства. Мелом чертили каббалистические знаки при заклинаниях. Aqua-vitae (лат.; читается "аква витэ") -- буквально: "вода жизни, живая вода" -- спирт.

Entre nous (читается "антрэ ну") -- между нами (франц.).

"Богатая игрушка, заводная..." -- Китс имеет в виду знаменитого заводного тигра, сработанного для Типпу-Султана. Этот индийский владыка, знаменитый своей исключительной лютостью, потерпел поражение от англичан при Серингапатаме, в 1799 году. Среди прочих трофеев, победители взяли механическую игрушку, выполненную почти в натуральную величину: заводной тигр нападал на куклу, изображавшую английского офицера, и терзал ее, издавая громкий рык.