Хаким Фирдоуси - Шах-наме
Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVI века.
Заль и Рудаба влюбляются друг в друга
Был некий царь Михраб. Отважный воин.Богат, могуч, он власти был достоин.
Свой род от змея, от Заххака, вел,В Кабуле утвердил он свой престол.
Платил он Саму подать ежегодно:Он был слабей, борьбу считал бесплодной.
Узнав о молодом богатыре,Он прибыл из Кабула на заре
С казной, с оседланными скакунами,С рабами и со всякими дарами:
Привез динары, мускус и шафран,Рубины, шелк, парчу заморских стран,
Венец, владык достойный знаменитых,На шею цепь златую в хризолитах.
Когда услышал юноша Дастан,Что прибыл из Кабула караван,
К Михрабу вышел он с приветным взглядомИ посадил царя с собою рядом.
С почетом гость был принят поутру,И вот сердца раскрылись на пиру.
Все витязи вокруг стола воссели,И богатырское пошло веселье.
Наполнил чаши кравчий молодой,Взглянул на гостя юноша седой.
Понравился, видать, Михраб Дастану,Дивился он его красе и стану,—
Любовь к Михрабу сердце обожгла!Когда же встал Михраб из-за стола,
Промолвил Залю богатырь из свиты:«Послушай слово, витязь именитый!
Есть дева за завесой у царя,Лицо ее сияет, как заря;
Слоновой кости уподоблю тело,С платаном стан ее сравню я смело;
Чернее мускуса — арканы кос,Запястий кольца — завитки волос;
Цветы граната — две ее ланиты,К плодам граната груди приравни ты!
Сравню глаза с нарциссами в цвету,Ресницам ворон отдал черноту;
Напоминают брови лук таразский,{12}Слегка покрытый мускусного краской;
То — мира ненаглядная весна,Певучая, нарядная весна!»
Взволнован был Дастан таким рассказом,Покинули его покой и разум.
Настала ночь, пришла к нему печаль,К невиданной красе стремился Заль.
От жарких дум душа его болела,Любви он сердце посвятил всецело...
Вот повод в путь обратный повернул,Вернулся утром царь Михраб в Кабул,
Цветущим садом, что дышал покоем,Направился к своим ночным покоям.
Два солнца принесла ему судьба:Одно — Синдухт, другое — Рудаба.
Они поспорили б с весенним садомБлагоуханьем, прелестью, нарядом.
На дочь с восторгом посмотрел отец,Просил он, чтоб хранил ее творец.
То — кипарис облит сияньем лунным,И амбра над челом темнеет юным.
Она в парчу, в каменья убрана,Как райский сад, желанного полна.
Жемчужинам позволив приоткрыться,Вопрос Михрабу задала царица:
«Как ты пошел, супруг мой, как пришел?Да будешь ты далек от бед и зол!
Седого Заля каково обличье?Престол его влечет, гнездо ли птичье?
Видны ли человека в нем черты?Отважно ль сердце? Помыслы чисты?»
Михраб ответил на слова царицы:«Платан мой среброгрудый, лунолицый!
Во всей вселенной нет богатырей,Подобных Залю силою своей,
Нет росписи и нет дворца такогоС изображеньем храбреца такого.
Пред ликом Заля никнет аргуван,Он молод, бодр и счастьем осиян.
Один порок, что голова седая:Так скажет муж, придирчиво взирая,
Но знай, что Заля красит седина,Сказал бы, что чарует нас она!»
Отцу внимала Рудаба с волненьем,Краснея, вспыхнула цветком весенним.
Она теперь покоя лишена:Душа любовью к Залю зажжена!
Страсть воцарилась в сердце, свергнув разум,И нрав и мысли изменились разом.
А было у нее служанок пять,Пять любящих рабынь, тюрчанок пять.
Сказала тем служанкам несравненным:«Хочу поведать вам о сокровенном.
Наперсницы, пред вами не таюсь,Я с вами всеми тайнами делюсь.
Узнайте же, внимая мне с участьем,—Да озарятся ваши годы счастьем,—
Я влюблена. Любовь моя сильна,Как моря непокорная волна.
Сын Сама овладел моей душою,Он и во сне стоит передо мною.
Люблю его и думаю о нем,К нему и ночью я стремлюсь и днем.
Надумать способ вы должны, рабыни,Чтоб я от мук избавилась отныне».
Служанки подивились тем словам:Такие речи для царевны — срам!
Вскочили, будто бесы в них вселились,С упреками к царевне обратились:
«Венец владычиц мира, ты светлоВздымаешь над царевнами чело,
Ты славишься от Хинда и до Чина,Блестящий перстень, красоты вершина!
Где кипарис, чей тонок стан, как твой?Лучи Плеяд затмил твой лик живой!
Индийский раджа, полон восхищенья,Кейсару шлет твое изображенье.
А ты? Не знаешь, видно, ты стыда,Отца ты обесчестишь навсегда!
Того ты любишь, кто творцом отринут,Того, кто был своим отцом покинут,
Кто птицей был вскормлен в гнезде глухом,Кого клеймят на сборище людском.
Нигде от женщин старцы не родятся,А если родились, так не плодятся.
Весь мир в тебя влюблен, тобой сражен,Во всех дворцах твой лик изображен,
Твои глаза увидев, стан упругий,Светило дня пойдет к тебе в супруги!»
Повеял ветер, на огонь дыша,—Так у царевны вспыхнула душа,
И отвернулась от служанок дева,Закрыв глаза, исполненные гнева.
Придя в себя, от ярости бледна,Нахмурив брови, крикнула она:
«Нелепа ваша речь, глупа, незрела,Таким речам внимать — пустое дело!
Ни раджу, ни хакана не хочу,Царя царей Ирана не хочу,
Я только одному женою стану,—Плечистому, высокому Дастану!
Слывет он старцем или молодым —Соединю я душу только с ним!»
Услышав сердца страстного, больногоСмятенный крик, в одно сказали слово
Прислужницы: «Ты — наша госпожа,Тебя мы любим, преданно служа.
Исполним, что велишь, без промедленья,—Да приведут к добру твои веленья.
Когда тебе потребна ворожба,Мы целый мир обманем, Рудаба,
В колдуний превратимся мы, в газелей,Взлетим к пернатым ради наших целей».
Раскрыла Рудаба свои уста,Улыбкой озарилась красота:
«Когда вы слово в дело обратите,Вы древо плодоносное взрастите,
Как яхонт, будет ценен каждый плод,И те плоды наш разум соберет».
Прислужницы расстались с госпожою,Ей послужить желая всей душою.
Служанки Рудабы встречаются с Залем
Убрав цветами косы и надевПарчу из Рума, пять прекрасных дев
Пошли к реке, пошли тропой прохладной.Равны весне — цветущей и нарядной.
Был месяц фарвардин, был новый год.На правом берегу прозрачных вод
Сидели Заль, и витязи, и слуги,На левом были девушки-подруги:
Цветы срывая, шли среди кустов,—Скажи: цветы в объятиях цветов!
Спросил Дастан, не отрывая взгляда:«Откуда эти пять поклонниц сада?»
Ответствовал слуга богатыря:«То из дворца кабульского царя,
То Рудаба, Кабула месяц нежный,Служанок посылает в сад прибрежный».
Влюбленного потряс ответ такой.Он запылал, он потерял покой.
Узрев служанок красоту девичью,Взял у слуги он лук, пошел за дичью.
Пошел пешком — и видит: над травойСклонился сокол с черной головой.
Он выждал, чтоб в полет пустилась птица,И вот его стрела вдогонку мчится.
Он сбил стрелою птицу, и тогдаОт крови красной сделалась вода.
Приказ Дастана услыхали девы,Чтоб дичь слуга отнес на берег левый.
Одна из дев, чей сладок был язык,Слугу спросила, глядя в юный лик:
«Кто этот витязь мощный, слонотелый?Какого племени властитель смелый?
Какой из лука ловкий он стрелок!Он смерти всех врагов своих обрек!
Всех всадников красивей этот воин,И меток он, и ловок он, и строен!»
Тот, закусив губу, ответил ей:«Так о царе ты говорить не смей!
Нимрузский шах, он Сама сын единый,Его зовут Дастаном властелины.
Пускай объездит всадник целый свет —Такого; как Дастан, на свете нет!»
А та, взглянув на отрока с улыбкой,Ответила: «В твоих словах — ошибка!
В чертогах у Михраба есть луна,—Затмила твоего царя она.
Слоновой кости — цвет, а стан — платана;Венец волос — как мускус богоданный;
Глаза — нарциссы томные; каламСеребряный — опора двум бровям;{13}
Сжат нежный рот, как сердце, что в несчастье;Сравню я кудри с кольцами запястий;
Сквозь ротик даже вздоху не пройти,—Таких красавиц в мире не найти!»
Смеясь, вернулся отрок тонкостанный.Услышал он от славного Дастана:
«Чему ты засмеялся, мой слуга?Зачем зубов открыл ты жемчуга?»
Слуга его порадовал ответом,И сердце Заля озарилось светом.
Проворному слуге он дал приказ:«Пойди скажи служанкам, что сейчас
Из цветников им уходить не надо:Вернутся с самоцветами из сада!»
Потребовал динаров, жемчугов,Парчи золототканой пять кусков,
Сказал: «Тайком служанкам подарите,Об этом никому не говорите.
Пускай с известьем тайным от меняПойдут к царевне, верность мне храня».
Пошли рабы с открытою душою,С каменьями, динарами, парчою,
Пять луноликих щедро одаря,Сказали им наказ богатыря.
Одна, слугу заметив молодого,Сказала: «Тайной не пребудет слово.
Есть тайна двух, но тайны нет у трех,И всем известна тайна четырех.
Посол, совету моему последуй:Коль слово — тайна, мне его поведай!»
Обрадовалась, на ухо словаШепнув подругам: «Мы поймали льва!»
Назад вернулся вестник черноглазый,Что витязя исполнил все приказы
И тайну эту должен был беречь,—Поведал обольстительницы речь.
Дастан пошел в цветник: луна КабулаТеперь ему надеждою блеснула!
Таразские кумиры подошли,Дастаиу поклонились до земли,
Услышали они вопрос ДастанаО блеске, стане и лице платана.
Сказал: «Правдивым внемлю я словам,Смотрите, лгать я не позволю вам!
А если я в словах обман открою,То всех слоновьей растопчу стопою!»
Рабыня, пожелтев, как сандарак,К ногам его упала, молвив так:
«Еще от женщин не рождались дети,—Среди князей не сыщешь в целом свете,—
Что были бы, как Сам, умны, сильныИ чистоты и мудрости полны.
А ты — второй, с отважною душою,С высоким станом, львиною рукою,
Струится по твоим щекам вино{14}И тело амброю напоено.
А третья — Рудаба, луна вселенной,То — кипарис, пахучий, драгоценный,
Жасмина, розы радостный расцвет,Звезды Сухейль счастливый, ясный свет.
С серебряного купола арканыСпадают вдоль ланит, благоуханны.
Красавиц, равных ей, в Китае нет,Звенит ей слава от семи планет!»
Служанку витязь вопросил прекрасный,—Стал сладостным и нежным голос властный:
«Теперь, когда мою ты знаешь страсть,Скажи мне, как могу я к ней попасть?
Любовь к царевне — вот мое пыланье,Ее увидеть — вот мое желанье!»
А та: «Когда ты повелишь, храбрец,Мы поспешим к царевне во дворец,
Всего наскажем ей, в силки заманим,—Ты нам поверь, тебя мы не обманем.
Расставив путы, мы ее пленим,Ее уста мы поднесем к твоим.
А если муж, зовущийся Дастаном,Захочет сам пожаловать с арканом
И заарканит он стены зубец,—То лев ягненка схватит наконец!»
Красавицы ушли; вернулся витязь,Надеждой и томлением насытясь.
К вратам дворца подруги подошли,—Охапки роз они в руках несли.
Привратник, жесткий сердцем, речью грубый,Их встретил со враждой, сказал сквозь зубы:
«Ушли вы слишком поздно со двора.Кто вас пустил? Вам спать давно пора!»
Красавицы слезами разразились,В отчаянье к привратнику взмолились:
«Такой же, как и прежде, нынче день.Не прячет дивов розовая сень.
Весенний свет горит над нашим краем,И мы с лица земли цветы срываем».
Ответствовал подругам страж двора:«Не так сегодня тихо, как вчера,
Когда в Кабуле не было Дастана,Шатров походных, воинского стана.
Должны вы знать, что до начала дняКабульский царь садится на коня.
Накажет крепко вас владыка строгий,С цветами вас увидев на дороге!»
Подруги во дворец вошли гурьбой,Шептаться стали с милой Рудабой,
Динары положили, самоцветы,—Посыпались вопросы и ответы.
Луна сказала: «Молвите сперва:Он лучше ли, чем говорит молва?»
Все пятеро в одно сказали слово,Богатыря восславив молодого:
«Высок и строен Заль, как кипарис,Глаза его — как смоль и как нарцисс.
Сверкает царским блеском взор открытый,Уста — рубины, словно кровь — ланиты.
Один изъян, что голова седа,Но это не позор и не беда.
«Так должно быть!»—ты скажешь, если взглянешь,А нет — любить его не перестанешь.
Сказали мы: «Свиданья близок час»,—С надеждой в сердце он покинул нас».
Воскликнула сиявшая луною:«Мне кажется, что стала я иною!
Тот салмый Заль, тот птенчик молодой,В гнезде вскормленный, слабый и седой,
Вдруг обернулся ярким аргуваном,—Могуч, красив лицом и строен станом!»
Так говорила, и смеялся рот,Казалось, на щеках гранат цветет.
Служанка луноликой отвечала:«Подумай о свидании сначала!
Твои мечты исполнены творцом,—Да завершатся радостным концом!..»
Беседка там была — как день погожий,На стенах нарисованы вельможи.
И вот в парчу беседка убрана,Полна дыханья амбры и вина.
Пришли, расставив золотые блюда,Осыпав землю горстью изумруда.
Везде — фиалка, лилия, нарцисс,Кусты жасмина пышно разрослись.
От розового сока стали крашеСеребряные, золотые чаши.
Сияла там небесная краса,И амбра поднималась в небеса.
Заль идет к Рудабе
