Ирина Ратушинская - Стихотворения. Книга стихов
«Там на крыше никто не плачет...»
Там на крыше никто не плачет,Там луна выгибает спину.Там навек закатился мячикВ уголок за карниз старинный.Воробьиные разговорыПринимают размер баталий.И грустят снеговые горы,Что уже своё отлетали.И решается честным боемДавний спор на кошачьей пьянке:Валерьянка пахнет весноюИли лестница — валерьянкой?
1982 Киев«Мой единственный равный...»
Мой единственный равный,Нездешнего века и дня,Мой, сумевший заворожить меня,Не желающий ведать о конце и трубе,Каково тебе?Каково тебе средь моих заломленных рук,Не приявший крещенье слабых,Не брат, не друг —Мой владеющий мною, как синева — стрелой,Сумасшедший мой!Что смотреть на небо — оттуда идёт зима.Что бояться жизни,глотнув февральской воды?За углом караулит город —Кому водить?Ну так что же. Ладно.Будем сходить с ума.
1982 Киев«Давай отпразднуем грозу...»
Давай отпразднуем грозу:В саду истерику сирени,Окна слепое озареньеИ на балконе стрекозу.Оглох букет в дрожащей склянке,А с неба — грохот и пожар,Как будто лопнул у цыганкиНепроданный лиловый шар!Как наши праздники случайныИ неожиданны для нас,Какой судьбой необычайнойПодарены — в который раз!И, право, стоит ли печали,Что телефоны замолчали,Что зимних писем не несут...Уже Крещенье — за плечами.Апрель. Мы празднуем грозу.
1982 Киев«Под чёрным зонтиком апреля...»
Под чёрным зонтиком апреляПромокнуть к вечеру успев,В гусиной коже, онемев —Вернуться в дом, чтоб отогрели,И отругали за разбой,И, в бабушкин платок укутав,Сказали: — Впрочем, Бог с тобой.Какие могут быть простудыУ этих лайдаков? Апрель!Пей молоко и марш в постель.Но «марш» лукаво затянуть,И под шумок забраться в кресла,И в королевском праве детства —Над томом Пушкина заснуть.
1982 Киев«Когда мне исполнилось семь...»
Когда мне исполнилось семь —не котёнка в мешке,Не стрелы и лук, не матроску,не страшную книжку —Мне дали в подарок напёрсток по детской руке:Блестящую штучку, оправу на палец-худышку.
И мне бы учиться шитью, постигая делаЛукавых узоров, опущенных взоров и кружев...Но я упирала иголку об угол стола:Мой славный напёрстокмне был не для этого нужен.
Я в нём подавала напиться усталым коням,И мой генерал отличался блистательной каской,И хитрая ведьма брала по ночам у меняВсё тот же напёрсток —летать в отдалённые сказки.
Тот год был печален, и новый, и новый пришёл.Пора бы умнеть. Но опять и опять полнолунье!И я, непутёвая, тычусь иголкой об стол.А воины бьются, и лошади пьют,и летают колдуньи.
1982 Киев«О, вы знаете слово?..»
О, вы знаете слово?Да вы не поляк ли, мой милый?Королеве положено длинное платье,Да старушечий глаз —Присмотреть, чтоб достойно грешила,Чьи-то перья в пыли — да любовь —Да на чётках распятье.А у нас холода да беда —Не сезон для элегий.И на наш эшафотне прольётся холопская жалость.Королевское «нет» нам осталось —Из всех привилегий.О, не спорьте, мой милый.Уж вам ли не знать, что осталось.
1982 Киев«Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях...»
Где я видела мокрую ветку на стёртых камнях,И торговку черешнями в шляпке немыслимых роз,И кофейню с железным ангелом на дверях —Где я видела?Безнадёжный вопрос.Я не помню даты, врезанной во фронтон,Я не слышу города, что грустит по моим шагам.Мне пора идти,Оставляя всё на потом —На бессонницу через сотню лет —Плач по тем берегам,Что когда-то стыли вечером; сохла соль,А волна целовала руку и умерла.Все дорожки к месяцу отливали в смоль,А одна уводила вверх, и была бела.А вослед звенели окнами допоздна,Но уже голоса кузнечиков и детейСтановились меньше,И капала тишина.Только плакал старый трамвайчик между путей.
1982 Киев«Мы словесно непереводимы...»
Мы словесно непереводимы.Что стихи? Это запах дыма —Не тому, кто курит, а рядом.Аромат, переставший быть ядом,Синь-трава, невесомое дело!А когда потянет горелым —Так положено. Все это знают.Неизодранное знамяСуществует до первого боя.Выше!Вот уже — в клочья!С тобою —Бог,А кто за тобой — невредимы,Только волосы пахнут дымом.А другой судьбы просто нету.На роду российским поэтам —Быть простреленными, как знамёнам.А потом уже — поимённо.
1982 Киев«В идиотской курточке...»
В идиотской курточке —Бывшем детском пальто,С головою, полной рифмованной ерунды,Я была в Одессе счастлива, как никто —Без полцарства, лошади и узды!Я была в Одессе — кузнечиком на руке:Ни присяг, ни слёз, и не мерять пудами соль!Улетай, возвращайся —Снимут любую больПыльный донник, синь да мидии в котелке.Мои улицы мною стёрты до дыр,Мои лестницы слизаны бегом во весь опор,Мои скалы блещут спинами из водыИ снесёт с Соборной площади мой собор.А когда я устану,Но встанет собор, как был —Я возьму билет обратно в один конец:В переулки, в тёплый вечер, в память и пыль!И моя цыганка мне продаст леденец.
1982 Киев«Не лгут зеркала...»
Не лгут зеркала,Да пока им и незачем врать.И самый внимательный глаз не заметит старенья.Ну что же — печаль...Но какая осанка и стать!Ну что ж — одиночество...Да, но ещё не смиренье!Мудрее замужних —В дождях и бездонном труде,В речах и одежде —Изящней бессмысленно-юных,Но так бесконечно добры в настоящей беде,Но так напряжённо — до боли —натянуты струныСветлейшей души —Ну, возможно ли не полюбить!Вам, ясновельможная, сердце моё — без остатка!Смущённая нежность,Последней гордыни остатки,И страх вечерами: а ну как решит, что не быть?
1982 Киев«А вот и я: над газовой плитой...»
А вот и я: над газовой плитой,В безукоризненном двадцатом векеВся, до оборочки! Подделки никакой.Четвёртый час. Отяжелели веки,Но теплится беседа, как свеча,И не успеет догореть — как утро!Мне возражают. Ласково и мудро.А я упрямствую. Движением плеча,И шёпотом, и вот почти слезами —Упрямствую!Мне так немного лет,Что я сужу, не пользуясь весами,Но зная окончательный ответ.И где уж мне за кофе уследить!Вот он сбегает на плиту победно,Безумствует, и пляшет, и чадит,И дышит пеной из кастрюльки медной.А я кидаюсь, обрывая спор,Спасать! И мы запутались руками...Кофейный бунт подавлен.Тихнет пламя.И я опять несу упрямый вздор.Мне возражают, ласково... Нет силы!Я вверх гляжу, дыханье задержав.А впрочем, я давно уже забылаИ сущность спора,И того, кто прав.
1982 Киев«А тебе показалось, что ночь...»
