Константин Бальмонт - Полное собрание стихотворений
Хвала Илье Муромцу
Спавший тридцать лет Илья,Вставший в миг один,Тайновидец бытия,Русский исполин.Гении долгих вещих снов,Потерявших счет,Наших Муромских лесов,Топей и болот.Гений пашни, что мертваВ долгой цепи дней,Но по слову вдруг живаОт любви лучей.Гений серой нищеты,Что безгласно ждет,До назначенной черты,Рвущей твердый лед.Гений таинства души,Что мертва на взгляд,Но в таинственной тишиСхоронила клад.Спавший тридцать лет ИльяБыл без рук, без ног,Шевельнувшись, как змея,Вдруг быть сильным мог.Нищий нищего будил,Мужика мужик,Чарой слабому дал сил,Развязал язык.Был раздвинут мощный кругПред лицом калек,Великан проснулся вдруг,Гордый человек.Если б к небу от землиСтолб с кольцом воткнуть,Эти руки бы моглиМир перевернуть.Будь от неба до землиСтолб с златым кольцом,По иному бы цвелиЗдесь цветы кругом.
Спавший тридцать лет Илья,Ты поныне жив,Это молодость твояВ шелестеньи нив.Это Муромский твой ум,В час когда в лесахБудят бури долгий шум,Говорят в громах.Между всеми ты одинНе склонил лица,Полновольный исполин,Смелый до конца.До конца ли? Без конца.Ибо ты – всегда.От прекрасного лицаВот и здесь звезда.Вознесенный глубиной,И вознесший – лик,Мой Владимирец родной,Муромский мужик.
Отшествие Муромца
Муромец Русскую землю прошел,Ветер идет так смарагдами бора,Видел бесчисленность градов и сел,Обнял их ласкою взора.Жизнь он прошел из предела в предел,Видел могучих, и видел бессильных,Много безвестного он подглядел,В мире, на торжищах пыльныхМуромец силу свою развернул,Попил довольно с хмельною он голью,В думах притихших расслышал он гул,Тесных бросал он к раздолью.Всех он сермяжных в пути защитил,Важных смириться он властно заставил,Дикую схватку враждующих силОн к равновесью направил.Дух свои предавши Полярной Звезде,Той, что в сказаньях зовется Судьбою,Был предрешенно он верным везде,Брал недоступность без бою.Муромец полюс и полюс узнал.Будет Пришел к Океану морскомуСокол-корабль колыхался там, ал, —Смелый промолвил: «К другому»Сел на червленый корабль, и ушелПрочь от пройденной земли, не жалеяГнался за Соколом Сизый-Орел,Сокол Орла был быстрееГде он? Доныне ль в неузнанном Там?Синею бездной, как в люльке, качаем?Снова ль придет неожиданно к нaм?Песня гадает. Не знаем.
Целебная криница
Конь Ильи копытом звонким бьет, рождаетсякриница,Ключ лесной освободился из подземного жерла.Сам Илья в тот миг стремился, улеталв простор как птица,А целебная криница до сих пор в лесах светла.Он летел, не размышляя о зиждительности бега,Без мышленья сердцем зная, как Свобода хороша.И доныне среброводна освежительная нега,И пост хрустальность в чащах Приходи испить,душа.
Капля крови
Красавица склонилась,Шумит веретено.Вещанье совершилось,Уж Ночь глядит в окно.Светлянка укололась,И приговор свершен.Красив застывший волос,Красив глубокий сон.От одного укола,Как будто навсегда,Кругом заснули села,Притихли города.Притихли и застыли,И все слилось в одно.Везде, в безгласной были,Глядится Ночь в окно.Всем миром овладелаНочная тишина.И как немое тело,Глядит на мир Луна.Красавица склонилась,Молчит веретено.Решенье совершилось,Так было суждено.Но капля в ранке малой,Сверкнув огнем во мглу,Как цвет упала алый,И светит на полу.
И нежный свет не тает,Алеет все сильней.Шиповник расцветает,Весь в призраках огней.Как куст он встал вкруг злогоТого веретена.В молчаньи сна ночногоРазросся до окна.Сияя алым цветом,Растет он как пожар.И в мире, мглой одетом,Слабеют ковы чар.Сперва цветы проснулись,Пошел в деревьях гул.И дети улыбнулись,Святой старик вздохнул.И лебеди запелиНа зеркале озер.Всемирной колыбелиВдруг ожил весь простор.И вот, на счастье наше,Глядится День в окно.Еще Светлянка краше,Шумит веретено.
Перед цветным оконцем
На море Океане есть остров Красота,Сидят в резной избушке три дочери Христа.
Перед цветным оконцем шьют молча три сестры.Гора там есть, и остры уступы у горы.
И если кто восхочет к заманчивой черте,Он больно режет ноги в той вольной высоте.
Не смотрят – видят сестры, и старшая сестраБерет иглу булатну, и говорит: «Пора».
Берет иглу булатну, нить шелкову притом,И вышивает гору на Море голубом.
Потом сестре середней передает тот плат,Встает на нем дорога: пойдешь – нельзя назад.
И плат берет узорный тут младшая сестра,И алым расцветает узором вся гора.
В те самые минутки как расцветает плат,У путника на высях светло глаза горят.
От ран ему не больно, не льется больше кровь,А брызнет, так немедля в цветках зажжется вновь.
И год идет за годом, и ропщет Океан,Но остров тот не гибнет, с богатством горнихстран.
И с самого рассвета до поздней до поры,Перед цветным оконцем шьют молча три сестры.
Огненной рекою
Из Арабских дальних странК нам придя в своем скитаньи,Руссов древних Ибн-ФоцланВопрошал о сожиганьи.
Почему, когда просторЗдешней жизни Руссом смерян,Труп кладут они в костер,В огнь, что силой достоверен?
Потому, гласил ответ,Что, вступивши в яркий пламень,Возрожден, как цвет и свет,Мрак железа, мертвый камень.
Потому, ответ гласил,Что земному подобаетПобывать в жару горнил,Там, где все перекипает.
Да земные телесаАки Солнце просветятся,Перед тем как в НебесаВ царство Солнца возвратятся.
Искушенные огнем,Разлученные с тоскою,Поплывут в свой Отчий Дом,Ярко-огненной рекою.
Саламандра
Меж брегов есть брег Скамандра,Что живет в умах века.Меж зверей есть саламандра,Что к бессмертию близка.Дивной силой мусикийскойВброшен в жизнь который год,Этот зверь в стране ИндийскойЯрким пламенем живет.Разожги костер златистый,Саламандру брось в него, —Меркнет вдруг восторг огнистый,Зверь живет, в костре – мертво.Так и ты, коль Дьявол черныйВ блеск любви введет свой лик,Вспыхнешь весь во лжи узорной,А любовь – погаснет вмиг.
Трава-костер
Есть трава – растетВозле тихих рек.И не каждый годТа трава цветет,А когда придетЧеловек.
Рост ее – стрела,И красив узор.Та трава былаМного раз светла,Снова расцвела,Как костер.
И горит огоньВозле тихих рек.Мчится красный конь,Ржет, поет: Не тронь,Не хватай огонь,Человек.
С ржаньем конь скакал,Убежал в простор.Ярко промелькал.Был расцветно-ал,Возле рек сверкалЦвет-костер.
И светла былаВлага тихих рек.В мире весть прошла,Что трава цвела: —Был здесь, в мире зла,Человек.
Бледные люди
Я людей повстречал на степи неоглядной,В беспредельном скитаньи своем,У костра, в час Луны предрассветно-прохладной,Нисходившей небесньм путем.
Трепетанья костра горячо расцвечалиБледнолицых печальных людей,И рыдания флейт, в их напевной печали,Разносились по шири степей.
Я спросил их, о чем эти звонкие стоны,И ответил один мне из них:«В наших песнях поют и скорбят миллионы,Миллионы существ нам родных».
Как лунатик влеком междузвездным пространством,Я ушел, год промчался, как сон,Я ходил, и повторных шагов постоянствомСнова был к их костру приведен.
В час ночной, бледнолицые люди смотрелиНа рубин, возникавший с огнем,И, как прежде, рыдали и пели свирели,Ночь тревожа под Млечным путем.
Начинала свирель, повторяла другая,Третья, сотая, тысячный бред,Точно пела и плакала бездна морская.Я спросил – и услышал ответ,
«Вы всегда ли в степи? И всегда ли вы в горе?»И как будто бы хрустнула цепь: —«Мы Славяне, мы вечно тоскуем о Море,Потому так и любим мы степь».
Как безумный, опять я ушел на расстанья,Как лунатик, закрывши глаза.Вновь пришел. Вновь костер. Вновь певучесть рыданья.Вечер. Молния. Алость. Гроза.
Степь и небо в огне. Мир в раскатах и в гуле.«Смерть иль жизнь?» – я шепнул, как во сне.На меня бледнолицые только взглянули, —Лишь свирели ответили мне!
Ванда
