Весенняя ветка - Нина Николаевна Балашова
Для Люси, никогда не видевшей производства, все было интересным и необычным. Особенно ей понравились машины для заделки петель и пришивания пуговиц. Она никогда в жизни не представляла, что пуговицы можно пришивать на какой-то машине!
В цехе массового пошива, куда пришла Люся, в основном, работали девушки — веселые, неугомонные, всегда красиво и модно одетые и большие просмешницы.
Когда в цехе появлялся механик Володя Корнеев, молодой и, как отметила Люся, очень симпатичный паренек, девушки осыпали его острыми шутками, вызывавшими взрывы звонкоголосого девичьего смеха.
Как-то раз у Люси испортилась машина, стала рвать нитку, и нужно было вызвать Володю. Когда Люся подходила к мастерской — маленькой комнатушке, заваленной старыми деталями и инструментами, она почувствовала какую-то неловкость. И то, что придется говорить с ним наедине, вызывало в ней робость. В коридоре было совершенно безлюдно и полутемно, а от склада материалов тянуло запахом шерсти и нафталина.
Люся некоторое время в нерешительности потопталась в коридорчике, потом резко открыла дверь и, не заходя внутрь, с нарочитой злостью выкрикнула:
— Иди давай, направляй! Опять нитку рвет… — и убежала.
Володя пришел, минут десять что-то настраивал, регулировал, подкручивал, а Люся стояла сзади и дышала ему в затылок.
Однажды после смены, когда Люся уходила домой, и не через главный подъезд, где обычно выходили все, а по запасному выходу, — как раз мимо комнатушки механиков, они встретились, и Володя, как бы между прочим, сказал:
— У меня есть лишний билет в кино… Пойдем?
— Пойдем.
Они вышли вместе. Люся неторопливо направилась вдоль скверика, Володя молча следовал на полшага сзади.
С этого дня Володя стал заходить к Люсе домой. Усядется на табуретке возле стола и просидит этак молчком весь вечер.
— Ну, что новенького, механик? — шутливо спрашивала Тоня. — Скоро мне электроножницы направишь, или главного просить?
— Направлю, завтра направлю. За вами разве успеешь! Только сделаешь, а вы уж ломаете.
— А ты сделай на совесть, тогда надолго хватит.
Потом Володя перестал заходить, а Люся, едва прибегала с работы, тотчас переодевалась и уходила из дому. Возвращалась за полночь, когда Тоня уже спала. Тихонько снимала туфли у дверей, чтобы не стучать по полу, раздевалась, не зажигая света, ложилась рядышком с Тоней и засыпала блаженным сном.
Новая жизнь подхватила Люсю и закружила в своем водовороте. Она подолгу теперь стала засиживаться перед зеркалом, придумывая различные прически и рассматривая свои пополневшие руки. Могла с упоением разглядывать свои стройные ноги в новых туфлях, поставив небольшое зеркало на пол.
Деревенская девчонка, она совершенно теряла голову от шума и суеты городской жизни. Ходила все дни в каком-то приподнято-возбужденном настроении: часто беспричинно улыбалась, то вдруг начинала вальсировать по комнате в неудержимом веселье, то неожиданно становилась грустной и долго сидела в молчании, подавляя вздохи.
Когда подруги на фабрике заводили разговор о нарядах, о новых модах, Люся жадно ловила каждое их слово. У нее появилось желание ходить по магазинам, подолгу простаивать у витрин…
В дни зарплаты Люся подсаживалась к Тоне и вкрадчиво говорила:
— Знаешь, Тонечка, какой красивый креп-жоржет есть?! Майка сшила себе кофточку, очень симпатичная получилась, — и она выжидающе смотрела на сестру.
Тоня понимала, к чему этот разговор.
— Ну и лиса! Ладно, купи уж. Молодость!
Со следующей получки Люся подговаривалась уже к чему-нибудь другому, и Тоня снова давала деньги из «общей кассы». Себе она покупала вещи очень редко и то самое необходимое.
Была у Тони заветная мечта — купить ножную швейную машину. Она ясно не знала, зачем ей нужна машина: ведь все, что ей было нужно, она могла пошить у себя на фабрике. Вероятно, это желание было оттого, что мать всю жизнь мечтала о такой машине, но так и не имела ее. Тоня делала сбережения, и денег уже почти хватало. Но их пришлось потратить на Люсю. У нее не было ни пальто, ни платья хорошего. «Ничего, — думала Тоня. — Вот Люську бы одеть, а там не на одну еще машину заработаю…»
Как-то раз, перебирая в сумке, в которой обычно они держали деньги, Тоня не досчиталась пятидесяти рублей. Об этом она сказала Люсе.
— Я капрон себе купила! — вспыхнула Люся. — Что уж, я не имею права со своей зарплаты купить себе вещь?
— Нет, отчего же, можешь, — сдержанно ответила Тоня. — Я просто поинтересовалась, может, где затерялись.
Поведение сестры начинало беспокоить Тоню. Люся стала раздражительной, домой возвращалась очень поздно.
Однажды, когда Люся пришла во втором часу ночи, Тоня сказала ей:
— Ты уже взрослая и должна меня понять. Допустим, ты любишь Володю, и он любит тебя. Все это очень хорошо. Но девушке нужно себя держать поскромней и возвращаться домой пораньше.
— Ты завидуешь мне! — раздраженно ответила Люся. — Да, да! Завидуешь. Я уже не маленькая, когда хочу, тогда и прихожу.
Тоня ничего не ответила.
Спать Люся легла отдельно, на сундуке, подстелив под бок старое пальто и укрывшись шерстяной кофтой.
* * *
Ночи стали совсем короткие. Вечерняя зорька, не успев угаснуть, крадучись по-над горизонтом, перекочевывает на восток и зажигает новый день.
Тоня не спала почти всю ночь. Она очень много передумала, и думы будоражили голову, выхватывая то картины из прошлого, то из настоящего, и уносились в будущее. Вспоминала свое далекое детство, родное село и мать в простом деревенском платье, сидящую на невысоком тесовом крылечке, выскобленном до желтизны. В руках у нее быстро-быстро мелькают блестящие стальные спицы — вяжет носки, такие мягкие и теплые, что даже в самый лютый мороз в них не стынут ноги. А рядом возле крылечка еще совсем маленькая Люська. Она вытягивает ручонки с растопыренными пальчиками, бегает за козленком, привязанным за колышек, стараясь схватить его, а козленок убегает и тоненько верещит… Как это было давно!.. И Люська уже выросла… Мама всегда старалась, чтобы она не испытывала трудностей, не чувствовала нужды… Разве не ради этого в трудную годину Тоня уехала в большой город, где у нее не было не только родных, но даже знакомых. Да и город-то настоящий она видела впервые в жизни.
Поначалу жила в няньках в семье военного врача. Потом Евгения Борисовна, жена врача, через знакомую портниху устроила Тоню в швейную мастерскую, где научилась шить солдатское обмундирование…
…Вечером, уже за порогом, Люся сказала:
— За зеркалом на тумбочке тебе письмо, кажется, от Алексея. Меня сегодня домой не жди. Я иду к подруге на вечер. — Захлопнула дверь и ушла.
Тоня взяла письмо (оно действительно было от Алексея), торопливо распечатала и начала читать. Каждым раз, распечатывая его письма,
