Марина Саввиных - «ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.
Мне вспоминается и последняя моя встреча с Львом Ивановичем. Выше я упоминал о трагедии в судьбе Ошанина. Да такое, к несчастью, случилось. Общеизвестно, что творческие натуры острее чувствуют и позитивные и негативные стороны нашей противоречивой жизни. Жертвой именно этого обстоятельства стала Елена Успенская. Она покончила с собой.
Злые языки истолковали причину её смерти по-своему. Мол, вот до чего довел Леночку флирт мужа со слабым полом. Видите, даже доброе качество души сплетники готовы осквернить и растоптать. Да, Лев Иванович — видный и влюбчивый мужчина. Разве это плохо, особенно для поэта?
Елену Борисовну сгубил острый приступ застарелой болезни. Об этом свидетельствует заключение прокуратуры.
Но сколько несправедливых упреков пришлось выслушать Ошанину! И об одном тяжелом для него случае мне хочется рассказать напоследок. Но пусть читателей не удивляет мое восприятие последней встречи с поэтом. Комическое зачастую соседствует с трагическим.
В поселке Шушенском, месте ссылки Ленина в Сибирь, проводился фестиваль искусств, на который приглашались авторы и исполнители песен, рассказов, миниатюр. Первой была названа фамилия хорошо известного у нас поэта Ошанина. Одновременно с ним был приглашен композитор Эдуард Колмановский, написавший музыку к стихам Льва Ивановича «Бирюсинка», «Таежный вальс», «Наш Енисей».
Эти двое и открывали фестиваль. И в тот момент, когда они поднялись на сцену, там же появился артист Андрей Гончаров, тоже участник праздника. Он опередил своих коллег в обращении к публике.
— Дорогие друзья! Я взываю к вашей совести! — закричал Гончаров. — Нельзя давать слово убийце невинной женщины! Вот он, погубитель Елены Успенской! — и указал пальцем на Ошанина.
Началось невообразимое. Первым в обморок упал Эдуард Колмановский. За ним случилась истерика с исполнительницей песен. Потом разрыдался сам Лев Иванович. Вызвали «скорую помощь». Кому-то впрыснули лекарство прямо на сцене, кого-то увезли.
Обо всем этом я узнал от Ошанина в Красноярске. У меня в кабинете раздался звонок телефона и, сняв трубку, я услышал взволнованный голос Льва Ивановича:
— Толя! Мы в гостинице «Север». Нам плохо.
Кто «мы» и почему «плохо», я понял лишь в номере, занимаемом Ошаниным. Мой друг представил мне своих спутников:
— Это — Эдик, а это — моя супруга Галя.
Колмановский в одежде и обуви валялся в разобранной постели. Он был почти невменяем. Он выкрикивал бессвязные слова, смысла которых я не мог уловить:
— Если дяде не дадут премию, я… Мне будет конец! Я этого не переживу!
Поэт коротко рассказал о случившемся на фестивале. Что же касается теперешних выкриков Колмановского, то дело в следующем. Родного дядю Эдика представили к Сталинской премии за какое-то техническое новшество. Послали в киоск за газетой.
— А это моя женушка Галя — _Лев Иванович вторично представил юную жену.
Мне приветливо улыбалась броская красавица, раза в три, а то и в четыре моложе Ошанина. Он поцеловал её в румяную щечку. Даже в этой, далеко не простой, ситуации поэт остался самим собой.
— Я купил ей в подарок вьетнамские шахматы! — с гордостью сказал он.
— Вы интересуетесь этой игрой? — спросил я, начиная разговор с Галей.
— Нет! — брезгливо поморщилась она.
— Но в магазине ничего нет, кроме шахмат! — удивился Ошанин.
Принесли «Правду». В списке лауреатов мы отыскали имя везучего дяди. Только тогда Колмановский подал некоторые признаки жизни. И мы долго торжествовали по этому случаю. Всем стало хорошо.
Театр одного актера
Надо признать, что внешне он выглядел куда как эффектно. Открытое лицо азиатского типа с не очень узкими глазами, но с высоким лбом мыслителя. Роста был среднего, умеренной полноты, элегантен, особенно когда надевал полувоенный костюм из легкого английского сукна защитного цвета. Если же охарактеризовать его внешность двумя словами, то в ней была удачная смесь средневекового хана и советского служащего послевоенного типа. И общей картины нисколько не портила присущая простому кочевнику некоторая заторможенность в жестах. Он не спешил с ответной реакцией на чьи-то слова и поступки. У нас, русских, это называется семь раз отмерь и один раз отрежь.
А внутренним содержанием он соответствовал своему имени Власий, редкому в наши дни. Но его называли Власом, так было удобнее для людей и для него самого. Как говорится, чем короче, тем лучше. Тут важнее не форма имени, а его содержание: Власий — покровитель скота в православной мифологии. Для потомственного кочевника нет лучшего призвания, чем это. Он был рожден для защиты интересов степняков и гордился своим предназначением.
Но как выяснилось, это был не единственный его талант. Он любил жизнь, а еще больше людей. Он готов был вникать в существо многочисленных просьб, исходивших от простонародья, и хоть чем-нибудь да помочь каждому из просителей. Делалось это не для общественной показухи, а от всего сердца, открыто и как бы между прочим. Смотрите, мол, какой я, и другим никогда не буду. И принимайте меня таким, как есть.
Все эти качества были не очень свойственны руководителям его масштаба. Во власть тогда шли чванливые и жесткие душой натуры. Они предпочитали не выслушивать людей до конца, а делать им, что называется от ворот поворот. И это считалось закономерным: власть держалась на показном авторитете и безотчетном страхе народа перед большевистской верхушкой.
Олицетворением её служили маленькие божки, которые, впрочем, довольно часто появляются и процветают и теперь в автономных национальных образованиях. Ничего не скажешь — восток. И он дело не столько тонкое, сколько традиционное. Не так-то просто поломать установившийся извечный порядок в отношениях власти с народом.
К руководству Хакасией Влас пришел в начале пятидесятых сперва председателем облисполкома товарищем Колпаковым, затем — им же, но секретарем областного комитета партии. Злые языки шептались о его незавидной роли в репрессиях тридцатых и сороковых. Мол, потому и сделал такую карьеру, что сочинял доносы и судил неугодных ему людей. В этих слухах была лишь часть правды. Да, он работал судьей и отправлял преступников в тюрьму, но это была его профессия. Закон есть закон.
Но кто заставлял его до полуночи забивать козла под грибком нашего общего двора? Компания собиралась пестрая и он не боялся потерять уже установившийся свой авторитет, грохая по столу костяшками домино. Бывало, людям давно пора спать, а мы никак не расходились по квартирам. Случалось, с какого-нибудь балкона да и падало во двор сердитое замечание:
— Надоели, черти полосатые!
Но, как правило, следом доносилось:
— И вы там, Влас Иванович? Играйте, играйте себе на здоровье! Надо же и вам отдохнуть культурно. А то всё работа да работа!
Повторяю, это было в годы резкого размежевания власти с народом. Даже сейчас трудно представить себе играющего в картишки Путина, да что там Путин! Он еще и сыграет, но ни один губернатор, ни один депутат Госдумы не сядет за игорный стол с нашим братом. Да что вы! Как можно?
И все-таки при всей многогранности дарований Власа Ивановича Колпакова, я открыл в нем еще один талант. Вот о нем-то и пойдет речь.
Мы дружили с этим человеком в мою бытность собкором краевой газеты. Работалось трудно. Главным препятствием журналистов в те годы был сбор необходимого материала. Мы не располагали никаким транспортом. Да и попутные автомобили случались редко. Иногда помногу часов стоишь где-нибудь на перекрестке дорог, пока тебя не подберет счастливчик на пропитанном бензином грузовике. Часто приходилось ездить на подводах и тащиться пешком, а область-то вон какая — восемь районов, да каких! Иной район по площади равен западным областям.
Влас Иванович знал о моих каждодневных заботах и пошел мне навстречу. Однажды осторожно предложил, как бы между прочим:
— Поехали-ка со мной, Анатолий Иванович. Интересы-то у нас одни. Посчитаешь нужным, так критикуй и меня, хитрого хакаса. Что же! Критиком больше, критиком меньше — не вижу большой разницы. И вообще-то как жить без критики? А никак. Без критики пропадешь, угодишь в полный застой, а этого делать не положено. Хотя и критика тоже не мед.
С той поры он редко когда ездил в районы без меня. Позвонят из его приемной или — был тогда и такой вариант — пришлет ко мне подвернувшегося во дворе шустрого парнишку:
— Влас Иванович едет в командировку.
Я всегда тут как тут. Садился на заднее сидение могучего красавца «Зила», и мы отправлялись в свой очередной вояж. Нас было трое и третий — совсем не лишний. Это шофер Виталий, водитель высочайшего класса. Выскочили за город, огляделись: всё в порядке. Жизнь не стоит на месте и одно это уже хорошо.
