Николай Гумилев - Том 1. Стихотворения
«Мореплаватель Павзаний…»
Мореплаватель ПавзанийС берегов далеких НилаВ Рим привёз и шкуры ланей,И египетские ткани,И большого крокодила.
Это было в дни безумныхИзвращений Каракаллы.Бог веселых и бездумныхИзукрасил цепью шумныхТолп причудливые скалы.
В золотом, невинном гореСолнце в море уходило,И в пурпуровом убореИмператор вышел в море,Чтобы встретить крокодила.
Суетились у галерыБородатые скитальцы.И изящные гетерыПоднимали в честь ВенерыТочно мраморные пальцы.
И какой-то сказкой чудной,Нарушителем гармоний,Крокодил сверкал у суднаЧешуею изумруднойНа серебряном понтоне.
Неоромантическая сказка
Над высокою гороюПоднимались башни замка,Окруженного рекою,Как причудливою рамкой.
Жили в нем согласной паройПринц, на днях еще из детской,С ним всезнающий, и старый,И напыщенный дворецкий.
В зале Гордых ВосклицанийМного копий и арканов,Чтоб охотиться на ланейИ рыкающих кабанов.
Вид принявши молодецкий,Принц несется на охоту,Но за ним бежит дворецкийИ кричит, прогнав дремоту:
«За пределами ВеледаЕсть заклятые дороги,Там я видел людоедаНа огромном носороге.
Кровожадный, ликом темный,Он бросает злые взоры,Носорог его огромныйПотрясает ревом горы».
Принц не слушает и мчится,Белый панцырь так и блещет,Сокол, царственная птица,На руке его трепещет.
Вдруг… жилище людоеда —Скал угрюмые уступы,И, трофей его победы,Полусъеденные трупы.
И, как сны необычайны,Пестрокожие удавы…Но дворецкий знает тайны,Жжет магические травы.
Не успел алтарь остынуть,Людоед уже встревожен,Не пытается он вынутьМеч испытанный из ножен.
На душе тяжелый ужас,Непонятная тревога,И трубит он в рог, натужась,Вызывает носорога.
Но он скоро рог оставит:Друг его в лесистом мраке,Где его упорно травятБыстроногие собаки.
Юный принц вошел нечаянВ этот дом глухих рыданий,И испуганный хозяинОчутился на аркане.
Людоеда посадилиОдного с его тоскоюВ башню мрака, башню пыли,За высокою стеною.
Говорят, он стал добрее,Проходящим строит глазкиИ о том, как пляшут феи,Сочиняет детям сказки.
Жемчуга
Волшебная скрипка
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,Не проси об этом счастье, отравляющем миры,Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,Что такое темный ужас начинателя игры!
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,У того исчез навеки безмятежный свет очей,Духи ада любят слушать эти царственные звуки,Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,И когда пылает запад и когда горит восток.
Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьиВ горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,И невеста зарыдает, и задумается друг.
Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищИ погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
Потомки Каина
Он не солгал нам, дух печально-строгий,Принявший имя утренней звезды,Когда сказал: «Не бойтесь вышней мзды,Вкусите плод и будете, как боги».
Для юношей открылись все дороги,Для старцев — все запретные труды,Для девушек — янтарные плодыИ белые, как снег, единороги.
Но почему мы клонимся без сил,Нам кажется, что Кто-то нас забыл,Нам ясен ужас древнего соблазна,
Когда случайно чья-нибудь рукаДве жердочки, две травки, два древкаСоединит на миг крестообразно?
Камень
Взгляни, как злобно смотрит камень,В нем щели странно глубоки,Под мхом мерцает скрытый пламень;Не думай, то не светляки!
Давно угрюмые друиды,Сибиллы хмурых королейОтмстить какие-то обидыЕго призвали из морей.
Он вышел черный, вышел страшный,И вот лежит на берегу,А по ночам ломает башниИ мстит случайному врагу.
Летит пустынными полями,За куст приляжет, подождет,Сверкнет огнистыми щелямиИ снова бросится вперед.
И редко кто бы мог увидетьЕго ночной и тайный путь,Но берегись его обидеть,Случайно как-нибудь толкнуть.
Он скроет жгучую обиду,Глухое бешенство угроз,Он промолчит и будет с видуНедвижен, как простой утес.
Но где бы ты ни скрылся, спящий,Тебе его не обмануть,Тебя отыщет он, летящий,И дико ринется на грудь.
И ты застонешь в изумленьи,Завидя блеск его огней,Заслыша шум его паденьяИ жалкий треск твоих костей.
Горячей кровью пьяный, сытый,Лишь утром он оставит домИ будет страшен труп забытый,Как пес, раздавленный быком.
И, миновав поля и нивы,Вернется к берегу он вновь,Чтоб смыли верные приливыС него запекшуюся кровь.
Одержимый
Луна плывет, как круглый щитДавно убитого героя,А сердце ноет и стучит,Уныло чуя роковое.
Чрез дымный луг и хмурый лес,И угрожающее мореБредет с копьем наперевесМое чудовищное горе.
Напрасно я спешу к коню,Хватаю с трепетом поводьяИ, обезумевший, гонюЕго в ночные половодья.
В болоте темном дикий бойДля всех останется неведом,И верх одержит надо мнойПривыкший к сумрачным победам:
Мне сразу в очи хлынет мгла…На полном, бешеном галопеЯ буду выбит из седлаИ покачусь в ночные топи.
Как будет страшен этот час!Я буду сжат доспехом тесным,И, как всегда, о coup de grâceЯ возоплю пред неизвестным.
Я угадаю шаг глухойВ неверной мгле ночного дыма,Но, как всегда, передо мнойПройдет неведомое мимо…
И утром встану я один,А девы, рады играм вешним,Шепнут: «Вот странный паладинС душой, измученной нездешним».
Поединок
В твоем гербе — невинность лилий,В моем — багряные цветы.И близок бой, рога завыли,Сверкнули золотом щиты.
Я вызван был на поединокПод звуки бубнов и литавр,Среди смеющихся тропинок,Как тигр в саду, — угрюмый мавр.
Ты — дева-воин песен давних,Тобой гордятся короли,Твое копье не знает равныхВ пределах моря и земли.
Вот мы схватились и застылиИ войско с трепетом глядит,Кто побеждает: я ли, ты ли,Иль гибкость стали, иль гранит,
Я пал, и молнии победнейСверкнул и в тело впился нож.Тебе восторг — мой стон последний,Моя прерывистая дрожь.
И ты уходишь в славе ратной,Толпа поет тебе хвалы,Но ты воротишься обратно,Одна, в плаще весенней мглы.
И над равниной дымно-белойМерцая шлемом золотым,Найдешь мой труп окоченелыйИ снова склонишься над ним:
«Люблю! Ты слышишь, милый, милый?Открой глаза, ответь мне — да.За то, что я тебя убила,Твоей я стану навсегда».
Еще не умер звук рыданий,Еще шуршит твой белый шелк,А уж ко мне ползет в туманеНетерпеливо-жадный волк.
Портрет мужчины
