Бахыт Кенжеев - Послания
7. «Приветствую тебя, неповторимый…»
Приветствую тебя, неповторимыйДимитрий Александрович. Где бродишь,где странствуешь? На бенефис в Нью-Йоркепослав тебе свой скромный сборник, яне получил ответа… Неужелине выдержал ты испытанья славой?Что ж! От Караганды до Сан-Францискогремят твои пленительные строки,стыдливые невесты преподносятсмущённым женихам твои холстыперед волшебной ночью брачных таинств,как символ высшего блаженства, Пригов.Но, заслужив всемирный сей триумфтрудом, талантом, самоотреченьем,не возгордись, не подвергай забвеньюсвоей прискорбной участи при старомрежиме, ненавидевшем искусство.Бесстрашно мы тогда одним молилисьбогам, и в зимних прериях канадскихнередко я в слезах припоминалтвои сонеты стройные, твоихгероев древних, подвиги свершавшихна красочных полотнах, в назиданьеизнеженному зрителю.Ты быледва ли не единственной опоройвеликому призванью, что корнямиуходит в наше прошлое святое,к Державину и Рокотову. Ныне,
когда заря над родиною встала,и злые модернисты, словно бесы,рассеялись, ты стал послом достойнымотечества, в развратном Новом Светевновь подтвердив свои права на титулроссийского Монтеня.Побеждённыйучитель, умилённо наблюдаюза быстрым, ослепительным восходомтвоей звезды, гласящей возрожденьевсего, что спит в измученной душеизгнанника. Я слышал, ты сейчасна родине Лукреция и Тасса —волнуйся же в предвосхищенье первыхмазков суровой, вдохновенной кисти,любуйся на Везувий, заносибестрепетным пером в бювар походныйнаброски гармонических созвучий,достойных Гоголя… Он тоже так любилИталию! Сжимая жаркий факелпоэзии, прими благословеньеканадца незатейливого. Пустьты позабыл меня, российский гений.Жизнь коротка, а творчество бессмертно.Всходи же, не колеблясь, на Олимп,где муза ждёт тебя с венком лавровым.
8. «Благодарю за весточку, мой Яков…»
Благодарю за весточку, мой Яков.Мне пишут из отечества всё реже,свои у вас заботы – после долгихдесятилетий гнусной тиранииРоссия, просыпаясь, созываетсынов трудолюбивых, чтоб онизасеяли заброшенные нивыотборным ячменём, перековалирешётки с кандалами на плуги ипаровые мельницы.В Канаде,затерянной в лесах, не понимаютвосторженности вашей – не с властямимы боремся, мой Яков, а с природойнеукротимой. Снежною зимою,бывает, дикий гризли похищаетмладенца из коляски, ураганс домов срывает крыши, алгонкинывоинственные, в перьях разноцветных,грозят набегом буйным… Третий годпоражена страна моя жестокойболезнью, Божьей карой, что с содомскимгрехом передаётся. Мужеложцев(их много здесь, по недостатку женщин)не жалко, но и честный обывательподвержен страшной хвори. Докторав отчаяньи. Девицы женихамтеперь не дарят даже поцелуев,фривольностям, изменам наступил
конец, мой Яков. Новая чумаобрушилась на бедную Канаду.Монахини смиренные – и тене ходят за больными, опасаясьзаразы. Вечерами на саняхпо городу провозят скорбный груз,прохожие шарахаются, ставнипо очереди хлопают… Ах, Яков,я так мечтал укрыться от скорбейи рока беспощадного – но всюдуГосподь напоминает нам о страшномсуде. И завсегдатай непотребныхпортовых заведений, мореходиз Сан-Франциско, Лиссабона илиАрхангельска, угрюмо пьёт в тавернесвой горький ром, не соблазняясь болекорыстными красотками. Вот так,мой добрый Яков, Божье наказаньеоздоровляет нравы…До России содомскаяедва ли добраласьпогибель. Ваш народ многострадальныйприучен к осторожности. А ты,мой мудрый химик, преданный до страстиестествоиспытательству, ночамибеззвёздными у вытяжного шкафамешаешь белый фосфор с мышьяком,с толчёной костью, с серным ангидридом,и ставишь перегонный куб голландский
на масляную баню, наблюдаяза чередой чудесных превращений,сулящих избавленье от заморскойчумы. Я верю, нищая Россиясумеет повторить свой древний подвиг,когда славянский муж в стальной кольчугенадёжной стал твердыней на путибезумных скифов…Добрый мой профессор,поторопись, а если будешь к летув Соединённых Штатах, доберисьдо Монреаля, привези и намплоды самоотверженной работы,чтобы смогла на площади Бобровойвоздвигнуть благодарная Канадатвой образ медный, с надписью по-русскии колбою химической в руке.
9. «Мой Палисандр, ахейские вершины…»
Мой Палисандр, ахейские вершиныпокрыты снегом. Золотится гладьэгейская. В безветрии застылирыбацкие суденышки. Горчатзелёные оливки, сыр овечийкрошится на пастушеской лепёшке,и амфора двуручная полнавином багровым. У твоих дверейлавр шелестит, синеет можжевельник.Мой Палисандр, мой чудный лирник, триждыизгнанник, разжигая свой очагна острове, приюте диких кози вольных муз, нашёл ли ты источникживого вдохновения? Ночамиявляется ли в хижину твоюслепая тень Гомера? Напевая,в крестьянских ты сандалиях восходишьпо горной тропке к храму Артемидыи смотришь вниз, где юная Европа,тунику скинув, плещется в заливе.Счастливая Эллада! Ей в наследстводосталась власть притягивать певцоввсей ойкумены, даже из торговойАмерики, где скрежетом прядильныхмашин и паровозными гудкамизаглушены стенанья сладкой лиры.Мой Палисандр, уже пятнадцать лет,как из славянских сумрачных пределоввернулся ты в Канаду, на свою
заснеженную родину – но вскоревзлетел, подобно вольному орлус квебекской колокольни, приземлившисьв Америке, гнезде республиканцеви атеистов. Страшную ошибкуты совершил, певец, и заплатилужасною ценой. Твоя любовьк британской королеве приводилаамериканцев в бешенство. Годамиютился ты в затерянных ущельяхВермонта, словно ссыльный, в Мичиганепромышленном, где древние лесапод топорами гибнут на потребукаретника, в Манхэттене распутном.Душа певца устала. Ты собралнехитрый скарб в мешок и отряхнулпостылый прах Америки от ногнатруженных. И пароход ревущийувлек тебя в желанную Элладу.Мой Палисандр, невольник вдохновенья!Отчизна без тебя подобна домубез алтаря. Неужто ты навекиотверг дары отечества – лапту,коньки острозаточенные, скачки,хоккейные баталии? Забыл,как поутру стреляли мы бромонтскихтетеревов, какого осетрас каноэ ты пронзил своей острогойна озере Святого Иоанна?Любимец Аполлона и Эрота!Грущу по тем мгновеньям незабвенным,
когда, склонясь на долгие моленья,ты ударял волшебными перстамипо струнам верной лиры… ТерпеливоКанада ждет возлюбленного сына,наследника Орфея, чтобы звуки,божественные звуки новых песендыханьем солнца древнего согрелидоминион недоброго Борея.
10. «Дошла ли, Рональд, до тебя моя…»
Дошла ли, Рональд, до тебя мояоткрытка из Флориды? Отчего жене отвечаешь? Впрочем, понимаю —ты устаёшь, издатель молодой.То заполночь с прекрасной Эллендеейстоишь в сыром подвале за машинойпечатною, то у наборной кассысгибаешься, безвестный просветитель…Лишь изредка, поношенный сюртукочистив щёткой от свинцовой пыли,сидишь в таверне, где звенят студентыбокалами, где пожилой тапёриграет на разбитом пианиноковбойскую мазурку да заезжийкаретник из Детройта, экипажрессорный сбыв удачно адвокатуили врачу, тоскует за седьмымстаканом джина… Ах, мой милый Рональд,ночные наши буйные пирыне повторятся – я сумел расстатьсяс грехом своим. Напрасно зазываетменя трактирщик гнусный – никогдане заложу я больше ни отцовскихчасов с цепочкою, ни образканательного. Опять читаю книги,хожу в свой департамент. К Рождествуусердие моё столоначальникотметил небольшими награднымии отпуском. Отсюда и вояж
с семейством к морю. Трое долгих сутокпромаялись мы в поезде железнойдороги, поражаясь, как огромнаАмерика. От лиственниц канадскихдо мексиканских кактусов привольнораскинулась могучая держава,великодушно давшая приютдесяткам тысяч беженцев российских.И наконец, пред нами океанзасеребрился! После Вашингтоначиновного и шумного Нью-Йоркатак странно было видеть обнажённыхдетишек смуглокожих, крыши редкихрыбацких деревушек, пеликанов,летящих стаей, с полными мешкамипод клювами… Наш постоялый двор,весь в пальмах и бананах, целый деньвесёлые торговцы осаждалии рыбаки. Один тебе омарапротягивает страшного, другой —акулу свежепойманную, третий —жемчужину, добытую на днетропического моря… Ты слыхал лио Микки-Маусе, Рональд? Христианстводо этих мест ещё не добралось,туземцы поклоняются большомумышонку с человеческим лицом.Жрец низкорослый, в полотняной маскемышиной и оранжевых штанах,
с доверчивых креолов собираетположенную дань – а в воскресенье,бывает, Рональд, целый сонм боговязыческих беснуется в округе,бьют в барабаны, крякают и лаютнечистые чудовища, лишь к ночирасходятся, и ласковое солнцесадится в океан тёмно-багровый…Ну, до свиданья, друг мой, до свиданья.Жду в гости – только виски из Кентукки,британский джин и хлебное винооставь в своей квартире холостяцкой.И знаешь что? Не брал бы ты в дорогуроманов современных. Захирелалитература русская. Возьмизачитанного Битова, Цветкова,Жуковского. Наговоримся всластьо прелестях словесности старинной.
11. «Привет тебе, печальный пересмешник…»
