Ингеборг Бахман - Воистину
ПТИЦА МОЯ{10}[29]
Вот что еще будет: руиныв сумраке снова тонут,сонный напиток лесами им приготовлен,часовые покинули башню, равнодушно глаза совысмотрят вниз. Ее взгляд неподвижен.
Вот что еще будет: знаешь,птица моя, свой срок, — окруженная пеленой,ты в тумане летишь ко мне.
Мы с тобою глядим сквозь чад, населенный сбродом,знак подам, и ты взмоешь вверх,вихрем закружатся перья.
Друг мой седой на плече, покрытое перьямиоружие, единственное мое оружие!Единственное украшение: слепота и перья твои.
Если в танце на иглах под деревомкожа моя пылает,пряными листьями манит менякуст, касаясь бедра,локон мой пляшет,качаясь, исходит влагой —сбросит звезда обломкипрямо в волосы мне.
Если в дыму как в шлемезнаю, что еще будет,птица моя, талисман, посланница ночи,если горю я в ночи —треск в темноте раздается,я из себя самой высекаю искры.
Если все так же горю я,возлюбленная огня,и смола уже проступает на бревнах,сочится из раны и теплойпаутиной оплетает землю,(даже если у ночи ты выкрадешь сердце мое,птица моя, птица веры и птица верности!)башня выйдет на свет —и ты сохранишь ее в мягкомвеликом покое.Вот что еще будет.
CURRICULUM VITAE
Lang ist die Nacht,lang für den Mann,der nicht sterben kann, langunter Straßenlaternen schwanktsein nacktes Aug und sein Augschnapsatemblind, und Geruchvon nassem Fleisch unter seinen Nägelnbetäubt ihn nicht immer, о Gott,lang ist die Nacht.
Mein Haar wird nicht weiß,denn ich kroch aus dem Schoß von Maschinen,Rosenrot strich mir Teer auf die Stirnund die Strähnen, man hart' ihrdie schneeweiße Schwester erwürgt. Aber ich,der Häupding, schritt durch die Stadtvon zehnmalhunderttausend Seelen, und mein Fußtrat auf die Seelenasseln unterm Lederhimmel, aus demzehnmalhunderttausend Friedenspfeifenhingen, kalt. Engelsruhewünscht' ich mir oftund Jagdgründe, vollvom ohnmächtigen Geschreimeiner Freunde.
Mit gespreizten Beinen und Flügeln,binsenweis stieg die Jugendüber mich, über Jauche, über Jasmin ging'sin die riesigen Nächte mit dem Quadrat —wurzelgeheimnis, es haucht die Sagedes Tods stündlich mein Fenster an,Wolfsmilch gebt mir und schüttetin meinen Rachen das Lachender Alten vor mir, wenn ich in Schlaffall über den Folianten,in den beschämenden Traum,daß ich nicht taug für Gedanken,mit Troddeln spiel,aus denen Schlangen fransen.
Auch unsere Mütter habenvon der Zukunft ihrer Männer geträumt,sie haben sie mächtig gesehen,revolutionär und einsam,doch nach der Andacht im Gartenüber das flammende Unkraut gebeugt,Hand in Hand mit dem geschwätzigenKind ihrer Liebe. Mein trauriger Vater,warum habt ihr damals geschwiegenund nicht weitergedacht?
Verloren in den Feuerfontänen,in einer Nacht neben einem Geschütz,das nicht feuert, verdammt langist die Nacht, unter dem Auswurfdes gelbsüchtigen Monds, seinem galligenLicht, fegt in der Machttraumspurüber mich (das halt ich nicht ab)der Schlitten mit der verbrämtenGeschichte hinweg.Nicht daß ich schlief: wach war ich,zwischen Eisskeletten sucht'ich den Weg,kam heim, wand mir Efeuum Arm und Bein und weißtemit Sonnenresten die Ruinen.Ich hielt die hohen Feiertage,und erst wenn es gelobt war,brach ich das Brot.
In einer großspurigen Zeitmuß man rasch von einem Lichtins andre gehen, von einem Landins andre, unterm Regenbogen,die Zirkelspitze im Herzen,zum Radius genommen die Nacht.Weit offen. Von den Bergensieht man Seen, in den SeenBerge, und im Wolkengestühlschaukeln die Glockender einen Welt. Wessen Weltzu wissen, ist mir verboten.
An einem Freitag geschah's— ich fastete um mein Leben,die Luft troff vom Saft der Zitronenund die Gräte stak mir im Gaumen —da löst* ich aus dem entfalteten Fischeinen Ring, der, ausgeworfenbei meiner Geburt, in den Stromder Nacht fiel und versank.Ich warf ihn zurück in die Nacht.
О hätt ich nicht Todesfurcht!Hätt ich das Wort,(verfehlt ich's nicht),hätt ich nicht Disteln im Herz,(schlug ich die Sonne aus),hätt ich nicht Gier im Mund,(tränk ich das wilde Wasser nicht),schlug ich die Wimper nicht auf,(hätt ich die Schnur nicht gesehn).
Ziehn sie den Himmel fort?Trüg mich die Erde nicht,lag ich schon lange still,lag ich schon lang,wo die Nacht mich will,eh sie die Nüstern blähtund ihren Huf hebtzu neuen Schlägenimmer zum Schlag.Immer die Nacht.Und kein Tag.
CURRICULUM VITAE{11}[30]
Ночь нестерпимо долга,невыносимо долгатому, кто никак умереть не может.Мечется средь фонарейосоловелый глаз,прокуренный, выцветший глаз.Мысль вопреки всемуярится, пульсирует, бьется.О боже!
Что-то волосы мои не седеют.Взвизгнули тормоза.Я выпросталась из-под шипящих колес.Заря измарала мой лобметой черного дегтя.Но с бесшабашностью заправилыя зашагала по городу,где ютились сотни тысяч сердец,словно мокриц, топча их ногамиили залихватски подбрасывая их к низкомукожаному небу, с которого нелепо свисалитрубки мира. Холодно. Зябко.Как давно мне мечталось поохотиться вволю,вскрикивая от дикой радости.
Распластав крылья,не по годам мудрая,на меня навалилась юность.Жасмин…Навозная жижа…Огромные ночи…Квадратные корни таинств…Сага смерти часами дышит в мое окно.Волчье молоко и смех моих предковльются мне в горло.Шелест фолиантов.Постыдные сновиденья.Дремота.Рука теребит бахрому шали.
Наши матери тоже рисовали себекогда-то будущее своих мужей.Они виделись им могучими,немногословными,революционерами… но прежде всего —в саду, мирно склоненныминад рыжими сорняками,рядышком со своими детишками.Мой грустный отец, что ж ты тогдавсе больше молчал и не думал о том, что случится?
Дьявольски долга ночь,заброшенная среди молчащих орудий,среди огненных фонтанов.Желтушная луна изливаетна землю желчь.Ветер заметает следы мирозданья.И над моей головой с грохотом проноситсядрандулет приукрашенной истории.(Так больше я не могу.)Может, все это сон? Нет, я не сплю.Пробираясь сквозь ледяные скелеты,ищу дорогу домой.Наконец-то! Ноги и рукиобмотаю плющом, щербатыеруины по-хозяйски побелюзаходящим солнцем.И, хлеб восхвалив, надломлю его.
Быстротечно время.Поэтому надо уметь вовремяпереместиться из стороны в сторону,из страны в страну.Острие циркуля вонзается в сердце.Как долог, как бесконечен радиус ночи.Ввысь! С гор хорошо видныозера, в которых отражены горы.На колокольне небараскачиваются колокола неизвестногомне мира. Чей этот мир —мне никто не ответит.
Это было в пятницу.В пост.(Воздух пропитан настоем лимонов.)Подавившись рыбьей костью,я вытащила из распластанной рыбыкольцо. Когда я появилась на свет,его бросили в ночь и оно потонуло во тьме.И я снова швырнула его назад,в темень, в ночь.
О, если б не мытарил меня страх смерти!Было б при мне Слово.(И тогда ничего не страшно.)Если б не впивались в мое сердце шипы(я б солнце смахнула с неба).Если б не мучила меня жажда(не манила бы меня к себе тогда колдовская вода),не смогла бы я поднять веки(не маячила бы тогда предо мной веревка).
Уносятся прочь небеса.Если б земля меня не держала,я бы давно умолкла навеки,смиренноотдавшись вечности.А пока что ночь раздувает ноздрии поднимает копыто,готовясь к удару.К жестокому, злому удару.И только ночь вокруг.И дня никак не дождаться.
DIE BLAUE STUNDE
Der alte Mann sagt: mein Engel, wie du willst,wenn du nur den offenen Abend stillstund an meinem Arm eine Weile gehst,den Wahrspruch verschworener Linden verstehst,die Lampen, gedunsen, betreten im Blau,letzte Gesichter! nur deins glänzt genau.Tot die Bücher, entspannt die Pole der Welt,was die dunkle Flut noch zusammenhält,die Spange in deinem Haar, scheidet aus.Ohne Aufenthalt Windzug in meinem Haus,Mondpfiff — dann auf freier Strecke der Sprung,die Liebe, geschleift von Erinnerung.
Der junge Mann fragt: und wirst du auch immer?Schwör's bei den Schatten in meinem Zimmer,und ist der Lindenspruch dunkel und wahr,sag ihn her mit Blüten und öffne dein Haarund den Puls der Nacht, die verströmen will!Dann ein Mondsignal, und der Wind steht still.Gesellig die Lampen im blauen Licht,bis der Raum mit der vagen Stunde bricht,unter sanften Bissen dein Mund einkehrtbei meinem Mund, bis dich Schmerz belehrt:lebendig das Wort, das die Welt gewinnt,ausspielt und verliert, und Liebe beginnt.
Das Mädchen schweigt, bis die Spindel sich dreht.Sterntaler fällt. Die Zeit in den Rosen vergeht: —Ihr Herren, gebt mir das Schwert in die Hand,und Jeanne d'Arc rettet das Vaterland.Leute, wir bringen das Schiff durchs Eis,ich halte den Kurs, den keiner mehr weiß.Kauft Anemonen! drei Wünsche das Bund,die schließen vorm Hauch eines Wunsches den Mund.Vom hohen Trapez im Zirkuszeltspring ich durch den Feuerreifen der Welt,ich gebe mich in die Hand meines Herrn,und er schickt mir gnädig den Abendstern.
СИНИЙ ЧАС{12}[31]
