Ли Бо - Стихи в переводе Сергея Торопцева
С Постигшим истину пьем в горах
Мы пьем с тобой в горах среди цветов —Фиал вина, еще, еще один…Иди к себе, а я уж спать готов[116],Вернешься завтра с семиструнной цинь.
733 г.
В маленьких трактирчиках при дороге обычно подавали местное вино, и в каждом новом месте Ли Бо устраивал дегустацию, выберет то, что понравилось, — и торопит принести сразу целый кувшин. За окном поднимались вверх зеленые склоны, на ветках весело щебетали птицы, словно бы беседуя с поэтом, весной на миг раскрывались яркие цветы, к лету уже роняя лепестки, а осенью скукоживались травы, и в созвучии с этими природными ритмами жил поэт. Не всякое вино вдохновляло, но порой он легко импровизировал что-то с учетом местных реалий и стремительной кистью оставлял четверостишие на стене кабачка.
Жду не дождусь вина
Кувшин обвязан шелка лентой черной,Не медли, парень, поскорей налей.Кивают мне цветы со склонов горных —Настало время чаше быть полней.Так выпью у окна в закатном свете,Ко мне заглянет иволга опять.Хмельной гуляка и весенний ветер —Друг другу мы окажемся под стать.
733 г.
Особенно проникновенно раскрывалась хмельная картина, если ее окрашивала глубокая меланхолия одиночества. Хотя Ли Бо постоянно окружали друзья и приятели (по крайней мере, до тех пор, пока на него не обрушилась высочайшая опала) и он, судя по стихам, явно оказывался душой компании, но, видимо, тщательно скрываемое внутреннее ощущение поэта близко к тому, о чем проговорился Надсон: «Наиболее одиноким я чувствую себя в толпе».
В одиночестве пью вино
Ведь даже травы по весне растутНаперебой у Яшмовой палаты[118],А мне ветра весны тоску несут,И сединой виски мои объяты.Со мной в компании лишь только тень,Хмельная песня в рощи улетает.О чем шумите, сосны[119], целый день?По ком тут ветер меж ветвей рыдает?Взошла луна, и я пустился в пляс,Запел, на цинь перебирая струны.Кувшин вина меня один лишь спас,Не то заполнился б тоской угрюмой.
737 г.
Весенним днем в одиночестве пью вино
1
Восточный ветр весны летит, душист,Напоены весною ручейки,Ложится солнца луч на каждый лист,И в воздухе порхают лепестки.В гнездовьях стаи птиц всегда живут,Приветит тучку опустевший склон:Всем есть где преклонить свою главу,Лишь я для одиночества рожден.И потому я под луной готовХмельные песни петь среди цветов.
2
Лелея мысль о Пурпурной Заре[120],О бытии на дальних берегах,С вином в руке я на пустой гореЗабудусь на мгновение в мечтах.Перебирая струны под сосной,Смотрю на отдаленные хребты,В закате тучка скрылась за горой,Исчезли птицы в мраке пустоты…Да только этот дивный край, боюсь,Осенняя к утру объемлет грусть.
737 г.
Разгоняю грусть
Протрезвел я в цветах, а вокруг уже ночь,Лепестков облетевших одежда полна.Вдоль ручья побреду я куда-нибудь прочь,Где ни птиц, ни людей, только в небе луна.
Что мрак ночной, когда вино со мной!Когда я весь — в опавших лепестках!Я по луне в ручье бреду, хмельной…Ни в небе птиц, ни путников в горах.
733 г.
Первый брак Ли Бо оборвался в конце 730-х годов, когда семья уже перебралась в город Яньчжоу на востоке территории Лу (совр. пров. Шаньдун), отодвинувшись к северу от Вечной реки. В конвульсиях преждевременных родов госпожа Сюй умерла. Мальчику дали имя Боцинь в честь первого правителя древнего царства Лу. Детям нужна была женская рука, и вскоре Ли Бо сошелся с соседкой, с чьим отцом они познакомились за чаркой вина в местном трактире. Увы, официальным браком это не стало — уж слишком вздорной оказалась женщина, не провидевшая высочайшего предназначения Ли Бо. Поэт заклеймил ее кличкой недальновидной «майчэневой жены» в стихотворении, написанном в день получения долгожданного вызова к императору и восторженно рисующем сценку будущего возвращения Ли Бо к семье — уже важным государевым сановником.
Перед отъездом в столицу прощаюсь в Наньлине с сыном
Настоянным вином вернусь я в этот дом,Откормленным гусем, жирующим в полях!А ну-ка, все за стол! Где курица с вином?Все бросятся ко мне, и радость в их речах,Не только пьем поем, услада для души,Наш танец горячей лучей в закатный час…Ну, а теперь коня хлестну, чтоб поспешитьВ столичный град. Увы, случилось лишь сейчас!Майчэнева жена совсем была глупа[122].Пора сказать семье прощальные слова,С улыбкой выйду в путь, ведет меня судьба,Я горд собой, ведь я не сорная трава!
742 г.
Но вернемся к Янцзы и в г. Юйчжан, почти напротив Аньлу, только на южном берегу Реки, завершим «брачную тему» Ли Бо. Потому что в 744 году он женился на госпоже Цзун из весьма сановитого рода, образованной, неглупой женщине и при этом прекрасной кулинарке, которая сразу пленила изысканного поэта местным деликатесом — маринованным карпом с обжаренной золотистой корочкой. По стихам Ли Бо видно, что брак их был исполнен чувств и гармонии. Дом свой они обустроили в Юйчжане.
С Осеннего плеса — жене
Я сегодня поеду в Сюньян[124] —Лишних тысяча ли расстоянье.Встречу в лотосах светлую рань,Напишу «Громовое посланье»[125].Много в жизни печали и слез,Но разлука — особого рода,С той поры, как уехал на Плес,Писем с севера жду уж три года.У меня седина на висках,На лицо не приходит улыбка.Наконец, повстречал земляка,И в руках «пятицветная рыбка»[126] —Золотистой парчи письмена:Как Вы там, вопрошаешь ты чутко…Круч отвесных меж нами стена,Но она не преграда для чувства.
755 г.
Посылаю жене стихотворение о растроганном хозяине и ласточках, улетающих с Осеннего плеса
Уж иней пал на чуские леса[127] —Холодной осенью пахнуло разом,Все золотит осенняя краса,Зеленое скрывается под красным.Прощайте же, певуньи под стрехой,К себе летите в северные дали.Увидитесь ли вы еще со мной?Вернетесь ли туда, где вас так ждали?Ужель забудется сей дивный дом,Проститесь навсегда с жемчужной шторой?Не птица я, уж не взмахну крылом,Чтобы лететь в незримые просторы…Вложу в письмо свое тяжелый вздохИ неудержный слез моих поток.
755 г.
А когда Ли Бо, наветно осужденный, едет в ссылку на западную окраину империи (г. Елан близ совр. г. Гуйчжоу), ему кажется, что все рухнуло, он в отчаянии, друзья демонстративно отвернулись от него, и даже письма из дома, из Юйчжана, не приходят. Он еще не знает о близкой амнистии, но даже и она не вернет его к прежним «служивым» устремлениям, и в одном из стихотворений этого периода Ли Бо напишет о «корнях», которые, как он понял, необходимо пустить в «родном саду», то есть в домашнем очаге.
С пути на юг в Елан посылаю жене
За небом Елан. Как же ты от меня далека!Наш лунный холодный шатер[128] опустел так нежданно!Вон к северу гусь возвращается сквозь облака,Он мне не принес долгодожданных вестей из Юйчжана.
759 г.
А это написано уже в Юйчжане. Позади остались надежды и разочарования, душа не рвется в даль, а лишь вспоминает и дает советы. Настоящего нет, осталось лишь прошлое и будущее в заоблачных высях, где Чуский Безумец уже видит себя.
На западе Цзяннани провожаю друга в Лофу
И пять вершин на бреге Гуй-реки[131],И пик Хэншань[132], что на Цзюи глядит, —От мест родных в Аньси[133] так далеки…Куда скитальца может занести!Печаль одела в белое Пэнли[134],На отмелях осенний мрак и хлад.Мечтанья о бессмертии ушли,Мне не вдыхать Пурпурный Аромат[135].От царской службы я освобожден,Как Чао, как Бо И[136], нас скроет грот,Уходишь ты к Лофу на горный склон,Меня покой горы Эмэй[137] влечет.Дорога между нами пусть длинна,Напомнит друга лунный блеск ночей.Ищи Безумца Чуского[138] меняВ благоуханье яшмовых ветвей[139].
760 г.
