Маргарита Агашина - Бабья доля (сборник)

Арбуз

Михаилу Луконину

Морозным ветреным снежкомс утра хрустит базар.Старик накрыл большим мешкомтугой зелёный шар.

Обтёр заиндевелый усозябшею рукойи закричал:– А ну, арбуз,арбуз, смотри какой!

К нему – народ со всех сторон.Старик твердил:– Бери!Но кто-то громко крикнул:– Он, поди, пустой внутри!

И в тот же мигна этот крик,как коршун,кинулся старик.

Сказал негромко:– Врёшь!Сказал и вынул нож.

Как он успел?И как он смог?В какой зелёный круглый бокударил сгоряча?Но – хлынул на снегалый сок!И всем почудилось:у ногне снег, а золотой песок —далёкая бахча.

Арбуз лежал передо мной,и сочен, и багров,как щедрый августовский знойБыковых хуторов.

Арбуз лежал,живым огнём —огнем земли горя.И тихо таяли на нёмснежинки декабря.

Карнавал

Четвёртый класс голосовал:на ёлке будет карнавал!

А чтобы не было у насни скучных, ни угрюмых,голосовал и пятый класс,что все придут в костюмах.

Но тут Наташа поднялась:– Ведь мы уже не третий класс,пора сказать мальчишкам:они на празднике у насзастенчивые слишком.

Давайте так голосовать:чтоб всем мальчишкамтанцеватьна нашем карнавале!Все «за» голосовали.

Летели дни, летели дни.Декабрь – на что уж долог,но он прошёл,и вот – огнизажглись на ветках елок.

И все пришли на карнавал,и всяк друг друга узнавал:

– Посмотрите, это ктов старом Мишкином пальтои в медвежьей маскезакружился в пляске?Он не Букин Мишка —он косолапый мишка!

– Что случилось, что случилось?Что с Маринкой получилось?Была, была Маринкойи сделалась снежинкой!

А 5-й «А» был так хитер —он все решал без споров.В нём каждый мальчик —мушкетёр.Смотрите, входят в коридорпятнадцать мушкетёров!

Они идут, чеканят шаг.И зал наполнен звоном шпаги песней о сраженьях.У них и шпоры, и усы!Девчонки от такой красызастыли без движенья.

А Пете не нужны усы.А Пете что —надел трусы,взял штангу из картонаи ленту чемпиона:

он самый толстый ученикиз всех четвертых классов.Вошёл – и все узнали вмиг,что это – Юрий Власов.

Приятно видеть силача!Но тут, сапожками стуча,вошла другая маска:из-под фуражки на вискивыглядывают колоски,в руках баранок связка.

И всё.И больше ничего!Но на рубашке у него,на самом видном месте,большая цифра – «двести».

И все кричат: – Соображай,он – сталинградский урожай!Вот молодец, Сережка!Дай бубличка немножко!

Сережа пел и танцевали всем баранки раздавал,и все смеялись, ели,присев у самой ели.

И пели песни – все подряд!Такой весёлый маскарадпридумали ребята.А коль у васи в этот разскучал на ёлке целый класс, —так виноват любой из вас,а я не виновата!

Какие у тебя мечты?И кем придёшь на праздник ты:ромашкой в белых лепестках,Снегурочкой, метелью?Но только знай:в твоих рукахживёт твое веселье.

Из «корейского» цикла[1]

Я люблю тебя, Корея!

Лето начинается в Корее.Солнце поднимается всё выше.И уже уходит торопливонежная восточная весна.

Тёплыми июньскими ночамимайский жук ещё стучится в окна,и, из сил последних выбиваясь,белые акации цветут.

Белые медовые деревья —словно снега первого охапки,словно пену горного потокаветры разбросали по ветвям.

Вечерами прячутся за лесомбелые тяжёлые туманы.Тихо выплывает из-за сопкимедленное зеркало луны.

Белые одежды кореянок —от луны они ещё белее!Тихо замирает в отдаленьеласковая песня «Ариран».

Смуглые корейские поэтымне опять рассказывают нынчедревние легенды о драконах,сказки о красавицах лесных.

Я давно уже не сплю ночами.Но не сладким запахом акацийи не влажной свежестью рассветовсердце переполнено моё.

Я живу – смотрю, запоминаюне глазами, не умом, а сердцем.Будущая книга о Корее —я живу и думаю о ней.

Думаю о ней, как о ребёнке:пусть он не успел ещё родиться,но уже колотится под сердцем,с каждым днем дороже становясь.

И как имя будущему сыну,книге я придумываю имя.Имя – «Я люблю тебя, Корея».Так я эту книгу назову.

«Среди пыльных стеблей гаоляна…»

Среди пыльных стеблей гаолянапритаились, почти невидны,глинобитные стены землянок,сохранившихся после войны.

Ребятишки играют у входа,над травой голосами звеня…Сталинград сорок третьего годаиз землянок взглянул на меня.

А вдоль новых проспектов Пхеньянаэлектричество вечер зажёг.И трепещет над башенным краномот дождей полинялый флажок.

От тумана вечернего сыро,отразились в асфальте огни.Сталинградскую улицу Мирамне напомнили нынче они.

Памятник советским морякам

Сырой туман ползёт неторопливо,вливаясь в пароходные дымки.На берегу Корейского заливана вечный якорь стали моряки.

По-прежнему навеки море близко.Волна, как слёзы, вечно солона.На светло-сером камне обелискастрока к строке —героев имена:

Мария Ляма…Сидоров…Осташко…И если только издали взглянуть,то кажется – матросская тельняшканатянута на каменную грудь.

И дата боя – памятная дата.Запомню всё. Не плачу. И стою,и понимаю, почему так святов Корее любят Родину мою.

«От перегона к перегону…»

От перегона к перегону —войны тяжёлые следы:подходят к самому вагонуворонки, полные воды.

А на краю большой воронки,как в чистом поле над рекой,сидит весёлая девчонкаи машет поезду рукой.

Оставив туфли на дорожке,горячим днём разморена,свои доверчивые ножкив воронку свесила она.

И столько радости во взоре,в глазах её отражено!Ей невдомёк, какое горев воронке той погребено!

Она глядит счастливым взглядом.Она проста и весела.И рис – растёт, и мама – рядом,земля – мягка, вода – тепла!

И, ветры в стороны бросая,летят по рельсам поезда,чтоб эта девочка босаябыла счастливая всегда,

чтобы она в траве росистойрвала цветы родной весныи мыла ножки в речке чистой,навеки смывшей гарь войны.

В самолёте

Как аисты в рисовом поле,в траве самолёты стоят.Мне руки сжимают до боли,прощальное что-то кричат.

Расходятся клочья тумана,шасси приминает траву.Летит самолёт из Пхеньяна,летит самолёт на Москву.

Из облака вынырнул лучик,сверкнул самоцветом в окне.А маленький смуглый попутчикуже улыбается мне.

В пути я его обучаю:ладошками «ладушки» бью,и просто тихонько качаю,и «баюшки-баю» пою.

Лежит он – такой смуглокожий,рождённый в далёком краю,и всё-таки очень похожийна светлую дочку мою!

Чем ближе к Москве, тем быстрееплывёт самолёт в облаках.Горячий комочек Кореиуснул у меня на руках.

«Вы мне говорили в Корее…»

Вы мне говорили в Корее,к моим привыкая словам,что русское слово «тропинка»особенно нравится вам.

Бывают большие дороги,большие слова и дела.Одна дорогая тропинкау каждого в жизни была…

Далёко-далёко в Корееостались не только друзья —одну дорогую тропинкув Корее оставила я.

И что бы потом ни случилось,и сколько бы лет ни прошло, —на этой хорошей тропинкепо-прежнему будет светло.

Гроза

Гроза пришла светло и смело!Но я в грозу ушла одна.И лишь секунду пожалела,что я горда, что я сильна.

Нет, он тогда не ошибался:мы не увидимся вовек.Но у меня в глазах осталсязелёный цвет далёких рек.

Зачем она – ему ли, мне ли —такая поздняя гроза?Зачем ещё позеленелимои зелёные глаза?..

Листовки Гидростроя