Спой мне, иволга… - Николай Алексеевич Заболоцкий

Николай Алексеевич Заболоцкий

Спой мне, иволга…

© Н.А. Заболоцкий, наследники, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Стихотворения

В этой роще березовой…

В этой роще березовой,

Вдалеке от страданий и бед,

Где колеблется розовый

Немигающий утренний свет,

Где прозрачной лавиною

Льются листья с высоких ветвей, —

Спой мне, иволга, песню пустынную,

Песню жизни моей.

Пролетев над поляною

И людей увидав с высоты,

Избрала деревянную

Неприметную дудочку ты,

Чтобы в свежести утренней,

Посетив человечье жилье,

Целомудренно бедной заутреней

Встретить утро мое.

Но ведь в жизни солдаты мы,

И уже на пределах ума

Содрогаются атомы,

Белым вихрем взметая дома.

Как безумные мельницы,

Машут войны крылами вокруг.

Где ж ты, иволга, леса отшельница?

Что ты смолкла, мой друг?

Окруженная взрывами,

Над рекой, где чернеет камыш,

Ты летишь над обрывами,

Над руинами смерти летишь.

Молчаливая странница,

Ты меня провожаешь на бой,

И смертельное облако тянется

Над твоей головой.

За великими реками

Встанет солнце, и в утренней мгле

С опаленными веками

Припаду я, убитый, к земле.

Крикнув бешеным вороном,

Весь дрожа, замолчит пулемет.

И тогда в моем сердце разорванном

Голос твой запоет.

И над рощей березовой,

Над березовой рощей моей,

Где лавиною розовой

Льются листья с высоких ветвей,

Где под каплей божественной

Холодеет кусочек цветка, —

Встанет утро победы торжественной

На века.

1946

Небесная Севилья

Стынет месяцево ворчанье

В небесной Севилье.

Я сегодня – профессор отчаянья —

Укрепился на звездном шпиле.

И на самой нежной волынке

Вывожу ритурнель небесный,

И дрожат мои ботинки

На блестящей крыше звездной.

В небесной Севилье

Растворяется рама

И выходит белая лилия,

Звездная Дама,

Говорит: профессор, милый,

Я сегодня тоскую —

Кавалер мой, месяц стылый,

Променял меня на другую.

В небесной Севилье

Не тоска ли закинула сети.

Звездной Даме, лилии милой,

Не могу я ответить…

Стынет месяцево ворчанье.

Плачет Генрих внизу на гарце,

Отчего я, профессор отчаянья,

Не могу над собой смеяться?

1921

Дуэль

Петух возвышается стуком,

И падают воздухи вниз.

Но легким домашним наукам

Мы в этой глуши предались.

Матильда, чьей памяти краше

И выше мое житье,

Чья ручка играет, и машет,

И мысли пугливо метет,

Не надо! И ты, моя корка,

И ты, голенастый стакан,

Рассыпчатой скороговоркой

Припомни, как жил капитан,

Как музыкою батальонов

Вспоенный, сожженный дотла,

Он шел на коне вороненом,

В подзорный моргая кулак.

Я знаю – таков иноземный,

Заморский поставлен закон:

Он был обнаружен под Чесмой,

Потом в Петербург приведен.

На рауты у Виссарьона

Белинского или еще

С флакончиком одеколона

К Матильде он шел на расчет.

Мгновенное поле взмахнуло

Разостланной простыней,

И два гладкоствольные дула

На встречу сошлись предо мной.

Но чесменские карусели

Еще не забыл капитан,

И как канонады кудели

Летели за картой в стакан.

Другой – гейдельбергский малютка

С размахом волос по ушам —

Лазоревую незабудку

Новалиса чтил по ночам.

В те ночи, когда Страдивариус

Вздымал по грифу ладонь,

Лицо его вдруг раздевалось,

Бросало одежды в огонь,

И лезли века из-под шкафа,

И, голову в пальцы зажав,

Он звал рукописного графа

И рвал коленкоровый шарф,

Рыдал, о Матильде скучая,

И рюмки под крышей считая,

И перед собой представляя

Скрипучую Вертера ночь.

Был дождь.

Поднимались рассветы,

По крышам рвались облака,

С крыльца обходили кареты

И вязли в пустые снега, —

А два гладкоствольные дула,

Мгновенно срывая прицел,

Жемчужным огнем полыхнули,

И разом обои вздохнули,

С кровавою брызгой в лице.

Был чесменский выстрел навылет,

Другой – гейдельбергский —

                                             насквозь,

И что-то в оранжевом мыле

Дымилось и струйкой вилось.

Пока за Матильдой бежали,

Покуда искали попа,

Два друга друг другу пожали

Ладони под кровью рубах.

Наутро, позавтракав уткой,

Рассказывал в клубе корнет,

Что легкой пророс незабудкой

Остывший в дыму пистолет.

И, слушая вздор за окошком

И утку ладонью ловя,

Лакей виссарьоновский Прошка

Готовил обед для себя,

И, глядя на грохот пехоты

И звон отлетевших годин,

Склоняясь в кулак с позевотой,

Роняя страницы, Смирдин.

1926

Белая ночь

Гляди: не бал, не маскарад,

Здесь ночи ходят невпопад,

Здесь от вина неузнаваем,

Летает хохот попугаем.

Здесь возле каменных излучин

Бегут любовники толпой,

Один горяч, другой измучен,

А третий книзу головой.

Любовь стенает под листами,

Она меняется местами,

То подойдет, то отойдет…

А музы любят круглый год.

Качалась Невка у перил,

Вдруг барабан заговорил —

Ракеты, выстроившись кругом,

Вставали в очередь. Потом

Они летели друг за другом,

Вертя бенгальским животом.

Качали кольцами деревья,

Спадали с факелов отрепья

Густого дыма. А на Невке

Не то сирены, не то девки,

Но нет, сирены, – на заре,

Все в синеватом серебре,

Холодноватые, но звали

Прижаться к палевым губам

И неподвижным, как медали.

Обман с мечтами пополам!