Светлана Менделева - Даль становится другой


Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Светлана Менделева - Даль становится другой краткое содержание
Даль становится другой читать онлайн бесплатно
Светлана Менделева
Даль становится другой
Новые стихи
Тот самый дом
Тот самый дом, где за окном трамвай звенит тоскливо,и через слякоть по двору тропа ведёт к метро, —там пианино хриплый звук родит мотив счастливый,и проживает домовой, похожий на Пьеро.
Там быт советский правит бал, и не бывает пусто,из эбонита телефон и в трещинах паркет…Там нас согреют ночь с искрой и пироги с капустой,и рюмок праздничный отряд, покинувший буфет.
Тот самый дом, где суета имеет форму сердца,где под стеклянной мишурой родится Новый Год…Там тешит душу звук трубы и горький запах детства.И переезд в любой уют его не отберёт.
Но вальсом медленным звучит, смягчающим длинноты,шуршащий голос золотой сгребаемой листвы…И в доме том, где за окном трамвай звенит две ноты,парит воздушный поцелуй исчезнувшей Москвы.
«Лети, и броди по Бронной…»
Лети, и броди по Бронной.Вернись, и живи в пустыне.Ты странник, ты посторонний, —в зазоре земель отныне.Горбатой грядою горытвой мир оградить сумели.Причуды приморской флорыс годами родней фланели.
Здесь раскалены, как камни,и утомлены, как печи,сирокко поют волкамии плачут по-человечьи.Сирокко несут сиротство,на жажду сменив надежду.Жить до тишины придётсяне там и не тут, а между.
Лети, и броди Бродвеем.Вернись, и пройди по саду,с оливою чуть левеесвободы деля прохладу…Песок засыпает ногипод всхлипы далёких чаек.Ты маленький, одинокий,и мама тебя качает…
«Ах, Черсаныч, нету слов…»
Поздравление Ю.Ч. Киму
с присуждением звания «Поэт года 2015»
Ах, Черсаныч, нету слов,только буквы на иврите!..Да и те почти без гласных,все согласные, да-да.Ах, Черсаныч, нету сил,как вы умно говорите,может, даже и опасно,неожиданно — всегда.
Ах, Черсаныч, что за свет,что за гордость пассажирамс вами плыть в одном трамвае,жить в одном календаре.Ах, Черсаныч, что за бреднынче правит нашим миром…И подлейшие событьяпроисходят во дворе.
Ах, Черсаныч, дай вам Бог,чтобы нам подольше греться.Мы, конечно, эгоисты,понимаем, что к чему.Ах, Черсаныч, что за прокот ума, коль нету сердца?..Но когда оно имеется,всё сразу по уму!
Ах, Черсаныч, дорогой,спят недремлюще и чуткопод звездой шестиконечнойЕршалаима холмы.Даль становится другой,хоть полна печали шутка.Горе выплакав беспечно,над судьбой смеёмся мы.
Малиновое варенье
Как больно мне жить. Но времяпо кругу бежит, оттаяв.Малиновое вареньев июле варю в Оттаве.В Канаде жара и вечер,был день изумрудно-длинный…И сумерки жалят плечигудением комариным.
На блюдце половник, рядом —серебряный нож старинный.Над тёмным прохладным садомцарит аромат малинный…И пробуем, чтоб согреться,мы, — те же, но чуть другие,варенье со вкусом детстваи привкусом ностальгии.
Нерон
У Альберта в лавке выставлены ровномасло, сладости, цукаты и шербеты.Между хумусом и тхиной — бюст Нерона.Цезарь тоже разбирался в кухне этой!..Пахнут ласково каминные поленья,и с достоинством ценителя и профинам хозяин рекламирует соленьяи заваривает с кардамоном кофе…
В лавке времечко течёт неторопливомимо праздников и мирного процесса,а рецепт приготовления оливокне зависит от погоды и прогресса.Левантийский дух диктует тут законы,рощи тощие спускаются по склону.И на варваров взирает благосклонно —между хумусом и тхиной — бюст Нерона!
Рынок уличный — кофейни, ёлки, блёстки.«Праздник праздников» — веселье и попойка.Грубы сводчатые стены под извёсткой,проступает Византийская постройка.Здесь всегда готовы к ярмарке и к бою,и божественны оливки и цукаты!..Между Сциллой и Харибдой — мы с тобою,между хумусом и тхиной — Император.
Декабрь
Декабрь зелен, и город бел.И ясно без всяких слов:Тебе не близок ни Jingle Bell,Ни тихий напев волхвов.А сердце снова щемит-щемит…Но только закрой глаза,И ёлке праздничной рад семит,Как мальчик — сто лет назад!
Какая к чёрту метель-пурга?..На улице двадцать три.Но эти тёплые берегаНе трогают лёд внутри.Не слышен праздник у этих стен,Спит город в тени ворот.Чужой обычай и будний день.А всё-таки — Новый Год!
Он, верно, будет опять не нов.Он — только бухгалтер вех.Но в полночь — вместо глубоких снов —Шампанское, пробкой — вверх!Что в в этом празднике по часамИ в запахе древних хвой?..А Дед Мороз, ты подумай сам,Почти что ровесник твой.
Твой дом — привычное шапито,Кружение суеты.Но опыт нажитый, как пальтоСнимаешь, и — прежний ты!..Все эти блёстки и дребедень,Подарков круговорот…Чужой обычай и будний день.А всё-таки — Новый Год!
Кривое зеркало
Кривое зеркало удачиНа даче, где в плену покояПростые вещи под рукою,И время движется иначе…Чуть дальше мы от суматохи,Чуть ближе к ситцевой перине.И дни, застрявшие в малине,Не растворяются в потоке.
Кривое зеркало июля,И мёд замедленных движений.И блики вместо отраженийНа вымытом боку кастрюли.И вечер, начатый с прохладыИ комариного оркестра.И, что случится, неизвестно.И вдаль заглядывать не надо!..
Кривое зеркало разлукиЧуть обольстительней и слащеЗной нагоняет в летней чаще,Где листья нам целуют руки.Где мы, бездумны и бездомны,Теряем времени границы.И так легко друг другу снитьсяПод небом близким и бездонным…
Покрыто пылью на буфетеКривое зеркало удачи,На подмосковной старой дачеМои черты стирает ветер…Но, загнанное в рамки рамы,Кривое зеркало печалиПрощает то, что не прощалиДругие виды амальгамы.
Восточный ветер
Я выбрала якорь. И выбрала самый крепкий.Но гонит и гонит волны восточный ветер…И пахнет штормом, и на потемневшем светескрипучи дверцы моей опустевшей клетки…
И скользки доски настила, на них под вечерсияет у горизонта небес полоска.Всё изменилось: наклонно, что было плоско.И зыбко, что было прочно, и зябок ветер…
Я выбрала якорь. И выбрала снова глупо.И грабли старые прочат мне круг порочный.Глухие песни воет вдали восточныйбезумный друг мой, и в дудочку дышат губы…
Я выбрала якорь. И выбрала самый крепкий.Плесни мне виски, отложим вино до суши!..Бледнее краски неба, надежды глуше,скрипучи дверцы моей опустевшей клетки…
В самолёте
Я в наушниках слушаю Эллингтонав самолёте, летящем в Мадрид.Сборы нервные вспоминаю соннопод неровный моторов ритм.
И думаю: вот ведь какая штука, —лето, прошлый век, утомлённое ретро,я лечу в самолёте и слушаю Дюка,и медовы звуки, как губы ветра…
Рядом спят соседи, ползёт столетье.Пятьдесят шестой год. В Ньюпорте — полдень.И в нагретой меди мелодий этихвремя кажется медленным, нега — полной.
Я сижу и думаю: вот улыбкаоткрывает в дороге другие души!..Вывод правилен, но обобщенье зыбко:равнодушие в Russia воспримут лучше.
Высота семь тысяч, чего — не помню.Стюардессе — можно в модельный бизнес.Облака внизу. И сейчас легко мнеулыбаться с неба чужой отчизне.
Но в Ньюпорте — полдень и запах сосен,океан спокойный и ветер гладкий…И покорны волны, и скоро осень.Пристегнуть ремни.Пять минут до посадки.
«Выбора нет…»