Сергей Белозёров - Черная кость

Сергей Алексеевич Белозёров

ЧЕРНАЯ КОСТЬ

У кузнеца вожглась окалина в лицо,у слесаря ладонь с накладкой жестяной,у птичницы в руках — несушка и яйцо…О жизнь моя, ну что ты делаешь со мной?

У летчика — дела в неясных облаках,куда деваться мне на плоскости земной?Она ясна, как сталь, понятна, как плакат —куда девать меня, что делать ей со мной?

Дела мои в себе, дела мои как свет,мои дела во сне, мои дела — ледокили вчерашний снег: когда их больше нет,повеет иногда чистейший холодок.

Я жить хотел, как все —                                          тишком, своим домком,своим печным дымком, совсем уже молчком,зачем же я шепчу у жизни на краю:возьмите жизнь мою — смешком,                                                     со всем мешком,сгодится, может быть? —                                          возьмите жизнь мою…

Весёлые дела!                                По рельсам, по странекачу, как захочу,                                в гулёж очередной —а станция Зима                                протягивает мнезамасленный кулёк                                с картошкой отварной…

Я выставлю в окно                                беспутную башкуна ветер и мороз —                                пущай охолонёт…А станция Зима                                по чахлому снежкубежит и машет мне —                                вот-вот в окно впорхнёт…

Там ирис впереди                                пестреет, как удод,соцветиями губ                                пылают мне юга…Да шла бы ты, Зима!                                И что ж — она идёт,как верная жена,                                отстав на три шага.

Как сладок мой побег!                                Как радуется мир,объятья распахнув                                встречающий меня!

И высадит меня                                уже через полдняна станции Зима                                румяный конвоир…

Россия, спасибо:рассеялась мгла,пока вдоль Транссибасудьба волокла.

У трасс, где жестокоя душу протряс, —спецовка, бытовка,изнанка пространств.

Меня из-под палкиучили любвибурьяны и свалки,стальные репьи.

Не Росси, не Мойка,не юрод с Кремлём —помойка и койкас дырявым рублём.

Побед эполетыпомеркли в пыли,и тяжкие бедыпо сердцу прошли.

Россия, не плахойты виделась мне —дырявой рубахойна сером плетне,

как будто бы шпалыне пали ничком —с Москвы до Байкаластояли торчком,

а поверх — деревьяи терны стерни,как будто отрепьявеликой страны…

Россия, спасибо…Грубя и любя,шепчу тебе, ибоя видел тебя.

…За дверью снег                                скрипит протезом,бредет мороз, как пес цепной,по кругу,               звякая железом,распугивая пацанов.

А мы,           калечась и бинтуясь,в тылу зимы, как подо льдом,отбарабаним, отбунтуем,отмельтешимся,                      а потом

земля,       как мальчик после тифаглаза зелёные откроет,и кто-то скажет,                            подняв брови:«Смотри, как тихо…»[1]

Шлёпать по отечественным хлябями мычать о дали голубой,очевидно, можно даже с кляпом,сляпанным себе самим собой.

Мне надоедала та замазка,я кусками, с кровью — отрывал,зря в больнице имени Семашкочто-то в горле доктор зашивал.

Я годы зачислил в утраты,я счёт потерял трудодням!

А голубь, как ангел бригады,в обед опускается к нам.

Он бродит и хлеб подбирает,над ним доминошную костьМорозов с размаху вбиваетв столешницу, словно бы гвоздь.

Приподнято всё-таки длитсяобыденный этот обряд:возвышенны чёрные лицаи мерно ладони гремят.

Размыслишь — а всё-таки лестновот в этих пенатах стальныхбыть чёрною костью, железностоящей в ряду остальных.

И ценишься тут не по числампобед или прожитых лет —а тем, что вколочен со смыслом,что лучшего выбора нет.

Андрей Коровин

НА ГРАНИ СПРАВЕДЛИВОСТИ И БЕЗДНЫ

Недавно, разбирая свой архив, я нашёл интервью, которое брал у Сергея Белозёрова много лет тому назад. Вот что он рассказывал мне о своих бедах конца 1970-х: «После того, как меня выгнали из „Комсомолки“, я жил в Москве, ночевал на вокзалах, подрабатывал в редакциях, ездил в командировки аж в Сибирь. Я каждый день обходил все редакции по Садовому кольцу в поисках заданий…»

Есть разные версии «казанской трагедии» Белозёрова. Очевидно одно — он бросил успешную работу (в 1977-м Белозёров был направлен собкором «Комсомольской правды» в Казань), расстался с семьей и пропал. Жена объявила Сергея в розыск, его признали «безвестно отсутствующим» и заочно развели.

Несколько лет Белозёров внештатничал во всевозможных газетах, переезжал из города в город, много пил и неуклонно шёл ко дну. В то же время его нигде не опубликованные стихи с восторгом читали в узких кругах, в том числе — в среде студентов и преподавателей Тульского пединститута. Там, в Туле, Белозёров и познакомился с молодой, аристократичной студенткой Ольгой Подъёмщиковой, которая решила посвятить ему свою жизнь.

Она вытаскивает его из запоев и переезжает к нему в город Советск.

Казалось, жизнь начинает налаживаться, но не тут-то было. В это самое время государство «находит» Белозёрова, который если от кого и скрывался, то разве от кредиторов. За неуплату алиментов (что, по словам самого Сергея и мнению некоторых его друзей, было только поводом, реальной же причиной — журналистская деятельность) ему впаяли три года ссылки в Иркутскую область. Там, на знаменитой — по биографии Евгения Евтушенко — станции Зима Белозёров работал подсобным рабочим, кочегаром и внештатным журналистом. При поддержке Анатолия Кобенкова, в местных изданиях публиковались и стихи Сергея.

Его «последняя декабристка» — Ольга Подъёмщикова — приехала и туда. Здесь у них родилась дочь Аня, которой была суждена самая короткая и самая тяжелая судьба во всей истории. Через год после рождения у девочки обнаружилось ДЦП, и Ольга поехала в Москву в поисках волшебных врачей. Но чуда не произошло, — что отразилось и на личных отношениях супругов: в Зиму Ольга больше не вернулась. К возвращению Сергея из ссылки они уже были почти чужими.

Тем временем литературные дела Белозёрова начинают понемногу продвигаться. Илья Фоняков пробивает публикацию в журнале «Нева», пишет статью о современной поэзии для «Знамени», обильно цитируя стихи Белозёрова.

В издательстве «Молодая гвардия» выходит коллективный сборник со стихами Сергея.

…По возвращении в Тулу Белозёров работал корреспондентом в «Молодом коммунаре», в новых тульских газетах. Его единственную книгу, вышедшую в Приокском книжном издательстве — раскупили мгновенно. В пику Союзу писателей он создал литстудию «Мастерская» при «Молодом коммунаре» и начал уверенно ходить в мэтрах.

И …продолжал пить горькую.

Его третий брак был, пожалуй, самым неудачным. Последнее десятилетие уходящего века вообще стало для него годами последних испытаний. В 1994-м умерла дочь Аня. На войне в Приднестровье его дважды пытались расстрелять как шпиона; с войны он привёз оттуда рукопись блистательной документальной прозы. Не смотря ни на что, он всегда оставался профессионалом. Однако из-за пристрастия к алкоголю его уже не хотели брать на работу. К концу жизни Сергей Белозёров лишился всего, в том числе и собственного жилья. Умер поэт в чужой квартире, не дожив до 55-ти лет.