Николай Агнивцев - Мои песенки

Николай Агнивцев

Мои песенки

ПОЭТ — И БОЛЬШЕ НИЧЕГО…

…так ответил в одной из анкет на вопрос о «должности, званиях или занятиях» самый легкомысленный литератор Серебряного века — Николай Агнивцев. Колоритная фигура Агнивцева — длинноволосого, длинноносого, долговязого («выше его ростом в русской литературе — только Сергей Третьяков», — по свидетельству футуриста С. Боброва), в бархатной блузе с «артистическим» бантом вместо галстука, в широченных клетчатых штанах, всегда прожженных папиросой, с массивной цепью браслета и удивительной тростью, украшенной металлическими пластинками с монограммами друзей, — была хорошо знакома питерской богеме. Впрочем, и сама богема, и слово, сие понятие обозначающее, появились на русской почве именно тогда: в десятые годы прошлого века. Поэт Николай Агнивцев был богемой порожден и взлелеян.

Расцвет его творчества связан с работой для театров-кабаре, выступлениями в литературных кафе и артистических ресторанах. Песенки Агнивцева исполнял со сцены друг поэта, артист Александринского театра Николай Ходотов, стихи из петербургского цикла декламировала муза его поэзии, Александра Перегонец, сам автор тоже читал свои произведения с эстрады, и читал замечательно.

Множество текстов Н. Агнивцева получили музыкальное воплощение благодаря интересу к ним Александра Вертинского, А. Варламова (в будущем — джазового композитора и музыканта; им написано пять песен на стихи Агнивцева), Д. Кабалевского, С. Прокофьева («Кудесник»), И. Дунаевского (в 1921–1927 годах он написал музыку к нескольким его пьесам и скетчам: «Веселая война», «Неугомонный моссельпромшик» и др.; к стихам: «Белой ночью», «В тихом лунном свете», «Трамвай „А“», «Случай на Литейном», «Сказал мне примус…», «Перс на крыше» и др.). Не упоминаем здесь десяток других, менее известных имен.

Основной жанр лирики Агнивцева — именно «песенки», легкомысленные куплеты, салонные баллады-пародии, стихотворные миниатюры с иронически-эротическими сюжетами. Если читатель полагает, что слышит об Агнивцеве впервые, сообщаем: «Гимназисточка» Александра Вертинского — это симбиоз двух стихотворений: Агнивцева и С. Есенина. Обрывки его стишков, неизвестно, как и когда запомнившиеся смешные рифмованные строчки может отыскать у себя в памяти любой грамотный человек:

Длинна как мост, черна, как вакса,Идет, покачиваясь, такса…За ней шагает, хмур и строг,Законный муж ее — бульдог!

Или:

Покушав как-то травку,Зашел слон по деламВ фарфоровую лавкуИ повернулся там!

Нетрудно также узнать в зачине знакомого каждому русскому ребенку произведения Корнея Чуковского пародийный парафраз стишка Агнивцева «Крокодил и Молли»:

Удивительно милЖил да был крокодил— Так, аршина четыре, не боле!..И жила да была,Тоже очень мила,Негритянка по имени Молли.

А про то, что «хорошо жить на Востоке», или про китайчонка Ли, кажется, все слышали, но вряд ли интересовались, кто же такое придумал, — кажется, это существовало в фольклоре всегда.

Н. Я. Агнивцев сам называл свои стихотворения песенками, словно провоцируя на написание к ним мелодии, и позже, уже в эмиграции, небольшая их часть была собрана в книжку, так же и названную — «Мои песенки» (Берлин, 1921).

Но ни в коем случае нельзя считать Агнивцева «поэтом-песенником». Он и в самом деле был — просто поэт: «поэт, и больше ничего». Несмотря на популярность многих его произведений, иногда становившихся «народными» (как стала таковой в 1930-е годы песня «Дымок от папиросы» на музыку Дмитрия Кабалевского, а на нашей памяти неожиданно превратился в шлягер его стишок «Хорошо жить на Востоке», исполненный Татьяной и Сергеем Никитиными), имя самого поэта до недавнего времени пребывало в забвении. Поэтому стоит рассказать о его судьбе подробнее.

Николай Яковлевич Агнивцев (ударение на втором слоге), родился 8 (по старому стилю — 20) апреля 1888 года в Москве. Отец был дворянином, юристом по образованию, председателем судебной палаты. Мать Н. Агнивцев потерял в младенческом возрасте. Из-за служебных перемещений отца учился в гимназиях разных городов — Благовещенске, Владивостоке, Москве. В 1906 поступил на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета.

В 1908 году в девятом номере журнала «Весна», было напечатано первое стихотворение Агнивцева «Родной край». В нем еще ничто не предвещало будущий игривый талант: обычные «народнические» стихи о суровом Севере, где он провел детство и отрочество. А вот о своеобразии самого издания стоит сказать особо. «Весна» декларировался как «журнал литературных дебютов». Это означало, что каждый начинающий поэт, приносивший сюда свои творения, мог напечатать одно свое стихотворение, а вот публиковать ли потом второе — это уже решал редактор, Николай Шебуев. Так что для многих прославленных в дальнейшем поэтов Серебряного века первая публикация состоялась именно в этом издании. Достаточно сказать, что среди моря графомании здесь, например, впервые был напечатан Велимир — тогда еще Владимир — Хлебников. Агнивцев, преодолев барьер первой, не слишком удачной публикации, в дальнейшем стал постоянным автором журнала.

«Дебютную» книжку стихов, «Студенческие песни. Сатира и юмор» (1913), поэт с благодарностью посвятил Николаю Георгиевичу Шебуеву: «Первому улыбнувшемуся — первые песни». Университетского курса Агнивцев не закончил, диплома не получил, но вместо этого осталась на память книжка о бурной молодости, совпавшей с событиями первой русской революции, студенческими волнениями и забастовками. В сборник вошли политические сатиры, высмеивающие циркуляры министра просвещения Кассо, ужесточившего распорядок университетской жизни почти до казарменного («Проект», «Щекотливый вопрос» и др.) Наряду со стихотворными фельетонами на злобу дня, какие на короткое время стали едва ли не самым распространенным жанром журнальной поэзии, в сборник вошли шуточные зарисовки студенческого быта, милые сердцу молодого читателя («Чайная колбаса», «В университетской столовке», «Новоселье», «Молодое» и др.) Незатейливые стихи Агнивцева хотя и были далеки от совершенства, все-таки нравились читателю, подкупали радостным приятием жизни, простодушным оптимизмом, точно подмеченными деталями голодного и веселого «школярского» быта.

В истории русской поэзии так уж сложилось, что первую книгу поэта чаще всего не замечают и не покупают (Марина Цветаева, Александр Блок), иногда даже сам сочинитель в стыде и отчаянии уничтожает весь тираж. «Студенческие песни» двадцатипятилетнего автора мгновенно разошлись, и в том же году книга вышла вторым изданием. Воодушевленный Агнивцев решает целиком посвятить себя поэзии.

Оставив университет, зарабатывает на существование литературой, печатается в «журнале красивой жизни» — «Столице и усадьбе», «Солнце России», изредка — в «Сатириконе», в других изданиях. Писал Агнивцев легко, брал талантом, но журнальная поденщина приносила копеечные заработки:

Надоело мне до смертиРифмовать сажени строчек…Вдохновляться по заказу,Ловко рифмами играя

(«Вопль»).

В 1915 выходит второй его сборник, на этот раз — казенной патриотической лирики «Под звон мечей» с шовинистическими выпадами против «швабских гномов» и призывом (позднее использованным В. Маяковским):

Пусть каждый бьется тем, чем может:Солдат штыком, поэт — пером.

Такие стихи тогда, в военное время, увы, писали почти все. А потом, — и тоже почти все, не любили о них вспоминать. Агнивцев — не исключение.

Точно так же всего через два года интеллигенция испытала прилив уже не патриотических, а демократических чувств, приветствуя февральскую революцию, когда, по словам О. Мандельштама, «казалось, что граждане так и останутся навсегда, как коты, с бантами». Необыкновенно популярным в это время было сочиненное Н. Агнивцевым стихотворение «Рассеянный король» («Затянут шелком тронный зал…»), где события русской современности переживались в образах, декорациях и антураже Великой Французской революции. Вспоминают, что сам поэт читал его на митингах. Хотя это, конечно, картина довольно странная: легче представить нашего героя в более естественной для него обстановке.

Один из современников, Л. Борисов, оказавшийся свидетелем любопытной сценки в знаменитом артистическом ресторане «Вена», через много лет рассказывал: «Такого рода стихи… запоминаются помимо нашего желания: они легки, смысл в них какой-то, по-хорошему сказать, опереточный. Агнивцев читал их очень чистым, каким-то стереофоническим голосом, слегка подскакивая на стуле, как в седле, размеренно дирижируя одной рукой… В зал набралось много официантов, они стояли на пороге у дверей и внимательно слушали, а по окончании аплодировали и просили на „бис“».