Леонид Латынин - Праздный дневник

Леонид Александрович Латынин

Праздный дневник

На сквозняке бытия

Про стихи поэта – мучительно писать рассудительной прозой. Они ж сами за себя говорят, да и больше, чем сказано, так что в стихах «один пишем, а в уме» – сколько? – не два, а бесконечность. И потому взял бы да цитировал: что пришлось по душе и уму, в резонанс тебе, что восхитило, а и что остановило задуматься… Но и интересно умом разобраться, отдать себе отчет в том: что понял, на какие рубежи вышел твой собрат по труду в Слове – «духовный труженик, влача свою веригу» – как странник по Бытию (в стихотворении Пушкина)? Тем более что стихи Латынина – это поэзия думы: в ней образ интеллектуален, есть «мысле-образ».

«На склоне света…» – так поименовано собрание стихов. Как понимать? Может так: как на склоне горы бытия и познания, куда восходил всю жизнь? Вспоминается тютчевское:

О, как на склоне наших летНежней мы любим и суеверней… —

но и мыслим проникновеннее. Вроде бы достигли возраста – стадии мудреца – «аксакала», кому уж положено быть постигшим смыслы Жизни и к кому «юноше обдумывающему житье» (Маяковский) обращаться за ответами… Ан, нет: всё разверзто в новой вопросительности. Вот четверостишие, что задает тон и музыку:

Мы были вместе до земли и воли,До этих дней, текущих никуда,В еще не обозначенном глаголе,Бесформенном, как воздух и вода.

Да это ж – ситуация Первого дня Творения, когда «земля была безвидна и пуста», да и ранее: когда и то «Слово», что «было в начале», еще не обозначилось, т. е. когда в Премудрости все зачиналось. Но тут же слух наш ловит сочетания не из Бытия, а из Истории: «Земля и Воля» – название движения народовольцев. Но, поставленное в ситуацию кануна Творения, до сотворения «земли», оно расшифровываемо – и как момент до сотворения человека, с приданной ему «свободой воли».

В этом «срезе ткани» нащупывается уже особая стилистика Латынина: она и вперед, и назад стягивает «начала и концы», а в общем – НА СКВОЗНЯКЕ БЫТИЯ – тут располагается его существо-вание и оптика: продуваем со всех ветров и стран и склонов света. Недаром лейтмотивное слово у него – «сквозь»:

Сквозь пространства, дома и даты,Сквозь туманы бесполых тел,…Все бредем без любви и Бога,Не вперед бредем, не назад…

На сквозняке розы ветров Бытия – место неуютное для тела, но для души поэта – славное: трепетать бабочкой, стрекозой – место обзорное и равновесное по – своему. И вот выхожу на удивляющее стечение в голосе Латынина нервной вопросительности, открытости и нерешенности вечных вопросов Духа – и покоя мудрой ровности. Позиция Радования и Всеприемлющести – при всей чуткости к катаклизмам существования человечка – «твари дрожащей». Этот секрет сам автор обнажает в стихотворении книги, которую поэт так аттестует: «Эта книга диалога, суеты и маяты».

И середь вот этой свалки, этой судороги, боли, дележа и куража,Смуты, лепета и крика, мировой державы бранной.Я люблю, дышу, страдаю, это жизнью бестолковой бесконечно дорожа,Этой жизнью безымянной, жалкой, грешной, краткой, странной,Различимой на полвзгляда, но до одури желанной.В сантиметре от акулы, дога, гарпии, удава, на полвзмаха от ножа.

Браво, Латынин! С таким «кредо»– можно жить! А это уловление события «на полвзмаха от ножа», наканунное, – характерно, приметно для мировидения поэта:

Еще я различаю невзначайВ минувших днях, коротких, как века, —Не скошенный косою иван-чайИ птицу за мгновенье до силка…

Но раз на всемирном сквозняке вибрирует дух, то во все стороны и отовсюду естественно налетают ассоциации, брачуются эпохи, (в) идеи и слова из разных опер и сфер:

Стоять достало безутешно мнеНад прахом бедуина и катулла.

(Отчего поэта Катулла из собственного имени переводит (понижает?) в нарицательное, – об этом ниже.) А стихотворение это начинается диалогом с Блоком:

Фонарь разбит, аптека опустелаНа улице туман и та луна…

Подхвачен мотив Блока: «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека», – как у композитора вариации там, на тему Диабелли.

Постулат художественного мышления: «всё во всём – присутствует, можно узреть, сцепить, – и в поэзии Латынина элегантные брачевания (в) идей отдаленных открывают возможные смежности явлений: «…визги нежных сатурналий…»

Любит автор такие оксюморонные (полярные) сочетания: «И ангел мой с ружьем наперевес», «Наконец-то будет детство, что мне нынче по плечу…» (а ведь верно: мы за жизнь доразвиваемся до мудрости детской, «дорождаемся» – по любимой идее – термину Латынина) «То единственное средство/ Жить вчера, как я хочу»; «…Чтобы подняться на любое дно»; «И знать, что мы отсюда до всегда», совокупив пространство и время, как Бахтин, в «хронотоп».

Мир полон превращений, и всякое утверждение поэт сам весело снимает: «а, может, и совсем наоборот». Это тоже излюбленный вектор – «наоборот»: «И меж эпох протянутая нить, / Как света луч во тьме наоборот…» или «как будто здесь траяновы валы / Легли своей дугой наоборот».

Иногда такое слышится как автоматический прием, фирменный «брэнд» мастера… И еще: как подсурдинивает возможную громогласность, расслышиваю в понижении даже букв собственных имен:

Был в женеве и парижеИнородцем, как в твери.

Тут даже идет вопреки грамматике – и это со смыслом: слышу в сем некий кенозис русского сознания – сомирения – наоборот к германскому стилю сверхчеловечества, отчего и все имена существительные там восходят, в гордынном персонализме, как шпили кирх вверх и пишутся с большой буквы.

Удивила меня также эмоциональная приглушенность: в рельефе строк нет знаков восклицания, вопрошения, многоточий, но ровность – как русских равнин, где лишь холмы запятых, пути-дороги тире, да долы точек. Но это не вялость, и, если прислушаться, взволнованность есть, но воля напряженна – упруга в самообуздании, и возможные восклицания и вопрошания переданы внутри и в синтаксисе повествовательных предложений. Так редкостны ныне целомудрие и стыдливость и благородство в выражении чувств – как вот в таком страстном тексте:

Миска каши да чашка чаю,Лодка красная на берегу,Я скучаю по тебе, я скучаю,наскучаться никак не могу…

…Мы по паспорту все медведи,Ну а люди – мельком, на миг.

Я тебя в свою шерсть зарою,Твои руки, плечи и грудь.И упрячу в слова, как в Трою,Чтоб открыли когда-нибудь.

Медведь – и личный тотем Латынина, как и всего народа русского, кто родом из лесных мест Севера Руси. И себя как медведем вочеловеченным ощущает он (крупен и шерстян) и в прозе. В романе «Спящий во время жатвы» медведь-человек у него персонаж, и в стихах много «берлог». Так вот «кентавричен» лирический герой стихов Латынина: то крылышками трепещет на сквозняке ветров, то тяжко – дремучим лесовиком прорастает из толщи матери – сырой земли, увесист и остойчив. И – надежен. Крепкий семьянин. Среди хаоса разлетных семей, что являет пейзаж эпохи, его семья – дивный микрокосмос, окормляющий и животворящий творческие персоналии и жены, со-упруги Аллы – литературного критика, и дщери Юлии – писателя и публициста, не говоря о нем самом, кто тут остов и устой:

Я доиграл единственную ролю,Роль берега для бешеной воды.

Именно: его женщины – неистовые валькирии, пассионарии, неистощимые в творчестве. Он – им удерж, но и они ему со-держители на сквозняке бытия: не дают распылиться – улетучиться и образуют общую им твердь. «Рождают дети матерей»… ну и отцов.

И в современной «яческой» лирике атомарных индивидов у Латынина часто голосят «мы» и «мы с тобой» – как субъект самовыражения, и это близит его лирику – к мелике – хоровой поэзии, что и в античности, а и в пушкинской традиции стихов «для вас, о други!..»

На много еще интересных соображений наводит книга стихов Леонида Латынина. Со-ображайте и со-беседуйте сами, читатель.

Георгий Гачев18–21 января 2006,Переделкино

«Туземный словарь»

* * *

Ты подвел меня к самому краюИ позволил вернуться назад,И опять я на дудке играюЦелый век напролет невпопад,

Заблуждаясь, ликуя и плача,Торопясь, мельтеша и любя.Ничего неземного не значаВ этой жизни земной для тебя.

Понемногу, то криво, то косо,Изначально назад, а не вслед,Оттолкнувшись от пристани Плеса,Я отчалил в туман и рассвет.

Попугай в нарисованной клетке.И арбуз астраханский в руке.И прощальная птица на веткеС колокольней земной вдалеке.

То ли Дон, то ли Терека воды,То ли Темзы зеленой огни, —Все смололи железные годы,Словно не были вовсе они.

Полумузыки скудные ноты.Или труб золоченая медь.Или доля в разгаре работыМежду делом покорно неметь.

10 июня 2009* * *

Когда б вы знали, из какого адаПриходят звуки в мертвые слова,Как набирает воздух серенада,Вдохнув живую музыку едва.

И в тех словах и сулема, и сера,И запах мяса, жженого в костре,И та, иная, наизнанку, вера,Что состоит из точек и тире.

В которых – стон, и возгласы, и крики,И гомон слуг священного огня,И отсвет глаз подземного владыки,Что смотрит в пекло, голову клоня.

И что с того, что мы в подлунном миреПридем в восторг от поднебесных нот, —Их в первый раз сыграли не на лире,А олово вливая в отчий рот.

13 ноября 2008* * *

А. Парщикову

В окне – луна, а под окном – собака,Вверху – звезда, а под звездой – сосна,Скажи, какой из знаков зодиакаМне объяснит нерукотворность сна.

Я в мире том старею и немею,Там жизнь моя проходит на лету,А в этой жизни жить я не умею, —Так меркнет свет лампады на свету.

И там, как здесь, отражены потериВ давно разбитом зеркале удач.И каждому неверию по вереОтмерил смех, преображенный в плач.

И длится день, печален и размерен,Размыв границы здешнего лица…Я – в двух мирах, и дважды не уверен,Что сон и явь реальны до конца.

30 июня 2008* * *

Никто не вернулся назад.Никто не воскрес из ушедших.Хотя не таинственен адДля тронутых и сумасшедших.

И, розы сажая в раю,Не знают ушедшие ране,Как мы в невеселом краюБредем, спотыкаясь в тумане.

Любя, ненавидя, скорбя,Растерянно и одиноко,На мелочи жизни дробяДо самого крайнего срока.

А музыка плачет вокругДо визга, до крика, до стона…О, если б не лебеди вдругДа утки, летящие с Дона…

6 июля 2008* * *

В словах моих так мало гласных,А несогласных – пруд пруди,Как лет тревожных и напрасных,Что стали прошлым впереди.

Столы железные и стульяВ саду торжественно пусты,И шляпы кожаная тульяСобой украсила кусты.

А я сижу в саду пирую,Налью и выпью до конца.За первой рюмкою вторуюВо имя Сына и Отца.

Чего тебе, моя зазноба?Дай отдохнуть от ратных дел.Мы как-нибудь исполним обаНам предназначенный удел,

А я хочу еще немного —Вина и бешеной тоски —Вне воли, истины и Бога,И жизни грешной вопреки.

13 июля 2008* * *

Лезут в уши чужие, безбожные, мертвые звуки,Уведи меня прочь в бесконечные, Боже, разлуки,

Уведи меня прочь, занавесь мне неведеньем очиИ оставь мне пустынными дни и короткие ночи.

Я Тебя не прошу, я Тебя умоляю – не надоОбрывать всю листву из отцветшего тесного сада,

Я Тебя заклинаю, оставь мне вселенские стоны,Этот свет, исходящий толчками из темной иконы.

Я Тебя не прошу ни о самом обыденном чуде,Ни о выходе в мир, где не вымерли близкие люди,

Где идеи еще копошатся пугливо за дверью,Где есть место забытому каменным веком поверью…

Я стою на коленях, и лоб мой касается пола,Правя тризну немую живаго намедни глагола.

17 июля 2008* * *

Отложу свое рождение,Отодвину смерть своюИ просторное мгновеньеПоживу в земном раю.

Не имея оболочки —Кожи нежности и лба, —Доведу себя до точки,Силой выдавив раба.

И исчезну из работы,Из ушей и глаз друзей,Поелику до зевотыНадоел мне Колизей.

Гладиаторы и звери,Гам, сражение, мечи…Я запру мирские двери,В вечность выбросив ключи.

И свободен, как зарницы,Аки талая вода,Аки облак вереницы,Я исчезну без следа.

19 июля 2008* * *

Опять собаки кость не поделили,Опять глаза вращаются во тьме.И мне сойти с ума сегодня илиПодвинуться до ужина в уме.

И видеть в драке медленные танцыИ в клочьях пен бенгальские огни.Дерутся с упоеньем самозванцыИз самой дальней не моей родни.

Стоит туман, гремит себе посуда,Сигарный дым и облако близки.А на помосте – жертва пересуда,И на груди – две скрещенных руки.

И плачет по нему моя молитваНад скатертью, залитою вином.Меж двух собак не затихает битва.Их лай и визг чуть слышны за окном.

30 июля 2008* * *

Я живу себе неспешно,Безнадежно и грешнó,В самом главном – неутешно,Что, конечно же, смешно.

Где гагары ходят купно,Как когда-то пионер,Им давно уже доступнаБитва жизни, например.

Где кикиморы в эфиреСпорят нервно вкривь и вкось:– Дважды два равно четыре, —Утверждают обе врозь.

Среди этой круговерти,Ближе А и дальше Бэ,Может сплетничать о смертиТолько филин на трубе

И всерьез на эту темуУхать сонно смысла вне,Подтверждая теорему —Два Пи Эр равно войне.

И от Волги и до БрестаТо пальба, а то гульба.В хороводе этом местаНам не выкроит судьба.

1 августа 2008* * *

Все меньше в природе озона.Все меньше в природе добра.И нет никакого резонаВ потребности слов и пера.

В окошке убавилось света,На грядках крапива, увы,И нет в послесловии летаПонятий плода и ботвы.

И птицы летят равнодушно,Тонка Ариаднина нить,И Богу, наверное, скучноПроект неудавшийся длить.

Уходит в былое привычка,Ни дня без борьбы и труда…Все глуше шумит электричка,Идущая вдоль никуда…

3 августа 2008* * *

Злобы диагноз, конечно, не вечен.Давних обид не уменьшена рать.Жаль, что лечить эти тягости нечем,Кроме ума и уменья прощать.

Снова земля, словно бранное поле:Крики, мечи и селенья в дыму.Мир непослушен рассудку и волеВ граде престольном и малом дому.

Что наши речи и бедные вздохи,Нам не подвластна и наша судьба.Мы только слуги текущей эпохиИли рабы у другого раба.

Падает лист в истечении лета,В небе кружится верста за верстойМалая кроха, живая планета,Бедная птица над пустотой.

6 сентября 2008* * *

Глухота не порок. Метафизика спит.На стене не ружье, а короткие тени,И у каждой детали изменчивый вид,Словно это лекарство от смерти и лени.

Что мне делать, скажи, с этим призраком дат,С невниманием воли и памятью тела,Я столетья спустя тот же жалкий солдатНе земного, увы, и ненужного дела.

И война впереди, и война позади,А в душе только смута и робкая тратаЭтой медной печали в чугунной грудиНе убитого жизнью солдата.

10 сентября 2008* * *

Что-то ворон раскричался над заставой,Что-то ветер надрывается в лесу.Неужели в этом мире, Боже правый,Службу вымысла напрасно я несу?

И напрасно между этими и теми,Что в засаде и, конечно, начеку,Я мишенью обозначенное темяИ судьбу свою под выстрелы влеку.

Записаться бы, наверное, в солдатыИ сражаться бы на правой стороне.Только в чем они, другие, виноватыВ этой самой необъявленной войне?

Что им скажешь про заботы и печали,Что гнетут и верховодят искони?Да и слово различат они едва лиВ лае выстрелов в тебя из-за брони.

12 сентября 2008* * *

Улетают надежды и страхиИ сплетаются в синей дали,Как на тонкой веревке рубахиНа краю бесконечной земли.

И полощется прошлое зримо,Словно парус на сонном ветру.Я вернулся из Древнего РимаК своему, напрокат, серебру.

Разложу на казенной бумаге,Сосчитаю остаток спеша.Меру вымысла, меру отвагиСохранила, надеюсь, душа.

А в окне так кроваво и рьяноРдеет горькой рябины лоза,И на дне вороненом стаканаОтражаются молча глаза.

Я допью эту пьяную меру,Додышу в толчее глухоты.И уйду в незнакомую веру,За четыре нездешних версты.

21 сентября 2008* * *

Неутешно, светло и забытоПлачет иволга в желтой листве,Как устал я от бурного бытаВ сумасшедшей и праздной Москве.

Междуцарствие сонное длится,Жизнь отложена и смещена,Неразличны эпохи и лица,Одинаковы суть времена.

Вдоль империи – гул и разлука,В середине – пальба и гульба.Как обрыдла мне эта наукаПревращения рыбы в раба.

И с какой это розничной статиЯ застрял в разночинной глушиНа летающей низко кроватиВ незатейливом ритме души.

А вокруг – безнадежные крышиВ рыжей ржавчине каменных рос…Но гулит этой мерзости вышеВроде голубь, а может – Христос.

25 сентября 2008* * *

В моей пустыне – желтая зима.В твоей пустыне – мертвый кенгуру.Как весело с утра сходить с умаИ знать, что поумнеешь ввечеру.

Глотнешь глоток казенного вина.Помедлив, запрокинешь медный лик.И, осушив посудину до дна,Развяжешь свой завязанный язык.

И скажешь вслух кому-то никому:– Вон там, в окне, меж солнцем и свечой,Приспело время занавесить тьмуПрошедшим веком вытканной парчой.

И, сей железный занавес узрев,Под пальцами неторопливых прях,Проступит наконец двуглавый левС орлом двуглавым в стиснутых когтях.

28 сентября 2008* * *

Там, на воле, только тени,Только шорохи и тьма.Встану молча на колениИ опять сойду с ума.

Тьма во тьме, жива и рьяна,Плачет, булькает, зовет.Может, Боже, это рано.Может, все наоборот.

Морда Бреста, хвост Камчатки,Между ними – пустота.Как размеры жизни краткиМерой Божьего перста.

Валок век, и не растраченВеры спутанный клубок.Бог опять суров и мраченИ пронзительно далек.

В двух руках – обломок света.В двух глазах – зима и снег.А вокруг – пространство летаИ замерзший человек.

2 октября 2008* * *

Смерть ушла из обихода.Жизнь исчезла до конца.Стал я вроде пароходаБез привычек и лица.

Мерно трудятся машины,Все известно До и От.Жизнь проплыв до середины,Плыть могу наоборот.

Все расчерчены маршруты,Направление – река.Так же коротки минуты,Как прошедшие века.

Берега лежат отлоги,Мирно движутся стада.Время делится в итогеНа «когда» и «никогда».

Ты в зеленом сарафанеНа нескошенном лугуТолько грезишься в туманеНа нездешнем берегу.

Только лодка у причала.Только смутная вода.Без конца и без началаЖизни-смерти череда.

3 октября 2008* * *

Жизнь одна прошла убого,Жизнь другая на дворе.Что-то стало меньше БогаВ наступающей поре.

Изживается аскеза,Незатейливо греша…Из обычного порезаПраздно вытекла душа.

Бойко бедная эпохаОт свобод изнемогла,И венчает скоморохаВновь на царские дела.

Ничего себе забаваВ царстве выцветших идей…Равно слева или справаЗвери в образе людей.

9 октября 2008* * *

Есть исчерпанность сюжета —Продолженья тьмою света.

Штатной смертью – жизни грешной,Однобокой и успешной.

Превращенья в то, что сталоМонотонно и устало.

Хорошо, что смерти срокиНе длинней живой мороки,

И опять в земное тело,Словно солнце, то, что село,

Мы вернемся, право слово,Чтобы жизнь продолжить снова.Так же вкривь и бестолково.

9 октября 2007* * *

Слякоть, грязь, дожди, простуда,На душе легко.На столе стоит посуда,В ней – «Мадам Клико».

На дворе горит рябинаЗолотом огня.Жизни праздной половинаБрезжит у меня.

Желты грозди винограда,Рядом ветхий том,За грехи мои награда —Этот поздний дом.

На окне свернулась кошка,Чуть болит плечо.И вселенная в окошкоДышит горячо.

12 октября 2008* * *

Ветер выдует на флейтеТо или не то,Вы нисколько не жалейтеРыжее пальто.

Не жалейте о потере,Покидая дно,Ибо каждому по вереБудет вам дано.

Междометие в полвздоха.Может быть, и вздох,Мы – последняя эпохаСреди всех эпох.

Остальных ничуть не хуже,Что уже прошли,Привяжите крылья тужеНа краю земли.

Флейта, выдохнув, допелаТо или не то.Следом в вечность полетелоРыжее пальто.

19 октября 2008* * *

Никого не узнал на последней невстрече.Никому не сказал наугад неслова.И сквозь пальцы текли незнакомые речи,И болела моя-немоя голова.

И мелькали навзрыд ридикюли и банты,И кружились, едва задевая меня.И свисали с плеча тяжело аксельбанты,Несеребряным звоном устало звеня.

Я рассыпал у «Праги» невольно монеты.И, ступая по ним, я вошел в полутьму.В этот гомон живой не моей оперетты,Незнаком, наконец, на земле никому.

А за окнами – кони, кареты, машины,Пешеходы, свирели, труба, синема,И домов островерхих лепные вершиныВсё сводили меня монотонно с ума.

Что я делал, скажите, в бессмысленном веке,Одолев, торопясь, не бессмысленный путь…Поднимите мне, нелюди, красные веки,Чтобы в душу свою, наконец, заглянуть.

22 октября 2008* * *

В этой новой реальности лихо,Не чернее, чем было всегда.Как на свете разбуженном тихо,Где от сна не осталось следа.

Шелестят осторожно машины.Шелестит, облетая, листва,Среди ночи второй половиныБеспризорные бродят слова.

В них не то чтобы мера тревоги,В них не то чтобы воли тоска,В них все больше забытые богиКрутят бледным перстом у виска.

Погуляли, попели, поелиИ потешили душу вполне,Не оставили бедную в теле,А забыли случайно во сне.

Только угли у края камина,Недопитое «кьянти» на дне,Среди ночи второй половиныНету истины даже в вине.

24 октября 2008* * *

Нет надежды, нет тревоги, нет печали,Птицы, в небе пролетая, прокричали.

Прокричали, улетели и забыли,Продолжая мерить версты или мили,

Незаметно, постепенно, бесконечно…Жизнь становится во мне бесчеловечна.

27 октября 2008* * *

Жизнь за окнами мелькает,Одномерно – До и От.Кто хотел, тот умирает.Кто не хочет, тот живет.

Закажу себе карету.Или лучше подожду,Оседлав верхом комету,Спрыгну гоголем в аду.

Вот котлы кипят направо.А налево виден рай.Между ними – переправа.Умирай не умирай.

Между ними – только вера.С медной буквою псалтырь.И своя, к примеру, мераКаждой твари в рост и ширь.

На мосту свои законы.Гомон, ропот, мельтешня,Где когда-то в годы оныЛюди видели меня.

Боль опять мелькнет в затылкеИли, может быть, в виске.И стою я на развилкеС медным грошом в кулаке.

28 октября 2008* * *

Этот мир обходи#м за неделю,Все сюжеты зажаты в горсти.Застели мне закатом постелю,Удалая навзрыд травести.

И, ребенка поутру качая,Провожая меня на войну,Навяжи мне на грудь молочаяИ прости, если можешь, вину,

Что укроют меня у дорогиНеродные мои ковыли,Что в наследство оставлю тревогиИ щепоть защищенной земли.

Что еще возле самого краяНашей будничной маетыПоказал я развалины рая,Где могла быть счастливою ты.

Где б нам ветер играл на свирели,Где бы волчья не правила сытьИ тяжелые губы алели,Истекая желанием жить.

31 октября 2008* * *

Бредят листья, облетая,Тем, что было и прошло.Как они в начале маяПили первое тепло.

Дятел глухо барабанит.В зарешеченном окнеЛист летящий память ранит,Что давно приснилась мне.

Вот собака пролетела,Вслед за листьями спеша,Провожает в небо телоПтицу именем душа.

Ветер дунул, все пропало.Только свет и облака.Словно жизни не бывалоНикогда у дурака.

Были мысли и детали,Буквы с бытом пополам.Да железные медали,Да забот ненужный хлам.

2 ноября 2008* * *

Жить хорошо – ничего не познаша,Праздно смотреть в пожилое окно.А на столе – оловянная чаша,В чаше на дне – не мирское вино.

Выпьешь до дна, постоишь на пороге,Спустишься в осень, туманом дыша,Вдруг отразится в неведомом БогеЧья-то, на миг прозревая, душа.

Дерево срубишь, сделаешь дудку.В дудку подуешь, выдуешь светТот или этот, в пику рассудку,Только бы сроком в вечнодцать лет.

Снова подуешь, выдуешь лето,Поле, а во поле – рожь да ковыль.Песня не начата, песенка спета,Вместо истории – смутная быль.

Слева направо – царства и лица,Справа налево – версты да дни.Нелюди, люди, звери и птицы —Сколько еще нелюбимой родни.

6 ноября 2008* * *

За воротами дома – ни дорог, ни людей,Пустыри, да трава, да туманные дали,Лишь маячат вдали силуэты вождейС повторением профилей их на медали.

Я окошки забил и замок на двери,Как чугунную гирю, надежно повесил,Я укрылся в своей рукотворной Твери,Где когда-то с любимой был ловок и весел.

Черный чай на железном тяжелом столе,И чугунная чашка на мраморном блюдце.Два патрона в глухом вороненом стволе,И часы, что упали и больше не бьются.

Как нелеп в этот час телефонный звонок.Как нелеп этот голос, слезами омытый,Я ж еще не спустил невзведенный курок,А сижу еще, праздный и сытый.

Что ты плачешь знакомо, родимая тварь,Что ты любишь так сильно и больно?Я – не твой этой жизни наследник и царь,И разрушен мой храм, и разбита моя колокольня.

10 ноября 2008* * *

Открыть глаза – нелепая затея,Увидеть мир и молча умереть.Забитый дом, заросшая аллеяИ винограда высохшая плеть.

Неспешный день, декабрьская Ницца,И пальцы нежно мерзнут на ветру.Неужто мне когда-нибудь приснится,Что я проснусь и медленно умру,

Машины потеряют части речи,Исчезнет звук погашенной луны,И море, опустив крутые плечи,Лишится междометия волны.

И ветка больно прорастет сквозь кожу,Кольцо на камни скатится, звеня,И солнышко, кривя в ухмылке рожу,Спокойно отвернется от меня.

23 ноября 2008* * *

Природа девственно глухаК твоим печалям, брат,Скрипит бессмысленно ольха,Стучит по крыше град.

И плачет ветер день-деньскойНавзрыд и ни о чем.А мне дано смотреть с тоскойНа праздный окоем.

Скажи, зачем мне ведать страх,Болеть чужой бедой,И знать всегда, что данный прахРазвеют над водой?

Зачем мне вера в чох и жох,Что в грудь мою стучит?Об это знает только Бог,Но знает и молчит.

24 ноября 2008* * *

Желты листья бересклета,Клены жаркие красны.Нет обратного билетаВ недосмотренные сны,

Где ты глупости приспешникИли Ирода слуга,Где ты любишь, праздный грешник,Друга меньше, чем врага.

Где свобода – лишь утратаЧести, верности, стыдаИ еще в придачу дата,Дата Божьего суда.

26 ноября 2008* * *

Упруго сердце и прохладно,Душа трезва и тяжела,Живу нелепо и нескладно,Верша убогие дела —

Кормленье белок и собаки,Уборка листьев и дорогИ писем чтение с ИтакиНа мой – больной – полувосток.

А жизнь прошла, вторая тоже,И третья брезжит с трех сторон.И да, еще, помилуй, Боже,Долгов не отданных вагон —

Тепло, забота, вера, словоИ бег за тенью, аки все,Чуть отдохнешь и дале снова,Как белка в беглом колесе,

Дыша, болея, побеждая,Надеясь, мучаясь, скорбя…И хорошо, что дальше раяНет перспективы у тебя.

2 декабря 2008* * *

Опять война стучится в двери,Коряво крутится кино.Увы, но каждому по вереЕдва ли будет воздано.

Горит ночник, на окнах шторы,И смерть скитается окрестПод тары-бары разговоры,Под на стене прибитый крест.

И в воздухе разлита рожаТуманно, смутно и едва.И надо жить, себя итожаПо всем законам естества.

В которых – смысла никакого,Одна печаль и благодать,Да веры медная основа —Страшнее жить, чем умирать.

7 декабря 2008* * *

Большого облака заплатаНа небо синее легла,Из обезглавленного штатаПрислали утром полкрыла,

С печатью красной на картоне,С корявым адресом, увы,Что был написан в ВашингтонеИ вот доехал до Москвы.

Литые клавиши забросив,Свечу на бронзе запалив,Я для тебя, мой друг Иосиф,Веду, скрипя пером, мотив.

В нем мало слов и мало веры,Надежды тоже ни гроша,Плохие жесты и манеры,В которых теплится душа.

Судьба развеяна по светуЗа сумму богоданных лет,И прошлого в запасе нету,И даже будущего нет.

И вывожу, насупив брови,Про то, что било и несло.Скрипит перо с помаркой кровиВ руке, забывшей ремесло.

14 декабря 2008* * *

Есть исчерпанность сюжета —Жизнь и смерть, зима и лето.

Войны, смерчи, наводненья,Жалкий приступ вдохновенья.

Власть, чума, успех и слава,Божий суд, мирское право.

Что ж так сердце резво бьетсяУ забытого колодца,

Возле жальника над речкой,У иконы с желтой свечкой,

От слезы твоей любимой,Всё никем не заменимой?

Только тронь – и отзовется,Все никак не разобьется.

16 декабря 2008* * *

Огни мерцают еле-елеСквозь ветви голые сосны.Который год уже ЕмелеНе снятся праведные сны.

А только серая завесаНа фоне смуты и свинца,Ни зелени живого леса,Ни различимого лица,

Ни тени женщины, скользящейЛегко под зеркалом небес,Такой родной и настоящей,В любви живущей или без.

Но сон идет, но сон светает,И даль приблизила черты,И постепенно смута тает,В которой различима ты.

И гаснет прошлое устало,И явь разбужена близка.И тело черного металлаДрожит в ознобе у виска.

22 декабря 2008* * *

Кому-то тернии любви,Кому-то сон и пересуды.А мне горячее «Аи» —Мирское средство от простуды.

Витая свечка на столе.Камин живет, дымя и плача.Да снег летит на помеле,Для мысли ничего не знача.

Страниц старинных желтизна,И ветхость кожи переплета.Мала домашняя казнаДля – в край желанный – перелета.

И что я делаю, скажи,В расхожий век в предместье Вены…В полкилометре до межи,И вечности, и перемены.

25 декабря 2008* * *

Устав от праздного труда,От царства страха и неволи,Дурак отправился туда,Где нет забот земной юдоли.

Внизу оставив облака,На горы лез, срываясь с кручи,И узнавали дуракаВ лицо нахмуренные тучи.

И так он жил, вотще стремясьСквозь селы, версты и недели.И исчезала с миром связь,Что держит жизнь на самом деле.

И наконец финал дорог,Граница государства рая.Усталый странник изнемогИ задремал изнемогая.

И жалок был бродяги вид,И жалок был образчик входа —Земной расколотый гранит,И скудная вокруг природа.

И стражники, намяв бокаИ оголив худое тело,Подняв, швырнули дуракаТуда, где плакало и пело.

Где вяз качался и скрипел,Где всадник мчался по равнине,И коростель коряво пелВ мирской и сумрачной пустыне,

Где шла привычная война,Дымилось утлое жилище,Плыла ущербная луна,Лия свой свет на пепелище.

2 января 2009* * *

Война на бешеном Востоке.До мировой подать рукой…Как люди странны и жестокиВ своей юдоли роковой.

А за окном в живом пейзажеЦерквушки тонкие кресты,Зима, распутица и дажеДо счастья к югу три версты,

До голубого небосвода,До моря мертвого вдали.Меня хранила несвободаОт края жизни и земли.

От малых бед и прочих буден,От безразличия времен.И оставался неподсуденЛюбой мой бесконечный сон,

Где столько раз душа убита,Где столько раз воскресла вновь,Где вечно плачет «Рио-Рита»Про ненасытную любовь.

4 января 2008* * *

Уплываю от вашей погоды,Улетаю от зябкого дня,И вдогонку мелькнувшие годыОсеняют надеждой меня.

Я у моря тяжелого встануИ оглохну от шума волны.И, лицо подставляя туману,Я дотронусь до мокрой луны.

Вытру слезы небесной подругиИ утешу, чем только могу.Хорошо на Нероновом югеВспоминать безмятежно пургу,

Забывать о несбывшейся встрече,О судьбе, превратившейся в быт,И, конечно, что правнук ПредтечиБудет мертвым осколком убит.

9 января 2009* * *

Все равно, чем кончается это кино —Кровью, свадьбой иль прочей забавой,Я допью наконец не мирское виноЗа какой-нибудь дальней заставой.

Без меня достреляют, доспят, допоют,Без меня разберутся в небесной задаче,Без меня дожуют и успех, и уютПод штандартом греха и удачи.

Все равно мы с тобою в одном тупикеИ с судьбою прижизненно квиты,Словно туши мясные на ржавом крюке,Будут души попарно прибиты.

Я давно заблудился в нездешнем лесу,Раньше жизни, пустой и никчемной,Так зачем и кому я упорно несуЭто бремя полуночью темной?

Чья-то гаснет звезда надо мной в небеси,Тяжелее и ýже земная дорога.И молитвы слова – «помоги и спаси» —Не доходят, наверное, даже до Бога.

10 января 2009* * *

Молитва моя не доходит до Бога.И вера моя истончилась давно,Как будто до смерти осталось немногоВ немом, и печальном, и странном кино.

В нем было начало, в нем были финалы,Вина, дорожденье, заботы, дела,Чего же, душа, ты так праздно устала,Как будто напрасно чего-то ждала?

Поставим пластинку на диск граммофона —Старинный романс о несчастной любви.В нечаянном ритме церковного звонаИ с дивным портретом твоим визави.

Колеблются свечи на фоне камина.Голландского лика знакомый овал.В окошке замерзшая в белом калина,В хрустальном и красном – живой краснотал.

Как весело слезы ронять на страницу.Как весело жить, умирая давно,И жадно смотреть на судеб вереницу.В немом и печальном, знакомом кино.

15 января 2009* * *

Как хочется среди ночиСесть наугад в машинуИ вылететь черной птицейНавстречу пустой Москве