Григорий Кружков - Переводы

Эндрю Марвелл

Andrew Marvell

1621–1678

К стыдливой возлюбленной

Сударыня, будь вечны наши жизни, Кто бы стыдливость предал укоризне? Не торопясь, вперед на много лет Продумали бы мы любви сюжет. Вы б жили где-нибудь в долине Ганга Со свитой подобающего ранга, А я бы в бесконечном далеке Мечтал о вас на Хамберском песке, Начав задолго до Потопа вздохи. И вы могли бы целые эпохи То поощрять, то отвергать меня — Как вам угодно будет — вплоть до дня Всеобщего крещенья иудеев! Любовь свою, как семечко, посеяв, Я терпеливо был бы ждать готов Ростка, ствола, цветенья и плодов. Столетие ушло б на воспеванье Очей; еще одно — на созерцанье Чела; сто лет — на общий силуэт; На груди — каждую! — по двести лет; И вечность, коль простите святотатца, Чтобы душою вашей любоваться. Сударыня, вот краткий пересказ Любви, достойной и меня и вас.Но за моей спиной, я слышу, мчится Крылатая мгновений колесница; А перед нами — мрак небытия, Пустынные, печальные края. Поверьте, красота не возродится, И стих мой стихнет в каменной гробнице; И девственность, столь дорогая вам, Достанется бесчувственным червям. Там сделается ваша плоть землею, Как и желанье, что владеет мною. В могиле не опасен суд молвы, Но там не обнимаются, увы!Поэтому, пока на коже нежной Горит румянец юности мятежной И жажда счастья, тлея, как пожар, Из пор сочится, как горячий пар, Да насладимся радостями всеми: Как хищники, проглотим наше время Одним куском! Уж лучше так, чем ждать, Как будет гнить оно и протухать. Всю силу, юность, пыл неудержимый Сплетем в один клубок нерасторжимый И продеремся, в ярости борьбы, Через железные врата судьбы. И пусть мы солнце в небе не стреножим — Зато пустить его галопом сможем!

Несчастный влюбленный

 Счастливцы — те, кому Эрот Беспечное блаженство шлет, Они для встреч своих укромных Приюта ищут в рощах темных. Но их восторги — краткий след Скользнувших по небу комет Иль мимолетная зарница, Что в высях не запечатлится.

 А мой герой — средь бурных волн, Бросающих по морю челн, еще не живши — до рожденья — Впервые потерпел крушенье. Его родительницу вал Швырнул о гребень острых скал: Как Цезарь, он осиротился В тот миг, когда на свет явился.

 Тогда, внимая гулу гроз, От моря взял он горечь слез, От ветра — воздыханья шумны, Порывы дики и безумны; Так сызмальства привык он зреть Над головою молний плеть И слушать гром, с высот гремящий, Вселенской гибелью грозящий.

 Еще над морем бушевал Стихий зловещий карнавал, Когда бакланов черных стая, Над гиблым местом пролетая, Призрела жалкого мальца — Худого бледного птенца, Чтоб в черном теле, как баклана, Взрастить исчадье урагана.

 Его кормили пищей грез, И чахнул он скорей, чем рос; Пока одни его питали, Другие грудь его терзали Свирепым клювом. Истомлен, Он жил, не зная, жив ли он, Переходя тысячекратно От жизни к смерти и обратно.

 И ныне волею небес, Охочих до кровавых пьес, Он призван, гладиатор юный, На беспощадный бой с Фортуной. Пусть сыплет стрелами Эрот И прыщут молнии с высот — Один, средь сонма злобных фурий, Он, как Аякс, враждует с бурей.

 Взгляните! Яростен и наг, Как он сражается, смельчак! Одной рукою отбиваясь, Другою — яростно вцепляясь В утес, как мужествует он! В крови, изранен, опален… Такое блюдо всем по нраву — Ведь ценят красную приправу.

 Вот — герб любви; им отличен Лишь тот, кто свыше обречен Под злыми звездами родиться, С судьбой враждебной насмерть биться И, уходя, оставить нам, Как музыку и фимиам, Свой стяг, в сраженьях обветшалый: На черном поле рыцарь алый.

Определение любви

 Моя любовь ни с чем не схожа, Так странно в мир пришла она, — У Невозможности на ложе Отчаяньем порождена!

 Да, лишь Отчаянье открыло Мне эту даль и эту высь, Куда Надежде жидкокрылой И в дерзких снах не занестись.

 И я бы пролетел над бездной И досягнуть бы цели мог, Когда б не вбил свой клин железный Меж нами самовластный Рок.

 За любящими с подозреньем Ревнивый взор его следит: Зане тиранству посрамленьем Их единение грозит.

 И вот он нас томит в разлуке, Как полюса, разводит врозь; Пусть целый мир любви и муки Пронизывает наша ось, —

 Нам не сойтись, пока стихии Твердь наземь не обрушат вдруг И полусферы мировые Не сплющатся в единый круг

 Ясны наклонных линий цели, Им каждый угол — место встреч, Но истинные параллели На перекресток не завлечь.

 Любовь, что нас и в разлученье Назло фортуне единит, — Души с душою совпаденье И расхождение планид.

Галерея

 Мне в душу, Хлоя, загляни, Ее убранство оцени; Ты убедишься: ряд за рядом По залам всем и анфиладам Висят шпалеры и холсты — Десятки лиц, и в каждом ты! Вот все, что я в душе лелею; Всмотрись же в эту галерею.

 Здесь на картине предо мной Ты в образе тиранки злой, Изобретающей мученья Для смертных — ради развлеченья. О, дрожь берет при виде их — Орудий пыточных твоих, Среди которых всех жесточе Уста румяны, темны очи.

 А слева, на другой стене, Ты видишься Авророй мне — Прелестной, полуобнаженной, С улыбкой розовой и сонной. Купаются в росе цветы, Несется щебет с высоты, И голуби в рассветной лени Воркуют у твоих коленей.

 А там ты ведьмой над огнем В вертепе мрачном и глухом Возлюбленного труп терзаешь И по кишкам его гадаешь: Доколе красоте твоей Морочить и казнить людей? И сведав то (помыслить страшно!), Бросаешь воронью их брашно.

 А здесь, на этой стороне, Ты в перламутровом челне Венерою пенорожденной Плывешь по зыби полуденной; И Альционы над водой Взлетают мирною чредой; Чуть веет ветерок, лаская, И амброй дышит даль морская.

 И тысячи других картин, Которых зритель — я один, Мучительнейших и блаженных, Вокруг меня висят на стенах; Тобою в окруженье взят, Я стал как многолюдный град; И в королевской галерее Собранья не найти полнее.

 Но среди всех картин одну Я отличить не премину — Такой я зрел тебя впервые: Цветы насыпав полевые В подол, пастушкой у реки Сидишь и вьешь себе венки С невинной нежностью во взорах, Фиалок разбирая ворох.

Глаза и слезы

 Сколь мудро это устроенье, Что для рыданья и для зренья Одной и той же парой глаз Природа наградила нас.

 Кумирам ложным взоры верят; Лишь слезы, падая, измерят, Как по отвесу и шнуру, Превознесенное в миру.

 Две капли, что печаль сначала На зыбких чашах глаз качала, Дабы отвесить их сполна, — Вот радостей моих цена.

 Весь мир, вся жизнь с ее красами — Все растворяется слезами; И плавится любой алмаз В горячем тигле наших глаз.

 Блуждая взорами по саду, Везде ища себе усладу, Из всех цветов, из всех красот Что извлеку? — лишь слезный мед!

 Так солнце мир огнем сжигает, На элементы разлагает, Чтоб, квинтэсссенцию найдя, Излить ее — струей дождя.

 Блажен рыдающий в печали, Ему видны другие дали; Росою скорбный взор омыв, Да станет мудр и прозорлив.

 Не так ли древле Магдалина Спасителя и господина Пленила влажной цепью сей Своих пролившихся очей?

 Прекрасней парусов раздутых, Когда домой ветра влекут их, И персей дев, и пышных роз — Глаза, набухшие от слез.

 Желаний жар и пламя блуда — Все побеждает их остуда; И даже громовержца гнев В сих волнах гаснет, зашипев.

 И ладан, чтимый небесами, Припомни! — сотворен слезами. В ночи на звезды оглянись: Горит заплаканная высь!

 Одни людские очи годны Для требы этой благородной: Способна всяка тварь взирать, Но только человек — рыдать.

 Прихлынь же вновь, потоп могучий, Пролейтесь, ливневые тучи, Преобразите сушь в моря, Двойные шлюзы отворя!

 В бурлящем омуте глубоком Смешайтесь вновь, поток с истоком, Чтоб все слилось в один хаос Глаз плачущих и зрячих слез!

Юная любовь