Избранное - Хафиз Хорезми
Когда, терзая, милый друг казнить меня желает,
Меня губить он гнетом мук, стократ казня, желает.
Но сердцу — радость, а не стыд терпеть обиды друга,—
Больное сердце вновь обид день ото дня желает.
Когда весь мир зальют лучи сияющего солнца,
Влюбленный жечь себя в ночи в пылу огня желает.
От века розу обожал ты, соловей, страдая,
Но роза жить, шипами жал тебя дразня, желает.
И как в леченье ждать удач, увы, больному сердцу,
Когда меня сгубить сам врач, хворь не гоня, желает!
Для суетного благодать — себя богатством тешить,
Влюбленный — в горестях страдать, любовь храня, желает.
В сады блаженств мирская страсть влечет нас неуклонно,—
Хафиз — с Мансуром вместе пасть, главу клоня, желает.
* * *
Взор безбожный твой мне душу разорить жестоко хочет,
Реки слез моих на сушу вылить в два потока хочет.
О любви я ей ни слова, даже мучась не промолвлю,
А она меня бедово мучить, грозноока, хочет.
Сердце мучится сурово, пылом страсти одержимо,
Если друг мой на другого глянуть хоть в полока хочет.
Много лет — за летом лето — гибну я в тенетах страсти,—
Что же мрак кудрей со света сжить меня до срока хочет?
Умертвит всю душу в теле, в узах тленности исчезнет,
Кто достичь заветной цели — твоего порога хочет.
Сколько сломленных страданьем жжет она огнем разлуки,
А кого ж она избраньем вознести высоко хочет?
Я горю, Хафиз, багрово,— любо ей любить другого,
А меня она сурово прочь прогнать далеко хочет.
* * *
Полумесяцы ли это, брови ль выгнуты красиво?
Живописцы всего света изумятся: «Что за диво?»
Перед ними я в смиренье каждое мое мгновенье:
Тяжко бьют меня каменья — я для них, увы, пожива.
И я верности не рушу: не войдет чужое в душу,—
Море выплеснет на сушу всякий сор в часы прилива.
С той поры, как волей рока стал страдать я одиноко,
Град каменьев бьет жестоко в грудь меня без перерыва.
О кудрях твоих в кручине, я готов брести в пустыне,—
Я с Меджнуном дружен ныне — как и он, бреду тоскливо.
Не был бы мой плач горючим, я б сгорел в пыланье жгучем:
Сушь всегда грустит по тучам, все сухое ждет полива.
Не твердите мне заклятья от любви: рожден сгорать я,—
Что вам в жизни моей, братья,— отвечайте мне правдиво.
Я — скиталец града страсти, о друзья, терплю напасти,—
Верьте сердцу, его власти, правоте его призыва!
Ты, Хафиз, со всеми в ссоре,— будь же стойким в своем горе,
Будь достоин того моря, где любовь кипит бурливо.
* * *
В тот миг, когда душа огнем — любовною тоской пылает,
Я стон свой не сдержу — и в нем весь свет, весь мир-мирской пылает.
Когда я лик, любимый мной, припомню, огненно стеная,
Все небо с солнцем и луной, навек забыв покой, пылает.
Едва твой лик мелькнет вдали — в цветущий сад заронит искру,—
От жара все сады земли в огне весь день-деньской пылают.
Едва лишь ты красу свою на зависть райским кущам явишь,—
В тоске все гурии в раю от зависти такой пылают.
Твой огненно-палящий лик я описать, увы, не в силах:
Лишь слово молвлю — мой язык от страсти колдовской пылает.
И тот, кого любовь сожгла, познал всю сласть самосожженья:
Он, сам себя паля дотла своею же рукой, пылает.
Едва ты жаркий стон издашь, Хафиз, у милого порога —
Глядишь, в дверях стоящий страж, зажжен твоей тоской, пылает!
* * *
От разлук с тобой в обиде, очи поневоле плачут,
А рыданья эти видя, в теле дух от боли плачет.
И когда я о пропаже, повелитель мой, рыдаю,
Видя это, твои стражи — сострадая, что ли — плачут!
Если о моей потере хоть одно я слово молвлю,
Дивы, ангелы и пери — все в небесном доле плачут.
И когда я, раб безгласный, созову гостей достойных,—
Даже гости о злосчастной моей горькой доле плачут.
И когда явили милость псы мне у ее порога,
Глядь, любимая смягчилась: гордая дотоле, плачет.
Я решил и жизнь оставить, истомившись от рыданий,—
Ты не можешь и представить, как бедняк в недоле плачет!
Нет суровей и сердитей, чем властитель мой жестокий:
На Хафиза поглядите — бедный, он все боле плачет.
* * *
Сахар уст твоих рдяных — это чудо из чуд,
Цепи локонов пряных сердце болью гнетут.
Мое слово, что вилось, словно кудри твои,
Как уста твои, скрылось, и не внемлет мне люд.
Ты томишь и лукавишь и терзаешь стократ,
И к лукавству прибавишь сто лукавых причуд.
У султана Махмуда раб был верный — Аяз,
Но Аязу — вот чудо!— стал слугою Махмуд!
Пожалев, приголубит — и уж я не бедняк:
Если бедного любят
