Леонид Леонов - Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945]
Повоевав пару месяцев, я постепенно обучился владеть не только киркой и лопатой, но и стал разбираться в минно-подрывном деле. Просто, понял я, вначале наши мудрые командиры оберегали нас от возможных ошибок, которые подстерегают сапера на каждом шагу и чаще всего имеют роковые последствия: не зря же говорят, сапер ошибается один раз в жизни.
Мои размышления о роли и месте инженерных войск в современной войне были прерваны появлением у машины старшины «Оружие в козлы». Столь странную кличку Иван Михайлович Зозуля приобрел за то, что носил под кожанкой медаль «За боевые заслуги», которой был награжден в 1940 году на финской войне. На этой медали, как известно, изображены крест-накрест винтовка и сабля, чем-то в самом деле напоминающие оружие, составленное в козлы, как это делают бойцы на привале.
Зозуля охотно поддерживал распространенную в батальоне игру: когда кто-либо, особенно из новичков, спрашивал его: «А какая медаль у вас, старшина?» — он отвечал: «Да эта, как ее, оружие в козлы». Зозуля постоянно ходил в кожаной куртке, носил на левом запястье большие, с компас, часы Кировского часового завода, которыми тоже был не прочь похвастаться, тем более что в батальоне мало у кого был тогда этот столь нужный на войне прибор.
В общем старшина во многом был оригинал и выделялся среди других. Но не это составляло его суть. Иван Михайлович Зозуля был старшина божьей милостью. Он являлся одновременно и отцом, и другом, и командиром молодым солдатам. Не знаю, каким чутьем он угадывал, где нужна его помощь, но сам был свидетелем, как не раз в решающую минуту «Оружие в козлы» оказывался именно там, где требовались воля и сила старшего.
Появившись у машины, старшина предупредил, чтобы люди далеко не отлучались, приказал нашему взводу срочно получить на складе 10 «блинов» и оповестил, что сам он поедет в головной машине, с первым взводом. В этом распоряжении скрыта еще одна профессиональная тонкость инженерных войск. Получить 10 «блинов» означало взять 10 трофейных мин для взрывных работ, а старшина поедет с первым взводом потому, что у него в карманах кожанки хранятся капсюли-детонаторы и с ними полагается ехать отдельно от взрывчатки.
Наконец, когда в лесу совсем стемнело, наши три грузовика один за другим вытягиваются из леса на проселок. Тут светлее, чем под деревьями, и можно еще кое-что разглядеть, по крайней мере, обнаружить под ногами некое подобие дороги, идущей в нужном нам направлении.
Постепенно колонна растягивается, каждый взвод получает свое задание. Нашему выпало укрепить мост через небольшую речушку. Старый, судя по всему, был построен давно, береговые опоры еще прочны, но настил провис. Чтобы меньше рисковать, кто-то положил поверх две мощных плахи, соединив ими берега. Плахи были из могучего дерева — толстыми и необыкновенно широкими, по ним без опаски могли проходить машины, даже с пушками на прицепе. Но танки, да еще целая бригада, раздавят такой мост мигом.
Решаем подвести под центр моста ряжевую опору. Из ближнего леса подносим бревна, собираем из них под мостом сруб, напоминающий колодец, и загружаем это сооружение камнями — благо их вокруг как картошки на плохо убранном поле. Через час-полтора с заданием покончено. Работа неказистая, но надежная. По такому мосту легко пройдут танки не то что одной бригады, а хоть всего корпуса.
Ориентируясь по указкам, что оставлены ушедшими вперед нашими товарищами, догоняем оба взвода. И ко времени. Машины уперлись в переправу через плотину разрушенной мельницы. Причем, это была не речушка, а, судя по прямым и ровным берегам, обводной канал. Вода сочилась через завалы из гнилых бревен, соломы и мусора.
О том, что здесь может быть переправа, и думать нечего. Мы стали искать другое место, более подходящее, и вскоре выше по течению нашли брод с крепким дном и пологими берегами. То, что надо для прохода танков. Однако вода была высоковата, требовалось понизить уровень. Как быть? Прикинули: если убрать завалы мусора на плотине, вода спадет. Решаем завал подорвать, а чтобы не поднимать лишнего шума, заряд опустить под воду. К паре жердей прикрепили трофейные «блины», погрузили их в пучину и подожгли шнур. Послышался глухой, утробный звук, плотина осела, и вода, захватывая мусор, устремилась вниз.
Вскоре там, где разливалось зеркало пруда перед плотиной, остались небольшие блюдца. Но, странное дело, вода в них кипела. Наиболее сноровистые солдаты мигом смекнули, в чем дело, и кинулись вниз. На дне канала, где в понижениях еще оставалась вода, предчувствуя беду, металась рыба, сплетались в клубки, блестящие под тусклой луной змеи. То были невиданные прежде многими из нас угри. Поняв, что это тоже рыба, солдаты пытались вылавливать их, однако те не давались в руки, выскальзывали и снова сплетались в клубки. Когда их все же выбрасывали на берег, они не подпрыгивали, как большие рыбины, в траве, не затихали, они ползли, как ползают змеи или ужи, устремляясь в одну сторону, к плотине.
Брод мы обнажили как следует, проверили съезд и выезд, поставили указки — за этот участок маршрута можно быть спокойными. Мы двинулись дальше.
Как оказалось, на пути находилось еще одно существенное препятствие, которое требовало нашего внимания. Маршрут пролегал через неглубокий, но заболоченный овраг. Остаток ночи ушел на то, чтобы уложить по дну его бревенчатый настил, надежно скрепить бревна скобами, подсыпать грунта — короче, сделать все, чтобы и здесь колонна прошла без задержки.
За ночь мы крепко устали, извозились в грязи, промокли, но чувство исполненного долга пересиливало другие ощущения. Тем более, что уже светлело и мы знали, что взводам предстоит дневной отдых. Приказано было не мельтешить, углубиться в лес. Оставалось найти подходящее место для дневки.
Продираясь сквозь заросли, мы набрели на небольшую поляну, где можно было расположиться, чтобы перевести дух, подкрепиться сухим пайком и обогреться у костра из сухих сучков и веток, сложенных шатериком и горевших без дыма.
Но обогреться у вожделенного костра в то утро нам так и не удалось. Едва мы спешились с машины, как над верхушками деревьев прошуршало хорошо знакомое фронтовикам «шу-шу-шу» — пролетел тяжелый снаряд, который солдаты звали чушкой, — и в глубине леса, впереди нас, ухнул сильный взрыв. Послышался треск деревьев и по-осеннему, наполовину уже голому лесу прокатилось короткое эхо.
Задрав головы кверху, мы застыли на своих местах, кто где стоял, но не успели прийти в себя, как на опушке, в том самом месте, где пять минут назад мы въезжали в лес, ухнул второй взрыв. Вилка! — мгновенно сработала моя артиллерийская выучка. Так стреляют из пушек, когда нащупывают цель. Первый снаряд перелет, второй недолет, третий должен лечь между ними, значит, на поляне. Поняв это, я крикнул: «Ложись!» И в ту же секунду третий снаряд рванул на другом конце поляны, где только что расположился второй взвод.
Когда взметенная взрывом земля осыпалась и мы подбежали к месту трагедии, картина предстала ужасающая. Снаряд разорвался неподалеку от того места, где стоял старый «ЗИС», скомкав и отбросив его в сторону. На месте взрыва зияла глубокая воронка. Она дымилась, хотя казалось: что там могло гореть? Сырая земля или корни, пронизавшие ее? Первой нелепой мыслью было погасить огонь — ведь мы только что хотели развести костер без дыма, чтобы наше присутствие в лесу не обнаружил вражеский самолет-разведчик…
Больше выстрелов не было — только эти три. Мы так и не поняли, был ли то прицельный огонь по нашей небольшой группе или какая-то другая необходимость вынудила немецких артиллеристов выпустить эти три снаряда по классической схеме, но бед они натворили много. Как оказалось, одним снарядом был выведен из строя почти весь второй взвод — трое убитых и семь или восемь раненых…
* * *Как бы ни была верна мысль о том, что войны без жертв не бывает, привыкнуть к виду смерти даже на фронте невозможно. Еще до того, как попасть на передовую, я с лихвой нагляделся на мертвецов. Правда, пока не столько убитых военных, как того следовало ожидать, а на ни в чем не повинных мирных людей. Да, так уж вышло в жизни.
Однако до того октябрьского утра, когда в осеннем лесу под Шяуляем рванул крупнокалиберный снаряд и разметал полвзвода, во всех прежних случаях смерть настигала незнакомых мне людей, а тут были свои, из одной роты, соседнего взвода, с кем только что таскали бревна из леса, рыли окопы, укрепляли мост. Одежда, вещи, инструменты — все разбросано, среди оставшихся в живых полная растерянность, и неизвестно как подступиться к делу, чтобы навести хоть какой-то порядок. Должен же кто-то распорядиться, что делать. К счастью, тут как тут появился старшина Зозуля, и все дальнейшие команды исходили от него.
Я долго гнал от себя воспоминания об этом ужасном дне — может, потому он и запечатлелся в памяти в виде разрозненных, не связанных между собой отдельных картинок.
