«Не верь разлукам, старина…» - Юрий Иосифович Визбор
Откинутся доски, земля отлетит,
И ротный построиться роте велит.
И снова — «ара!»,
Опять из-за танков палит немчура.
Нельзя им сторонкой уйти от судьбы —
Воронки, воронки… грибы да грибы…
1967
Помни войну
Помни войну, пусть далёка она и туманна.
Годы идут, командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно —
Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.
Гром поездов. Гром лавин на осеннем Кавказе.
Падает снег. Ночью староста пьет самогон.
Тлеет костер. Партизаны остались без связи.
Унтер содрал серебро со старинных икон.
Помни войну! Стелет простынь нарком в кабинете.
Рота — ура! Коммунисты — идти впереди!
Помни войну! Это мы — ленинградские дети —
Прямо в глаза с фотографий жестоких глядим.
Тихо, браток. В печку брошены детские лыжи.
Русский народ роет в белой земле блиндажи.
Тихо, браток! Подпусти их немного поближе —
Нам-то не жить, но и этим подонкам не жить.
Помни войну, пусть далёка она и туманна.
Годы идут, командиры уходят в запас.
Помни войну! Это, право же, вовсе не странно —
Помнить все то, что когда-то касалось всех нас.
1970
Ванюша из Тюмени[28]
В седом лесу под Юхновом лежат густые тени,
И ели, как свидетели безмолвные, стоят.
А в роте, в снег зарывшейся, Ванюша из Тюмени,
Единственный оставшийся нераненый солдат.
А поле очень ровное за лесом начиналось,
Там немцы шли атакою и танки впереди.
Для них война короткая как будто бы кончалась,
Но кто-то бил из ельника, один, совсем один.
Он кончил школу сельскую, зачитывался Грином,
Вчера сидел за партою, сегодня — первый бой.
Единственный оставшийся с горячим карабином,
С короткой биографией, с великою судьбой.
Когда же вы в молчании склонитесь на колени
К солдату неизвестному, к бессмертному огню,
То вспомните, пожалуйста, Ванюшу из Тюмени,
Который пал за Родину под Юхновом в бою.
1970
Западный Берлин
Там, в маленьком кафе
На углу Шенхаузераллеи,
Где четыре старухи ежедневно
Обсуждают итоги
Первой и Второй мировой войны…
Там, в маленьком кафе
На углу Шенхаузераллеи,
Где из окон видны еще руины,
Где безногий человек
С самого утра все глядит в стакан…
Там, в маленьком кафе
Посредине города Берлина,
На углу двадцатого столетья,
На опасном перекрестке
Двух противоборствующих систем…
Там, в маленьком кафе
Посреди задымленной Европы,
На груди у небольшой планеты,
Что вращается по скучной
Круговой орбите вокруг звезды…
Там, в маленьком кафе,
Ничего такого не случилось,
Просто мы по-русски говорили,
И сказали старухи:
«Надо было раньше добить англичан».
1970, Западный Берлин
А парни лежат
Памяти оставшихся на далекой тропе
Поникшие ветви висят над холмами.
Спят вечным покоем ушедшие парни.
Оборваны тропы погибших ребят.
Здесь время проходит, шагая неслышно,
Здесь люди молчат — разговоры излишни.
Далекое — ближе… А парни лежат.
Плечами к плечу они шли вместе с нами
И беды других на себя принимали.
Их ждут где-то мамы. А парни лежат.
Костровые ночи плывут в поднебесье.
Другие поют их неспетые песни.
Далёко невесты. А парни лежат.
Но память о них бьется пламенем вечным.
Меня этот свет от сомненья излечит
И сделает крепче. А парни лежат…
1970
Рассказ ветерана
Мы это дело разом увидали,
Как роты две поднялись из земли,
И рукава по локоть закатали,
И к нам с Виталий Палычем пошли.
А солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,
Постой, подпустим ближе, дорогой».
И тихо в мире, только временами
Травиночка в прицеле задрожит.
Кусочек леса редкого за нами,
А дальше — поле, Родина лежит.
И солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,
Постой, подпустим ближе, дорогой».
Окопчик наш — последняя квартира,
Другой не будет, видно, нам дано.
И черные проклятые мундиры
Подходят, как в замедленном кино.
И солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я кричу: «Давай, Виталий Палыч,
Давай на всю катушку, дорогой!»
…Мои года, как поезда, проходят,
Но прихожу туда хоть раз в году,
Где пахота заботливо обходит
Печальную фанерную звезду,
Где солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Где не было судьбы у нас другой…
И я шепчу: «Прости, Виталий Палыч,
Прости мне, что я выжил, дорогой».
1972
На реке Мга
Вот автобус преогромный, словно желтый паровоз.
Пассажиры пожилые, все в очках для наблюденья.
Это шофер заграничный немцев западных привез
На поляночку лесную, где гуляют привиденья.
Речка тихая играет, птичка божия поет,
Ходят парочки в обнимку, блещут зори и закаты.
Привиденья получают небогатый продпаек,
Пишут письма перед боем. Проверяют автоматы.
Немцы старые выходят и платочки достают,
Молча смотрят на ромашки, на
