«Не верь разлукам, старина…» - Юрий Иосифович Визбор
Огней аэродромная строка
Закончит многоточьем это лето,
И в море домодедовского света
Впадет разлука, будто бы река.
Припев
Передо мною горы и река…
1978, Памир
Я в долгу перед вами
Снег над лагерем валит,
Гнет палатки в дугу…
Я в долгу перед вами,
Словно в белом снегу.
Я всю память листаю,
Завалясь на кровать,
Я в Москву улетаю,
Чтобы долг свой отдать.
Где же вы пропадали? —
Этих лет и не счесть.
Отчего не писали? —
Я бы знал, что вы есть.
И московский автобус,
Столь банальный на вид,
Обогнул бы весь глобус
От беды до любви.
Претендуя на имя
И ваши права,
Шли ко мне всё иные
Имена и слова.
То трубил я охоту,
То я путал следы,
То туман над болотом
Принимал за сады.
То я строил квартиры,
В которых не жил,
То владел я полмиром,
В котором тужил…
От хлопот тех осталось —
Чемодан да рюкзак,
Книги, письма и жалость,
Что все вышло не так.
Спит пилот на диване —
Кто ж летает в пургу?
Я в долгу перед вами,
Словно в белом снегу.
Отчего так не скоро
И с оглядкой бежит
Телеграмма, которой
Ожидаешь всю жизнь?
1978, Памир
Переделкинский вальс
В это утро шел снег.
Этой осенью шел он однажды,
Но — растаял… Теперь
Электрички несутся в снегу.
Этой ночью был сон,
Сон, по-моему, вещий и важный.
Мы уходим гулять,
Этот сон вспомнить я не могу.
А кто-то кружит, кружит над нами
И требует посадки,
Но ему-то помогут,
А нам-то как быть?
Что забыть, что любить?
В даль какую бежать без оглядки
Меж сугробов сомнений
По льдистой тропинке любви?
Переделкино спит
После скучных субботних веселий
И не знает еще,
Что настала уж зимняя жизнь.
Мы неспешно идем,
Мы справляем любви новоселье,
И нетоптаный снег
Удивительно кстати лежит.
Ах, какая зима
Опустилась в то утро на плечи
Золотым куполам,
Под которыми свет мы нашли.
И не гаснет огонь,
И возносятся сосны, как свечи,
И Борис Леонидыч
Как будто бы рядом стоит.
А кто-то кружит, кружит над нами
И требует посадки,
Но ему-то помогут,
А нам-то как быть?
Что забыть, что любить?
В даль какую бежать без оглядки
Меж сугробов сомнений
По льдистой тропинке любви?
1978, Памир
«Что скажу я тебе — ты не слушай…»
Что скажу я тебе — ты не слушай,
Я ведь так, несерьезно скажу.
Просто я свою бедную душу
На ладони твои положу.
Сдвинем чаши, забудем итоги.
Что-то все-таки было не зря,
Коль стою я у края дороги,
Растеряв все свои козыря.
Ах, зачем там в ночи запрягают
Не пригодных к погоне коней?
Это ж годы мои убегают
Стаей птиц по багряной луне.
Всю неделю стучали морозы
По окошку рукой костяной,
И копили печали березы,
Чтобы вдоволь поплакать весной.
Ни стихам не поверив, ни прозе,
Мы молчим, ничего не сказав,
Вот на этом жестоком морозе
Доверяя лишь только глазам.
1979
Сад надежд
Тайна моя, мой единственный клад,
Молча вхожу я в свой маленький сад.
Там не тюльпаны, не вишни в цвету —
Там — наши надежды.
Я святые слова, как цветы, собираю.
Только, Боже, кому их отдать?
Чей костер там в тумане мигает?
Уж не твой ли, моя дорогая,
Не меня ли ты вышла встречать?
Я надежды свои на тебя возлагаю.
Встреться мне только раз, только раз.
Дни проходят, моя дорогая,
Словно дым над сырыми лугами,
И летят, и летят мимо нас.
Грозы и бури, мороз, снегопад
Мяли надежды, губили мой сад —
Но воскресал он во все времена:
В этом саду все весна да весна.
Как я долго иду, суету раздвигая,
Как боюсь я не встретить зарю…
Подожди у огня, дорогая,
Я тебе свою жизнь предлагаю.
Я тебя, понимаешь, люблю.
1979
Леди
Песня, начатая в Восточно-Сибирском море и дописанная на Черном море
О, моя дорогая, моя несравненная леди!
Ледокол мой печален, и штурман мой смотрит на юг,
И представьте себе, что звезда из созвездия Лебедь
Непосредственно в медную форточку смотрит мою.
Непосредственно в эту же форточку ветер влетает,
Называвшийся в разных местах то муссон, то пассат,
Он влетает и с явной усмешкою письма читает,
Не отправленные, потому что пропал адресат.
Где же, детка моя, я тебя проморгал и не понял?
Где, подружка моя, разошелся с тобой на пути?
Где, гитарой бренча, прошагал мимо тихих симфоний,
Полагая, что эти концерты еще впереди?
И беспечно я лил на баранину соус ткемали,
И картинки смотрел по утрам на обоях чужих,
И меня принимали, которые не понимали,
И считали, что счастье является качеством лжи.
Одиночество шлялось за мной и в волнистых витринах
Отражалось печальной фигурой в потертом